Тайная история Тартарии. Том 1. Паны, холопы и Другие - Вук Задунайский 9 стр.


 Что до пленных,  влез в разговор их Василий, брат гетманский, ныне наказной полковник Нежинский,  то за ляхов нынче на базарах турецких мелочь дают, а жида и вовсе за понюшку табаку купить можно. Так что пленные нам без надобности особой. Их же и кормить еще надоть.

 Ну тебя, Васюта, ты все деньги считаешь, коих нет у тебя!  ответствовал ему Попович.  Грамоте бы хоть подучился, а то ж двух слов не свяжешь.

 Зато кой кого другого свяжу, уж вы не сомневайтесь,  подбоченился Васюта.  С каких это пор ты мне указывать стал, Попович? У тебя вон свой полк, ему и указуй.

 Эх, Васюта-Васюта!  покачал гетман головой.  Я токмо одного не пойму: раз ты смелый такой, то отчего здесь отираешься? Где казаки твои? Отчего не впереди них скачешь?

 Уже бегу, брате!

 Ну то-то же. А то ведь не посмотрю, что брат!

А того уже и след простыл. Умел гетман отличать дело от уз родственных.

 Попович, присмотри за ним там. Попинай, ежели надобно, да не жалей особо. И помни ни дня у нас нет в запасе. С Богом!

 И тебе тоже с Богом, Иван Микифорович!

Полетели гонцы во все полки, а такоже к князю Черкасскому, дабы поскорее брали обоз ляшский, да не давали Радзивиллу с Гонсевским уйти.

 Не слишком ли, владыка, злобствую я?  обратился гетман к окормлявшему воинство епископу Мефодию, духовному отцу своему.

 Уж не сомневаешься ли ты в том, что делаешь, сыне?

 Отнюдь. Но набрешут же, что кого-то гетман опять загрыз да растерзал самолично и ляхов, и униатов, и евреев.

 Не все ли равно, что скажут про тебя?

 А недавно узнал я про себя и вовсе дивное. Де привязывал я голых девиц к деревьям вверх ногами, свежевал их, пил у них кровь и уестествлял при том, причем по дюжине в день сразу. И невдомек тем сказочникам, что сие весьма затруднительно. А пуще того невдомек, почто корячиться так?

 Да будь вместо тебя Иисус, ляхи и про него наговорили бы с три короба глупостей всяких.

 Но сам-то ты, отче, что мыслишь?

 Убивай, сын мой, ежели надобно тебе это для дела какого хорошего. Но без злобы убивай.

 Без злобы!  мало не присвистнул гетман.  Мне, отче, панов этих надо, верно, по головке погладить? Радзивилл тот в Пинске сколько людей лютой смерти предал? В Турове, Чечерске и Мозыре всех казаков с семьями их вырезал, старых и малых. А особливо нам его за Бобруйск отблагодарить следует,  за то, что всем православным руки поотрубал.

 Ожесточился ты в сердце своем, сын мой

 Показали мне под Гомелем сосну. Ежели кто из русинов лес рубил, то ему паны разрезали живот, прибивали кишку к стволу древесному и заставляли бежать вокруг

Тут ухо гетманское уловило шум некий, шедший из гущи людской. Вот оно! Передовые казацкие загоны настигли наконец ляхов, завязалась схватка, громкие крики послышались, пальба да лязг оружия. И вот уже занялся над обозом Радзивилловым пожар, поднялись клубы дыма.

 Бегут, Иван Микифорович, бегут же!  кричал вестовой казак.

 Добро, что бегут. Но мне надобно, чтоб не возвращались.

Отлучился гетман, дабы перемолвиться словом с посланцем князя Черкасского, воеводой Трубецким, опосля сделал распоряжения по войску своему и снова подъехал к епископу.

 А знаешь ли, отче, что сделал я тогда под Гомелем? Наказал изловить всех панов местных да развесить их на той самой сосне. И можешь считать, отче, что никакой злобы я в тот миг не испытывал, а токмо просветление духа.

В гуще схватки тем временем усилилась пальба и грохнуло что-то сильно. Этого гетман стерпеть уже никак не мог:

 Да что же они там, заснули, что ли, мать их растак?! Ляхи порох свой рвут уже. Васюту, дурня, самолично высеку!  стегнул северский гетман камчой коня своего и помчался в самую гущу.

 Поберег бы ты себя, Иван Микифорович!  только и успел прокричать вослед ему епископ Мефодий.

Но тот уже не слыхал ничего, только пыль клубилась из-под копыт, едва успел владыка перекрестить спину его. Ринулись следом казаки из личной сотни гетманской с наказом «хранить пуще живота своего». Будет нынче кровавая жатва на берегах Вилии, припомнят русины ляхам да католикам всяким долгие годы измывательств и притеснений, вернут должок старый.

* * *

Москвичи сладко посапывали, пока газелька проносилась мимо бескрайних картофельных полей. Алекс обдумывал положение, в котором они все очутились благодаря Никасу тот сидел впереди, рядом с шофером, и тоже, как видно, о чем-то размышлял. Небось о том, как ловчее пришить Елену. Алекс считал это родом душевной болезни. Может, Никас все-таки был в нее влюблен тогда, а она его отшила? А все эти красочные истории про Утилизатора просто для отвода глаз? А может, он и в геи пошел назло ей? Ну нет, это вряд ли, у Алекса бы тогда «радар» не сработал. Почему всё же он тронулся из-за нее? Почему хочет убить именно ее? Ведь нельзя же серьезно относиться к этому бреду про вурдалаков, органистов и врага рода человеческого?

