Наш дед, отец Даниеля, тоже был портным. Его звали Кристоф Кос. Он обшивал самого Франца-Иосифа Первого.
Ах да, императора. Это я помню, заметил Мэлоун.
Дани, отвлекшись от дыры, которую латала, подняла на него изумленный взгляд. В ответ Мэлоун чуть заметно ей улыбнулся.
Он был императором Австрии, королем Богемии, Венгрии и Хорватии, резко, словно желая его одернуть, вставила Зузана. Мы всегда вращались в высших кругах. А что у вас за семья, мистер Мэлоун?
Мои предки были крестьянами. В Ирландии императоров не водится. Одни католики да протестанты. Порой заезжает какой-нибудь английский лорд, хотя, думаю, нынче лордов здорово поубавилось.
А сам вы кто? Католик? Или протестант? спросила Ленка.
Меня воспитали католиком, ответил Мэлоун.
И вы до сих пор практикуете? не унималась Ленка.
Можно и так сказать.
Благодарение господу за его милости, фыркнула Зузана.
У нас в семье были и есть и католики, и вольнодумцы, вмешалась Дани, желая перевести разговор на другую, менее острую тему.
А разве нельзя быть сразу и тем и другим? спросил Мэлоун.
Нет, бросила Зузана. Нельзя. Вы явно ничего не смыслите в богемской политике.
Конечно. С другой стороны, мои родители были ирландцами. Так что во внутрисемейных разногласиях я разбираюсь неплохо.
Расскажите нам о своих родителях, взмолилась Дани, отвлекая Зузану, уже готовившую для Мэлоуна презрительную отповедь.
Мой отец родился в Белфасте. Мать в Дублине. Они прибыли в Америку на одном корабле. Тогда они были еще подростками. Акцент у отца был такой сильный, что его с трудом можно было понять. Он от него так никогда и не избавился.
А ваша мать? спросила Дани. У нее тоже был акцент?
Акценты в Ирландии разные, все зависит от того, откуда ты родом. От Дублина до Белфаста и ста миль не будет, но акценты в них разные. В Белфасте говорят как в Шотландии, а в Дублине скорее как в Англии.
Я ни о чем таком не знаю. Как по мне, все ирландцы говорят одинаково, отрезала Зузана.
Мэлоун повторил ее слова, в точности изобразив и ее акцент, и ее сардонический взгляд. Он говорил с точно таким же, как у Зузаны, отсутствием всякого выражения на лице, рот у него почти не двигался, а в горле, где-то в глубине, что-то булькало.
Зузана потрясенно уставилась на него. Ее бледные губы дрожали от ярости.
Вам это кажется смешным, мистер Мэлоун?
Нет, мэм. Я просто демонстрировал свои способности, отвечал он уже без следа восточноевропейского акцента, но по-прежнему не сводя с нее глаз. Акценты мое хобби. Дани предположила, что он просто устал сносить Зузанины колкости.
Он говорил прямо как ты, Зузана, хихикнула Ленка и замахала платочком, словно сдаваясь. А можно еще, мистер Мэлоун?
Я иду спать, объявила Зузана, поднялась на ноги и, величественно опираясь на трость, высоко задрала подбородок и гневно раздула ноздри.
Спокойной ночи, тэтка, сказала Дани.
Спокойной ночи, мисс Кос, откликнулся Мэлоун.
Спокойной ночи, Зузана, дорогая, весело произнесла Ленка, но, едва Зузана вышла из комнаты, поднялась и тоже двинулась к двери. Проходя мимо Дани, она погладила ее по склоненной голове:
Я тоже пойду, Даниела. Побереги глаза. Работа может подождать до завтра. Ленка взглянула на Мэлоуна и подмигнула ему так, словно у них был какой-то секрет. Спокойной ночи, мистер Мэлоун, игриво прибавила она.
Спокойной ночи, мисс Кос.
Прошу вас, зовите меня Ленкой, с заговорщицким видом попросила она. Я ведь уже не девочка.
Спокойной ночи, Ленка, покорно повторил Мэлоун.
Он встал, словно и сам тоже думал уйти, но задержался перед камином, сунув руки в карманы, с задумчивым выражением на лице. Дани отложила штопку и с облегчением выдохнула. Получилось гораздо громче, чем она хотела. Мэлоун встретился с ней взглядом.
Ну и парочка, сказал он.
