Вибрирует земля.
Между нами метров шесть. Ловко вытаскиваю верёвку пальцами. Ещё вот-вот, и я смогу в ладони ощутить ее кончик. Но время тянется, а паренёк стоит, докуривая вторую сигарету. Его сердце стучит бешено. Да, он предчувствует. Люди всегда предчувствуют свою смерть. И ровно год назад он тоже её ощущал. Он буквально знал, что с ним произойдет а потом забыл, как это всегда и происходит. И лишь только сейчас у него внутри возникает давно знакомое чувство.
И это чувство почему-то я особенно люблю. Страх.
Я питаюсь им, словно воздухом. И лишь только страх толкает меня вперёд и не останавливает перед поставленной задачей.
Есть. Кончик верёвки в ладони. Два метрам между мной и Стивеном Стоуленом. Стук сердца его настолько быстр, что я вижу замешательство в этих молодых глазах.
Он был так счастлив. А сейчас несчастнее всех. Но мне не жаль. Это моя работа.
Полметра. Я поднимаю голову, уже открыто встречаюсь с его глазами, хватаю парня за плечо. Сигарета летит вниз. Разворачиваю его к себе спиной силой, не давай ему сообразить, прижимаю к себе близко и крепко. Левой рукой держа его за грудь, правой я выпускаю верёвку и обматываем её вокруг шеи.
Вокруг его шеи.
И двумя руками с усилием тяну два конца веревки в разные стороны.
Всхлип.
Сильнее. Верёвка на шее сужается ещё больше.
Хрип.
Его молодые руки хватают меня за локти, пытаются сопротивляться. Но я стою намертво, ему не сдвинуть меня с места. Никогда.
Молодые пальцы слабнут. Он издает рычащие звуки, голова его наполняется жаром. Хрипит и задыхается. И хоть он пытается вымолвить мне хоть одно слово, у меня ничего внутри не содрогается. Зато очень хочется закурить.
Я отпускаю его, ослабляя верёвку. Успеваю схватить его за плечи и повернуть к себе. Агония прекращается. Глаза открыты, но видны одни белки. Румянец сходит с лица, и тело его окончательно прекращает шевелиться.
Я кладу Стивена аккуратно на землю. Стою над ним еще минуту, а затем, достав из кармана смартфон, выключаю камеру. Если есть справедливость на земле, то она не на нашей стороне.
Меня всегда волновал один и тот же вопрос: за кого тогда же я?
4 глава
Я выходил из сна как из тяжелой комы. Даже на шестой год своей жизни я продолжал видеть безобразные сны, но тогда, возвращаясь в реальность, я быстро забывал о них. Поэтому никому об этом не рассказывал. Словно этого и не было. Хоть и снилось мне это довольно-таки часто раз или два в месяц.
Свои 6 лет я помню так, словно это позавчера в деталях не очень, но яркие моменты всё ещё всплывают в памяти. Это вроде бы и важный для меня год, но в тоже время он так похож эмоционально на все остальные, что его не отличишь. И никаких особенных признаков не выявить у многих детство происходило в точности также, как у меня.
Мне так кажется сейчас. А тогда это были лучшие годы с родными людьми. Я утопал, утопал, утопал
Особенные люди, у которых я любил бывать бабушка с дедушкой. Железная калитка оранжево-коричневого цвета и решетчатого вида. Из здешних домов этот белый дом ярче выделялся мне среди остальных. Я заходил в ограду, глаза разбегались на сад с двух сторон. С одной сливовое дерево, рябина, цветы: анютины глазки, васильки. А с другой три куста вишни, черёмуха, гладиолусы, ёлочки Словно в сказку уходил, прибыв сюда. Свой дом мне так не воспринимался.
Но тут
Особенно лето выдавалось здесь волшебным. Пройдешь еще немного крыльцо, по которому я забирался сбоку, но не по лестнице. Ещё дальше будка и собака по имени Джеки, тогда она была маленькой, такой же, как и я. И я любил её понежить, пообнимать. Сама собачка напрыгивала на меня и тоже пыталась обнять
Я смеялся. Это было забавное зрелище.
