Таёжные были - Зубарев Виктор Александрович 9 стр.


Но закончил ободряюще:

 А у вас, вроде, настрой хороший. Похоже, вы парни серьёзные, с толком собираетесь, интересуетесь всем. Верю, что у вас получится. Ну, дай Бог!


От таёжного посёлка Бийка до зимовья, где нам предстояло промышлять, было примерно тридцать километров, если учесть все зигзаги и неровности. Но дороги туда мало-мальской, как я потом понял, не было было направление в виде колеи, проделанной несколько лет назад гусеничным трелёвочным трактором, она так и называлась Тракторная. Похоже, не было особой нужды в этой дороге ни конной тропы не набито, ни даже человеческого следа рядом не видно. Со слов Ермолина, зимовье это было построено сравнительно недавно для сборщиков клюквы и стояло оно где-то на краю болота. Вот до него-то и лежал наш путь.

Повёз нас сам Ермолин на своём гусеничном тракторе ДТ-75. В тележку загрузили скарб, кое-какие материалы, продукты, собак. И мы будущие добытчики залезли. Тронулись. Чуть более часа ехали по насыпной гравийке: трактор весело лязгал гусеницами на пятой передаче. Но вот свернули на грязную, с большими лужами, разбитую когда-то трелёвочными тракторами, предназначенную только для них, дорогу. Хотя дорогой её назвать можно было условно, точнее было бы сказать: впереди простиралась цепочка котлованов непонятной глубины, заполненных грязной жижей. Трактор, выныривая из одного котлована, тут же утопал в следующем; телегу болтало из стороны в сторону, порой гусеницы трактора, полностью утопавшие в луже, взбурлив отстоявшуюся жижу, выталкивали её за края, образуя целые водопады по обочинам. Так продолжалось около часа; ползли совсем медленно. Мы уже счёт времени потеряли, и нам казалось, что едем целую вечность. Подумалось: такая дорога всякую романтику мигом отобьёт. Постепенно к тряске привыкли, крепко держась одной рукой за борт, другой придерживая собаку за ошейник. И уже стало казаться, будто мы плывём на огромной лодке и нас ритмично качает на волнах. И, если бы не беспокойство о собаках, можно было бы и вздремнуть. О, бедные собаки!.. Каково было им! Глаза чуть ли не на выкате, языки почти на полу, слюна бежит Но отпустить их своим ходом мы не решались: молодые, неопытные, могут повернуть назад. Некоторые вещички развязались и метались по телеге от борта к борту, но ловить их было опасно: можно и самому вылететь за борт.

Ермолин был увлечён только дорогой. Уже устал рычагами ворочать старался в колею попасть, не вылететь из неё. Изредка оглядывался назад: на месте ли груз. Но всё-таки где-то он прозевал, не притормозил сам трактор проскочил промоину в правой колее, а вот тележка, резко провалившись передним колесом, круто накренилась на правый борт и опрокинулась на бок. И всё её содержимое с визгом и криком полетело на землю. Трактор встал. Я никогда ранее не испытывал полёт на катапульте, но после этого я понял примерно, что это такое. Возможно, я пролетел по воздуху не меньше пяти метров и, описав дугу, плюхнулся на землю. К великому счастью, нам всем повезло приземлились все удачно, включая и наших собачек. Если не брать в расчёт лёгкие ушибы и ссадины. Как ни странно, никто из нас не ругался. Наоборот, стало даже смешно. Наверное, смех явился своего рода разрядкой от сложившейся стрессовой ситуации. Конечно, могло быть и хуже тогда было бы не до смеха.

Собак поймали, привязали. Стали думать, как тележку на колёса ставить. Слава Богу, Ермолин мужик тёртый: отцепил тележку, поставил трактор поперёк неё, закрепил трос к ней и потихоньку поставил на колёса. Закидали всё обратно и тронулись дальше.

Уже во второй половине дня остановились на берегу красивой и широкой, но неглубокой реки. Несмотря на каменистое дно, течение было довольно спокойное. Мы с удовольствием зашли в речку, умылись и напились прохладной горной воды. Сквозь чистую, прозрачную воду просматривался каждый камешек. От наших шагов метнулся в тёмную глубь небольшой косячок молодых харюзков.