О да. Я нежно люблю их, но порой они меня изматывают. Вера, средняя из сестер, умела их уравновесить. Она была связующим звеном между ними. Теперь эта роль перешла ко мне, и не могу сказать, что мне она нравится.
Вы о ней никогда не говорите. Почти не вспоминаете ее.
Пожалуй что так. Думаю, дело в том, что нам еще слишком больно. Прошло совсем мало времени. Она умерла в октябре.
Значит, я занял ее комнату. Он не спрашивал, а утверждал.
Нет. Мою. Когда Вера умерла, я перебралась наверх, в ее бывшую комнату. Хотела быть поближе к тетушкам. Они слабеют на глазах. Теряют и силы и обходительность. Она улыбнулась, показывая, что шутит. К тому же отдельную комнату на нижнем этаже удобнее сдавать.
Я занял вашу комнату? ахнул он.
Это меня никак не стеснило, мистер Мэлоун. Мне нравится моя новая комната, заверила она, но его это явно не успокоило. Он смущенно потер подбородок.
Но ведь вам нелегко жить в ее комнате в комнате вашей тетушки.
Нет. Меня это не смущает. Я сменила шторы и покрывало, они теперь у вас, внизу. Так меня не слишком донимают воспоминания о ней. И она взмахнула рукой, словно это не имело значения.
Иначе они бы вас донимали? Воспоминания?
Да. Конечно. Хорошо держаться на расстоянии от людей даже от тех, кого любишь. Вы ведь знаете легенду о царе Мидасе?
Он обращал в золото все, к чему прикасался?
Да. То же и с моим даром. Она произнесла это слово с нажимом. Золото прекрасно воспоминания прекрасны но если их слишком много, их красота теряет всякую ценность.
Он сложил руки на груди, словно обдумывая услышанное. Он не попросил ее пояснить, хотя она и видела, что ему не все ясно.
Ленка сказала, что это семейное ваше чувство ткани.
Так мне всегда говорили. Хотя у моей матери этого дара не было. Она была хорошей портнихой, умела перешивать и чинить одежду. Нам она тоже шила, но не хотела обшивать богатых и знаменитых. Вращаться в высшем обществе она не хотела. Она тоже неплохо пародировала Зузану.
А остальные члены семьи?
Мой дед и прадед якобы тоже обладали похожим даром, но описывали его по-разному. И Вера тоже. Она всегда говорила, что ткань рассказывает ей, на что ее пустить. Указывает фасон и размер. Она говорила: «Ткань знает, чем хочет стать. И сама делает выбор».
Но она не чувствовала людей.
Нет. Зато мой прадед, Даниель Кос, был как я. Вера говорила, он знал, где побывала ткань, видел это и потому предпочитал работать с новыми, только с фабрики, отрезами ткани.
Почему она умерла? Вера? спросил он. Странно, но говорить с ней о смерти было куда легче, чем о ее способностях. Возможно, и ей тоже проще было говорить с ним о смерти, потому что она тут же ответила:
Ее сердце просто перестало биться. Она сидела вот в этом кресле, с платьем в руках, и вдруг словно задремала. Все случилось так быстро. И тихо. Это была легкая смерть. Нам пришлось нелегко. А ей нет.
Надеюсь, вам не слишком тяжело оттого, что я живу в вашем доме, сказал он. Мне бы этого не хотелось.
Нет, нам так легче. Нам нужны деньги, призналась она. В наши дни никто не покупает дорогую одежду. Мой дед одевал Рокфеллеров, и мы до сих пор пользуемся репутацией, которую он заслужил. У нас осталось несколько богатых клиентов. Благодаря этому у нас есть крыша над головой и еда на столе. Но даже богачи теперь живут скромнее, чем раньше, а Рокфеллеры вовсе перестали бывать в Кливленде. Большинство домов в Ряду Миллионеров пустует, многие заброшены. Все эти красивые дома, все красивые наряды все кануло в лету.
Казалось, он не знал, что на это сказать, а ей не хотелось говорить слишком много. Правда, это была ее любимая тема, и, когда ее слушали, ей сложно было остановиться. А Мэлоун слушал очень внимательно. Его внимание пьянило. Она не привыкла к такому и потому очень скоро заговорила снова:
Кливленд знаменит своими швейными кварталами. Фабрики, где стоят сотни швейных машин и гладильных прессов, каждый день производят сотни дешевых костюмов. Мы не можем конкурировать с ними. Тетушки всю свою жизнь много работали, но вести дела они не умеют. Они никогда этим не занимались, к тому же у них есть гордость. А у меня нет.