С другой стороны сидел в будке другой пёс, почти не вылезающий из своего убежища, изредка издавал недовольные рычащие звуки. Поэтому я даже не подходил, да и дед не позволял.
Огромный бесконечный огород, как лабиринт, в котором можно потеряться. Здесь же любимые мной ягоды: малина, смородина, крыжовник, ирга Тут же подсолнухи, кукуруза, горох, бобы Что только не было в этом огороде. А ещё козы, издающие в своей калитке блеющие звуки.
Порой я передразнивал их. И хохотал от самого себя.
Дворовые коты особенно увлекали меня. Пушистые, короткошёрстные, драчливые и нежные, мурчащие и кричащие, но все такие родные. Они относились ко мне с уважением, даже если сами не ладили между собой. Каждый раз, завидев вдалеке кошку, на всех скоростях я бежал, чтобы её поймать. Кошка пугалась, но, узнав меня, пушила хвост и начинала тереться об ноги и ласково мяукать. Её мурчание всегда завораживало и удивляло, ведь в действительности, как они это умеют? Я никогда не понимал.
Я тянул свои маленькие ручонки к любому из котов. Гладкая шерсть нежно соприкасалась с ладошками. Сердечко трепетало от наслаждения, я испытывал восторг. Гладить животное нужно осторожно, чтобы не сделать больно, и при этом проявлять всю свою теплоту и ласку.
Однажды я подбежал к той будке, куда ни разу близко не подходил. Место той самой суровой собаки, почти не выглядывающей оттуда. Я оказался здесь, потому что рыжий кот запрыгнул на рядом стоящее дерево и деловито полез наверх. Несколько минут я просто стоял, задрав голову вверх и зовя кота своим звонким, дребезжащим голосом. И не сразу заметил, как привлек внимание зверя, что уже начал рычать в маленьком собачьем домике. Мне даже не стало страшно, потому что я увлёкся совсем другими эмоциями. Ведь так хотелось погладить того кота.
Но тут глаза. Эти ядовито-желтые глаза, как две пуговки тошнотворного цвета.
Они выглядывали из темного проёма будки и ежесекундно увеличивались в размерах. Я был заворожен. И ошеломлен. И напуган. Я запомнил этого пса не в качестве обычного животного, а как монстра, заглядывающего мне в душу. Ни разу не видел я его, и сейчас был поглощён этими глазами. Кажется, только ими он уже мог меня съесть или хуже распотрошить на куски.
Кот мяукнул. Я вздрогнул. Время растворилось. Я подумал, что чудовище с жёлтыми глазами каким-то образом взаимосвязано с тем загадочным лесом, куда отец не пускал меня.
Кот зашипел, цепляясь за ветки и спрыгивая с большого дерева по веткам вниз. Я услышал, что рык из будки только нарастал, а глаза сверкнули огненной ненавистью. Наконец, показался огромный сопливый нос блекло-чёрного цвета, а затем и вся морда, грязно-коричневая и ужасно пахнущая.
Запах. Я помню его так ярко. В тот момент меня парализовало от сковывающего страха не мог пошевелить даже губами, хотя крик вырывался изнутри.
Отвратительный запах заполнил все мои ноздри и осел в лёгких. Тошнота подкатила к горлу. Похолодели даже кончики пальцев, а ноги я перестал чувствовать.
Мне стало резко жарко, а потом словно окатили ледяной водой. Кровь отошла от лица.
Снова рычание, еще более зловещее, стало вырываться из безобразного рта. Жёлтые зубы обнажились, вместе с ними стали вытекать слюни именно от них исходил тошнотворный нестерпимый запах. Животное рычало громче и приближалось. Лишь на секунду я смог увидеть в его глазах страх, а потом он исчез, смешавшись с лютым гневом.
Всё дальнейшее происходило так быстро, что замедлить ход событий удаётся только сейчас, спустя многие годы.
Всё остальное в непреодолимом тумане. Мне было настолько больно, что плохо помнится, как возник передо мной дедушка и как потом рёв перевоплотился в скуление. А затем внезапно я оказался дома. Я говорил вам, что 6 лет для меня такие же, как и другие годы, но, кажется, я вам соврал. То, что тогда произошло тот самый ключевой момент в моей жизни, который сыграл огромную роль. Я понял, что страх это демон, управляющий мной. Он охватывает без спроса и заставляет действовать глупо и неразумно. И ему практически невозможно сопротивляться. Хотя в 6 лет я ещё был глупым, но всё равно с того момента во мне уже начала происходить борьба.