Ермолин, умывшись и вытирая лицо изнанкой кепки, сказал:

 Здесь брод, оттого и мелкой река кажется. По весеннему паводку по ней ещё лес сплавляют. Кстати, называется Байгол. До вашего зимовья километров восемь осталось. Зимой будете выходить, ориентируйтесь на это место. Здесь недалеко старый барак есть. Скоро сюда заготовители леса сплавщики заедут. Зимой будут лес готовить. Имейте это в виду. Мало ли что понадобится, можете до них дойти.

От реки Байгол мы ехали уже совсем медленно. Давно-давно проложенная колея местами затянулась травой и мелким кустарником. Местность немного заболотилась появилась опасность завязнуть гусеницами трактора в болотной жиже. Ермолин старался объезжать такие места, и тогда возникала опасность зацепиться бортом телеги или колесом за какое-нибудь дерево или пенёк, что не сулило тоже ничего хорошего. Нам же опять только и приходилось, что уворачиваться от толстых ветвей деревьев, чтобы не быть сброшенными с телеги.

И всё-таки до конечного пункта доехать было не суждено. Колея ныряла в небольшую речушку. Похоже, здесь был наведён когда-то бревенчатый мост, но его, судя по всему, смыло весенними паводками. Ермолин остановил трактор, вылез из кабины и крикнул:

 Всё, выгружайся, дальше не проедем. Здесь до зимовья ещё километра три будет. Эта речка Яндач называется. Вброд на тракторе можно увязнуть. А вам в болотниках можно пройти. Идите сначала налегке, только самое необходимое возьмите. А потом потихоньку всё перетащите. Колея до самого болота видна будет, не промахнётесь. Изба на видном месте, засветло ещё успеете дойти. Яндач впадает в речку Тогуна, в полутора километрах отсюда. Здесь и будут ваши охотничьи угодья. Осмотритесь. Вторую избу найдёте я вам говорил, где она стоит. Назад дорогу тоже найдёте, не заблудитесь.

И пожелав ни пуха ни пера, залез в трактор, начал разворачиваться в обратный путь. Оба охотника молча и растерянно смотрели вслед уезжающему трактору. Такое начало дела их явно удручало. Закурили, переглянулись.

Вот так мы, четверо начинающих добытчиков (с учётом двух собак), въехали в далёкую тайгу Горного Алтая, и начались наши нелёгкие охотничьи будни. А всё бы ничего особенного, если бы не ряд обстоятельств, которые вызывали у нас некоторое волнение. Главное мы с Мишей впервые оказались с глазу на глаз с неизвестной тайгой, с незнакомыми условиями таёжной жизни. Мизерный опыт, полученный мной за осенний недолгий период на заготовке ореха, ещё не давал уверенности в завтрашнем дне. К тому же мой друг Мишка вообще не имел охотничьих навыков. Он вырос в шахтёрском городке на Украине. И ружьё одностволку Иж-18 двадцать восьмого калибра приобрёл буквально перед практикой.

Я уже имел небольшой охотничий опыт. Вырос в посёлке, где боры сосновые и дубравы, дичь там водилась разная. И охотой я увлёкся с детства. Настоящим охотником считать себя было рано, хотя неплохо уже разбирался в следах. Да и здешней практики было пока маловато. Но нас с Мишей объединяло одно очень важное обстоятельство мы были молоды и энергичны, в наших сердцах кипела страсть к познанию. И мы были из той категории людей, которые готовы были променять городской комфорт на неустроенную таёжную жизнь, полную лишений и опасностей


Накурившись вдоволь (в кузове болтающейся тележки у нас такой возможности не было), мы приободрились, обговорили, что взять с собой в первую очередь, и тронулись. Нам уже не терпелось скорее познакомиться со своим новым жилищем, которое должно стать приютом на целых четыре месяца.

После почти часовой разминки по зарастающей молодой порослью просеке, обозначенной когда-то тракторными гусеницами, мы выбрели на небольшой светлый взгорок и увидели то самое зимовье. Окружённое с трёх сторон берёзами и осинами, стояло оно почти у самого спуска к огромному чистому безлесному пространству, именуемому болотом.