Нет?
Нет. Думаю, они бы скорее умерли, чем стали заниматься тем, чем порой занимаюсь я. Она тихо рассмеялась. Ей не было стыдно. Совсем нет. К тому же она совсем не пыталась оправдываться. И все же ее слова повисли в воздухе, и теперь Мэлоун с серьезным вниманием смотрел на нее. Она надеялась, что он уйдет, распрощается, но он явно решил остаться.
Расскажите мне о том, чем вы занимаетесь, попросил он.
В свое время я обошла все фирмы в городе. Все фирмы, где носят униформу. И предложила им то, что было им по карману. Я шила рубашки с логотипами, нагрудными знаками и бесчисленными рядами пуговиц. Шила фартуки, шапочки, сетки для волос. Это скучно, но совсем не трудно. Мне не стыдно шить униформу. Ее шьют из новой ткани. Мне так легче.
Ткань не рассказывает историй? тихо спросил он.
Не рассказывает, подтвердила она. Оттого, что он ее понимал, у нее что-то сжалось в груди. Стараясь успокоиться, она вновь опустила глаза и принялась разглядывать свои колени. Но он все не уходил.
Соседи приносят мне одежду, которую нужно починить, прибавила она. И церковь тоже порой присылает работу.
Но после того, как вы получили заказ, тетушки забывают о гордости и берутся за дело наравне с вами?
Дани снова принялась за штопку. Она не знала, чем занять руки.
Есть одно дело, с которым тетушки помогать отказываются. Оно их пугает. Но, к несчастью это постоянный источник заработка.
Он вскинул брови, ожидая продолжения. Она прикусила губу, не понимая, как сумела загнать себя в этот угол. Она вовсе не собиралась рассказывать ему обо всех подробностях своей безотрадной жизни. Но он словно сумел повернуть кран, что прятался у нее внутри.
У нас по соседству похоронное бюро. Вы ведь заметили? осторожно начала она.
Конечно. А за ним частная клиника.
Нелепо, правда? спросила она.
Зато удобно. Если врачи бессильны, вас просто отправляют в дом по соседству. Может, просто перекидывают через забор? Его слова прозвучали бесстрастно, и она рассмеялась:
Вы говорите прямо как Зузана.
Только не это, проворчал он, и она снова хихикнула.
Но в похоронное бюро попадают только те, кому оно по карману, продолжала она. В этом городе умирает множество бедняков. Порой их имен никто не знает. Но даже если имя установить удалось, на похороны нужны деньги, и семьи, чтобы не тратиться, часто попросту не забирают своих покойников. Это так печально.
Пока она рассказывала об этом, он все сильнее хмурился, и от этого она заговорила быстрее, опасаясь, что ему ее рассказ кажется скучным.
В городе есть небольшой фонд, который тратят на погребение таких покойников. У мистера Рауса, который владеет похоронным бюро, есть еще одно здание, на Мид-авеню. Туда их и свозят. Я их мою, привожу в порядок одежду и записываю в журнал. После этого их хоронят на кладбище для бедняков или передают в медицинский университет для исследований.
Мэлоун потрясенно раскрыл рот, не веря тому, что услышал.
Вы работаете с трупами? выдохнул он.
Я с ними не работаю. Нет. Просто веду учет и одеваю их для погребения.
Бог мой, Дани.
Теперь уже она раскрыла рот от изумления. Она не ожидала от него такого ответа.
Это честная раб-бота, запинаясь, выговорила она. А я портниха. Я занимаюсь одеждой. Одежда нужна даже мертвецам.
Да но Казалось, он не знает, как ей ответить. Так вот откуда эта гора потрепанной одежды? Груды вещей, которые вечно стирает бедняжка Маргарет?
Дани внимательно взглянула на него:
Бедняжка Маргарет тоже рада тому, что у нее есть работа. Если бы не этот заработок, мы бы не смогли ей платить.
Ясно. Что ж тогда получается, все в порядке. Он явно не мог подобрать слова, и Дани потянулась к коробке с пуговицами, ругая себя за то, что не смогла промолчать. Всякий раз, когда им выпадала возможность поговорить, она делала неверный шаг и все портила.