6 лет не то, чтобы много, но уже и немало я соображал о том, что происходит вокруг. Поэтому понятие любви уже с детства закрепилось во мне, потому что такие взаимоотношения я видел между бабушкой и дедушкой. Каждый раз посиделки у них дома оказывались радостными явлением. И хоть детство это всё-таки не то, что происходило 5 минут назад, а то, что было очень-очень давно, поэтому все события покрыты легким туманом, и все разговоры помнятся лишь кусками.
А где дедуля, баба? спрашивал я своим писклявым голосом и обращал на улыбающуюся бабушку свои огромные глаза.
По рыбу пошёл, я ж тебе говорила! восклицала она и трепала по головке.
Рыбалка была для деда не страстью, а самой жизнью. Ею он занимался большую часть своих лет. И хоть лето, осень или даже зима, он всё равно приходил домой с рыбой: окунями или ельчиками. А если повезло, приносил карасей. Если действительно большая удача, то в раковине уже лежал длинный налим, который особенно вкусный был либо жареный, либо в пироге с рисом. В любом случае, дед никогда не оставлял нас без еды.
Не знаю, была ли бабушка страстью для деда, но то, что они искренне любили друг друга этому стал свидетель лично я. Это отношения, построенные, самое главное, на уважении и доверии. И хоть дед суровее, чем баба, он всё равно относился к ней не так, как ко всем. Они двое вставали очень рано, включали маленький телевизор на кухне, начинали там копошиться, разговаривать, делиться какими-то мыслями.
Обедали они точно по расписанию, все вместе. Бабушка превозносила своего мужа не только потому, что он главный в семье. Уважение проявлялось в том, что самая первая тарелка супа всегда ставилась деду, и только потом уже всем остальным. Вечером они смотрели телевизор вместе, дед щелкал семечки, а бабуля вязала или шила параллельно. И хоть я чаще всего играл и развлекался в другой комнате, то всё равно слышал, как они громко смеялись и иногда комментировали передачи.
Однако взаимоотношения их я чётко запомнил по одной ситуации, что когда-то произошла точного времени и даты уже не вспомнить. У дедушки почти всегда имелся один порок иногда, выпивая на празднике, у него начинался после этого период пьянства. Такое происходило не часто. И однажды он, запив на целый месяц, начал буянить в доме на одного моего двоюродного брата. Причину я тогда не понял уровень знаний был очень низок. Однако я чётко запомнил, как дед в бешенстве стукнул кулаком по столу и уже побежал на двоюродного брата. Бабушка моментально стала оттаскивать его обратно, затащила в зал и, схватив маленькую табуретку, стала колотить его по боку, крича какие-то слова и одновременно плача.
Сейчас я понимаю, что проблема не в том, что она стала его бить это первый и последний раз. Ему даже не стало больно, потому что он был настолько пьян, что не чувствовал ничего. Однако потом, когда бабуля успокоилась, я робко подбежал к ней на своих маленьких ножках, обнял её за спину, встав на кровати и озабоченно спросил:
А дедушка тебя не бьёт, баб?
Я боялся, что она ответит да. Но вместо этого она заулыбалась, посадила к себе на колени и ответила:
Да что ты? Никогда в жизни. Однажды между нами был поставлен уговор, что он не тронет меня пальцем.
Я облегчённо выдохнул. Честно говоря, иногда я начинал думать, что тогда она мне соврала. Однако это оказалось чистейшей правдой. Ни при каких обстоятельствах и ни в каком состоянии дедушка никогда не бил бабушку.
И дело не в договорённости. Всё упиралось в любовь.
Отважный мой первый шаг. Зима. Мороз -43. Такие цифры показал термометр, находящийся на улице. Я умел считать, но даже для меня эта цифра оказалась большой. Я остался в доме один, кажется, впервые. Мое щекотливо-шкодническое настроение проснулось моментально на том моменте, когда мама захлопнула дверь и несколько раз в замочной скважине прокрутила ключом. Я подскочил с кровати так, будто не спал, хотя буквально несколько минут назад только разомкнул глаза. Спрыгнув с дивана, я подбежал к окну и стал вглядываться за уходящей фигурой матери. Она ушла. Нужно было действовать.