В первое мгновение нас постигло разочарование. Из книг мы оба имели представление об охотничьих зимовьях. Но здесь стоял обыкновенный бревенчатый сарай, причём срубленный наспех. Видимо, в тот год хороший урожай клюквы уродился, или план по ней подкинули промхозу, вот и понадобился срочно дом для артели. Кроме этого сарая, ничего рядом больше не было. Внутри стояли высокие нары во всю противоположную стену, слева от двери большая железная печь, напротив, под небольшим окошечком,  узкий столик. Сразу бросились в глаза зияющие сквозные дыры по углам. К ещё «пущей радости» для себя, мы не обнаружили ни одного полена дров.

 Вот попали в рай! Может, это не то место, может, где ещё изба есть,  попытался утешить себя Михаил.

 Да нет, Миша, наша это изба, судя по Ермолинскому описанию,  уверенно, но с чувством сожаления от этой уверенности, утвердил я.  Давай дров вначале на ночь наготовим, а то стемнеет уже скоро, да еду успеть бы приготовить.

Наутро проснулись разбитыми и не отдохнувшими. Хоть и конец октября ещё, но ночи уже прохладные, с лёгким заморозком, а сквозная вентиляция по углам избы не способствовала сохранению тепла. Пока готовили ужин, печку раскочегарили. Ложились спать жара невозможная. Но среди ночи пришлось вставать, подтапливать. Одеяла остались ещё на месте выгрузки. Стало понятно, чем нам первые дни заниматься. Сколько уйдёт времени на обустройство? Сколько сможем дров навалить? Также чётко мы осознавали обратной дороги нет, надо осваиваться и хорошо подготовиться, чтобы не горевать, когда морозы ударят.

 Никто тут «запас для солдата не припас»,  пошутил я,  тайге придётся нас немного подождать. Ох, а как не терпится скорее сорваться да осмотреться, что тут за места!

2

Октябрь был уже на исходе. Рутинные дела наконец закончены. Двуручной пилой (в простонародье её прозвали «Дружбой-2») мы наготовили две поленницы дров из сырых берёз и осин, что стояли ближе к жилищу. А сушняк пришлось искать далеко, метров за триста, а то и более его попросту рядом не оказалось: может, предыдущие обитатели рядом всё уже выпластали. По прикидкам, должно хватить дров примерно месяца на полтора-два. Законопатили щели в стенах и по углам, утеплили потолок, отсыпали завалинку вокруг избы. Оборудовали и собачкам закуток. Можно было наконец приступить и к охотничьим делам. С вечера, после ужина, при свете фонаря мы разглядывали карту, которой снабдил Ермолин, как киношные полководцы, тыча в карту пальцами, планировали завтрашний путь. За те несколько дней, которые мы потратили на обустройство, выпал первый небольшой снежок. Это обстоятельство порадовало: хоть какая-то поддержка с небес по снегу будет хорошо видна картина обитания зверей. Будем сами изучать звериные следы, ведь на собак надеяться было ещё рано. Аза только-только начала белку искать и облаивать. Миша привёз с собой рослого кобеля породы западносибирская лайка абсолютно белой масти по кличке Загря. Этот «акселерат» вообще находился в той стадии юношеского щенячьего развития, что всерьёз принимать его как охотничью собаку не приходилось.

Миша по натуре был человеком доброжелательным, абсолютно бескорыстным, как я потом убедился, с тонким чувством юмора. В нём сочетались лёгкая человеческая простота и какая-то серьёзная въедливая интеллигентность. Иногда он ударялся в философские размышления по какому-то поводу, а другой раз откровенно дурачился, забавляясь со своей собакой или задавая мне откровенно нелепые вопросы, будто испытывая меня на эрудицию. Имел странную особенность, которую я впоследствии ни у кого больше не замечал: для любимых ему существ, в первую очередь собак, он находил ласкательные имена (не клички), совершенно далёкие от сути. Так своего Загрю он часто величал Плесенью. Слышно было, когда шёл кормить собаку, звал:

 Плесень, ко мне. Кушай, дорогой, но не подавись.

Как-то ещё его называл, но больше запомнилась «Плесень». И в его голосе не чувствовалась издёвка или надменность, а скорее уважение с чуть заметным снисхождением. Просто он нашёл такую форму выражения любви.