Мэлоун в последний раз пошевелил кочергой в камине и повесил ее на крючок. Теперь он точно собрался уйти.
Спокойной ночи, Дани, сказал Мэлоун и взял фонарь, который она для него приготовила.
Спокойной ночи Майкл, ответила она. Она заставила себя произнести его имя, хотя ей и показалось, что это прозвучало нелепо. Ей страшно хотелось сблизиться с ним, а близкие люди зовут друг друга по имени. Но, несмотря на всю свою храбрость, она так и не сумела поднять на него глаза.
7
Буря ревела и выла всю ночь напролет. Стекла в спальне Мэлоуна тряслись так, словно какой-то злодей, стоя снаружи, безуспешно пытался выдавить их и пробраться в дом.
Когда он проснулся, в спальне было так холодно, что от дыхания шел пар. Чувствуя, что вот-вот утратит всякое желание выжить, он поскорее натянул две пары носков, надел друг на друга всю одежду, которая нашлась у него в шкафу, сунул ноги в ботинки, а руки в перчатки и развел огонь у себя в камине. Потом поспешил наверх и разжег камин, у которого они провели вечер накануне.
Дани, еще не причесанная, укутанная во все мыслимые одежки, выскочила из своей комнаты и принялась его благодарить.
В конюшне есть еще дрова. Я запираю их в задней комнате, чтобы они не отсыревали и чтобы никто их не украл. Бог мой, ну и буря! Электричества по-прежнему нет. Трубы пока не замерзли, но в котле нет ни капли горячей воды.
В конюшне нашлись две лопаты для уборки снега и дрова или, точнее, аккуратно сложенный плавник, какие-то палки, поленья, доски от упаковочных ящиков. Наверное, Дани копила все это на всякий случай. Интересно, понимают ли ее тетки, как им с ней повезло.
Он принес в дом охапку дров и принялся чистить подъездную дорожку, шаг за шагом, раскидывая снег по сторонам.
Дани позвала его обедать, но ему не хотелось уходить и потом начинать все заново. Разгребать снег было нелегко, но зато он хоть чуточку согрелся.
Через двадцать минут Дани вышла к нему, волоча за собой вторую лопату. Он велел ей возвращаться обратно в дом.
Я сам справлюсь, сказал он.
А я вам помогу, весело ответила она и тут же взялась за дело. Она двинулась в противоположную сторону, и теперь они разгребали снег от входа в дом к разным краям дорожки. Она явно занималась этим не в первый раз.
Обычно вы сами тут все расчищаете? спросил он.
Нет. Обычно я зову Генри Рауса и плачу ему за работу. Но он уехал учиться, а замену ему я еще не нашла.
Мэлоун протянул руку, словно они только познакомились, но Дани стояла слишком далеко и не смогла бы ее пожать.
Майкл Мэлоун, ваш новый снегоуборщик. Приятно познакомиться.
Спустя несколько минут она, словно извиняясь, заметила:
С такой скоростью вы толком не согреетесь. Дыхание обращалось в пар и зависало в воздухе у ее лица, не давая забыть о том, какой сильный стоит мороз.
Да, вы правы. И все же, пока я работаю, мне довольно тепло.
Наверное, вам непросто привыкнуть к Кливленду. Скажите, а на Багамах красиво? Когда-то мне попалось в руки несколько фотокарточек оттуда. Не могу представить себе, как там на самом деле. Я никогда не видела океан. И пальмы. И розовый песок. Это правда, что песок на Багамах розовый? Она проговорила все это мечтательным голосом, но он тут же перестал разгребать снег.
Как вы узнали, что я был на Багамах? Об этом не знал никто, кроме его начальника, Элмера Айри. И, может, Молли, хотя они никогда об этом не говорили. Но больше никто.
Наверное, вы сами обмолвились, ответила Дани, не прекращая раскидывать снег.
Он ни о чем таком не мог обмолвиться. Ни при каких обстоятельствах.
Мое пальто вам рассказало? ошеломленно спросил он.
Она утерла нос, не глядя ему в глаза:
Возможно.
Возможно, шепотом повторил он и снова принялся за работу. Он был так потрясен, что забыл о холоде.
Зачем министерству финансов отправлять вас на Багамы? спросила она, когда они расчистили еще с полметра дорожки. Так далеко от Вашингтона?