Не знаю как, но я не планировал всего этого просто в голову пришла идея сбежать к своим бабуле с дедом самостоятельно. Тем более, я уже давно их не видел из-за сильных морозов.
Я толкнул дверь, чтобы проверить, точно ли она закрыта, а потом деловито подошел к шкафчику и с усилием открыл самую верхнюю полочку. Я повторил те же действия, которые иногда делал отец. Засунув руку глубже, нащупал прохладный ключик и взял его в ладошку. Благоговение разлилось по моему телу. Оставалось только открыть дверь. И когда я это сделал, то распахнул её широко и ощутил свободу.
О да.
Я закрыл дверь вновь, побежал к стулу, где валялись колготки, носки, кофта. Натянув всё на себя, нашёл возле входа свои толстые штаны. А затем взял стул, забрал пуховик и тоже нацепил его на себя.
Хлопоты с одеждой долго тянулись, что я немного утомился. А затем побежал на улицу, хохоча себе под нос, что сумел словить такую удачу. Было так радостно, что я практически не помню мороза, хотя он неслабо щипал за щеки.
Мой первый самостоятельный путь. Долгий, снежный, но самый счастливый такого пути, наверное, не было больше никогда. Своими собственными ногами шагал по сугробам снега. Мне они по колено. Руками размахивал в разные стороны, иногда падал на колени, опирался голыми ладонями, вставал и шёл дальше. Так и длилась моя 20-минутная свобода, пока я не увидел знакомую калитку, дом и застывший сад, покрытый белым кристально-чистым снегом.
Место сказки. Я забежал в ограду так, будто я сам хозяин всех этих владений.
Бабуля шокировалась, завидев меня издалека, но не растерялась и пошла навстречу, вскидывая руками вверх и немного в замешательстве улыбаясь:
Ну здравствуй, мой господин.
Я зарделся. Гордость распирала меня.
Она обняла меня и повела в дом, причитая и о том, как же я сам смог проделать такой длинный, такой тернистый путь. Дома она раздела меня и усадила за любимый стол.
Варенье обычно бабуля готовила летом, но почему-то именно сейчас этот аромат так сильно ударил в ноздри, что закружилась голова. Он стал преследовать меня весь тот зимний день, особенный для меня. По дому ходящий кот, деловито задравший хвост кверху, терся об мои ступни, запрыгивал на ноги, нежился об живот и заваливался всем телом на меня. Я гладил его, краем уха слушая то бабулю, то телевизор, то лай собаки на улице. После улицы руки всё-таки замёрзли. Мой маленький ум не дошел до той и мысли, что нужно было взять с собой варежки. Но теперь, держа ладони на горячей кружке с чаем, я согревался. И нагревался больше внутренне, чем физически.
Бабушка достала варенье, и мне перестало казаться, что оно повсюду. Сахар зарядил меня на целый день энергией, пока я то собирал домики из деревянного конструктора, то смотрел мультфильмы в зале, то бегал вокруг бабы, что на кухне лепила беляши с пирожками.
Так и пролетел весь день.
Дед оказался тоже крайне удивлён, что я, шестилетний пацан, один, вдобавок еще и без спроса, взял и самостоятельно прошёл 20-минутный путь в мороз и пургу. Я гордился собой, в самом деле. Взахлёб рассказывал эту историю ещё и ещё и ни капельки не чувствовал стыда за содеянное. В конце концов, родителей ведь не было А вернуться домой обратно я не додумался. Мне показалось, что ещё, чуть-чуть, еще вот-вот, и я решусь вернуться. Но время затягивалось, тянулось
Беда нагрянула внезапно. Ну как, беда? Лишь для меня она была таковой. Пока я сидел в мягком кресле рядом с дедом, щёлкающим семечки, входная дверь открылась, а перед этим раздался стук двери на веранде, а затем топот знакомых ног. И Чья-то фигура показалась в дверном проёме.