Меня он тоже «приласкал»: почему-то стал называть меня Слоном. Почему «Слон», я так и не понял. Но отнёсся к его причудам спокойно, абсолютно было необидно и даже чуть смешно. За зиму я привык к его нечаянным словам, например:

 Слон, закурим?

Я реагировал на них наравне со своим именем, которым он меня всё же иногда величал.

Ещё он чем-то мне напоминал в профиль Пушкина, поэта нашего знаменитого. Прямой, острый нос с выдающимися ноздрями, густые чёрные брови, а главное шикарные бакенбарды, опускающиеся почти до середины щёк. Может быть, они больше всего и придавали схожести с великим поэтом. Миша, правда, стихи не писал, по крайней мере, мне об этом было неизвестно.

Два дня мы обследовали угодья. В ближайших урочищах могли уже свободно обходиться без компаса и карты. Надо сказать, Михаил неплохо ориентировался в лесу и довольно уверенно чувствовал себя: не плутал, когда приходилось разойтись. Он был начитанным парнем. Многое из книг знал о таёжных обитателях. И теперь уже не терял попусту времени для разгадывания таёжных ребусов. Практику он осваивал легко. Вот только со стрельбой неважно выходило. Всё-таки мелковат калибр: приноравливаться надо, какими патронами, какой дробью лучше. Но на рябчика и белочку потянет.

У меня в этом плане было предпочтительнее ижевская бескурковая двустволка 16 калибра. Мне уже удалось добыть около десятка рябчиков. Да Аза расстаралась: двух белок хорошо показала, удалось добыть кое-как. Дело в том, что с выпадением снега в высоких кедрачах её не просто взять белка начинает таиться. Около десятка патронов в азарте сжёг на обеих. Больше стрелял по густому лапнику, чтобы стронуть, шевельнуть, после чего пытался увидеть её и удачно выстрелить. Вообще, белку добывать лучше вдвоём с напарником. В кедрачах собаке легче найти белку, чем потом охотнику добыть её. Поэтому и сподручно вдвоём: один по стволу колом шебаршит или постукивает, а другой со стороны выглядывает. Белка не любит шорох по стволу, воспринимает это так, будто кто лезет на дерево, и начинает волноваться, выдаёт себя. А тут и второй охотник пригодился засёк её. Дальше всё зависит от меткости стрелка. Мы с Мишей первые дни пробовали это практиковать, но он никак не мог подобрать нужный заряд к своему ружью. Стрелял пока безрезультатно. Пришлось мне брать на себя роль стрелка. К тому же Загря оставался равнодушным к этой охоте. В итоге не прижилось. Да, если честно, не хотелось на белке заострять внимание. Думалось, невыгодное это занятие. Хотя я уже знал из рассказов бывалых, что в урожайные годы промысловики добывали до трёхсот-четырёхсот штук. Но, на любителя. А вообще, в тайге, где водился соболь, большее внимание уделялось этому ценному зверьку.

Всё равно я радовался этому малому, но трудному успеху, и своему, и своей собаки, которая загорелась на глазах, рвалась в тайгу она почувствовала азарт и увлеклась поиском белок. В ней зашевелился охотничий инстинкт. Уже хотелось что-нибудь серьёзнее добыть, но пока не удавалось глухарь близко не подпускал. Иногда только по шуму крыльев было слышно, что спугнули собака метнётся, да поздно. Следы соболя попадались, но собака по нему ещё «не проснулась» и не проявляла особой заинтересованности к этому зверьку. Пока хозяин идёт по следу, и собака идёт. Я сошёл она бросает. Иногда видели следы маралов, которые начали мигрировать в высокогорья. Часто встречались и лосиные переходы. Загря к копытным проявил большую заинтересованность, чем к мелочёвке. Однажды, почуяв близость лося, ушёл по следу, утянув за собой и Азу. Мы с Мишей ждали в напряжении, в надежде услышать голос собак. Они не заставили себя долго ждать: через десять минут услышали звучный басовитый голос Загри и хриплый, едва слышимый Азы. Мы подхватились бегом в гору. Пули были припасены на крайний случай. Начальник участка дал добро на добычу этих рогатых и обещал обеспечить лицензиями. Но не добежали до «заветной мечты любого хозяина», когда его собака остановит крупного зверя. Наши собаки уже возвращались, не сумев по неопытности удержать сохатого.

Назад Дальше