Тут Алексу на память пришла еще одна поросшая мхом история. Энное количество лет назад Елена, то есть Утилизатор, конечно же, схлестнулась с одной из форумных старожилок, тетечкой с клиническим случаем католицизма головного мозга откуда-то из-под Днепродзержинска. Закончилось это предсказуемо: тетечка была оскорблена в лучших чувствах и громко «хлопнула дверью», обозвав своего обидчика «врагом рода человеческого». Кличка эта к Утилизатору пристала надолго. Но это же полный пипец! Какая-то полоумная баба и вот то, что у Никаса в голове разве это может быть одним и тем же? Может ли двух столь разных людей Никас ту полоумную, кстати, тоже пополоскал изрядно тогда поразить одно и то же безумие? И отчего все эти фантазмы именно по Еленину душу?

Алексу Елена не сказать чтобы очень нравилась. Но скорее была нейтрально симпатична. Она была молода, позитивна, успешна, красива, состоятельна и сексуальна. Алекс такое уважал. И главное она нормально относилась к геям, что было странно на фоне ее имперских замашек. На идеологические противоречия ему было плевать с высокой колокольни, а по-человечески в ней была масса достоинств, главным из которых была щедрость. Он вдруг представил, что случилось бы, окажись Елена действительно мужиком. Это была бы такая жесть! В ее, то есть тогда его постели тотчас очутились бы сперва московские подружки, потом Никас, а потом даже Алекс.

Но, конечно, считать ее мега-упырем, покусившимся на основы мироздания Да еще и убивать за это И ладно бы просто убить мало ли кому и кого хочется прибить ежедневно, начиная с тещи и заканчивая папой римским. Прибить Елену Никас вознамерился каким-то экзотическим способом, серебряной пулей, сделанной из какой-то священной чаши. Алексу пришел на ум польский писатель Потоцкий, который застрелился пулей, сделанной из серебряной сахарницы.

Но и это было еще не все. Никас долго и горячо убеждал, что надо не просто прибить ее серебряной пулей, потому что оборотня обычная не возьмет, но и сделать это непременно «в храме истинной веры», то есть в католическом костеле, типа для того, чтобы «заключенная в ней разрушительная энергия не вырвалась наружу и не пожрала все вокруг». В качестве места охоты на вампиров Никас уже наметил фарный костел в Новогрудке, один из объектов посещения их тура. Это было полное и абсолютное безумие. Что-то подсказывало Алексу, что отсюда надо поскорее делать ноги. Но это что-то постоянно убаюкивалось аргументами о том, что у Никаса это временное и ни на что серьезное он не решится с вероятностью в 99 процентов.

А ведь как все начиналось! Когда Алекс в первый раз подснял Никаса, он был на седьмом небе. Как выразился классик, от радости в зобу дыханье сперло. Еще бы при своих скромных внешних, да и финансовых данных, подцепить такого парня! Никас был высоким, стройным и голубоглазым шатеном с мягкими каштановыми волосами и длинными густыми ресницами. Внешность у него была практически модельной. А еще наблюдались в нем какая-то спокойность, отстраненность, мечтательность. Два года, прошедшие со дня их знакомства, Алекс ходил и все время улыбался, счастью его не было предела. И кто б мог знать, что все вырулит к этому вот? Что шиза так прорастет в никасовом мозгу, что превратит его в полного неадеквата?

Гости из Москвы начали потихоньку просыпаться. Не успевшие позавтракать зашуршали пакетиками с прикупленной в Дудутках выпечкой.

 Где это мы мотыляемся?  спросил Вадик, набивший рот пирожками, конечно же, с картошкой, заботливо подсунутых ему Машусиком.

 Подъезжаем к Мирскому замку.

 Ура!

 Ну раз все уже проснулись и поели, продолжим нашу экскурсию,  Алекс снова вспомнил о своих обязанностях экскурсовода.  Беларусь в древности не зря называлась «Страной крепостей», крепости и замки здесь буквально на каждом шагу. Правда, некоторые из них в кхм руинированном состоянии. Скоро мы осмотрим Мирский замок, которому повезло его неплохо отреставрировали

 А чем таким он знаменит?  спросила Света с заднего сидения.

 Ну, построен он был магнатами Ильиничами

 Это ты нам уже говорил.

 Говорил, да? А, ну да, точно. Потом его достраивали Радзивиллы, он был чем-то типа их летней резиденции. А потом замок был взят и сожжен казаками во главе с гетманом Золотаренко

 Упс!

 Что опять не так? Опять фамилия неправильная?

 Как раз правильная! Это ж однофамилец нашей Елены!

 Серьезно что ли? Я и не знал.

 Ну да!

Все дружно посмотрели на Елену.

 Что это вы на меня так смотрите?  спросил та с видом мальчика из церковного хора.  Ну да, однофамилец. И что теперь?

 Да ничего, просто прикольно.

 И что там этот гетман, сильно нахулиганил?

 Порядочно так. Он вообще-то считался одним из самых жестоких казачьих атаманов своего времени. От страха перед ним целые города сдавались без боя царским воеводам. Они б и черту лысому сдались, только б не гетману Золотаренко. В польских хрониках написано, что северский его еще называли наказным гетман не ведал жалости. Много городов пожег, а народа поубивал еще больше. У нас тут в Беларуси тогдашней вообще только треть населения осталась. А царю московскому писал в своих донесениях, мол, «все горожане под меч пущены, а города попалены». А самого его ни сабля, ни свинец не брали, современники даже считали его оборотнем.

 Ну прямо Дракула местного разлива.

 О, аццкий сотона!

 Примерно так.

 Класс! Я б познакомилась.

 Елена, признавайся это твой родственник?

 А я вообще знаю? Наверное, просто однофамилец. А что, похож?

 Ну, я бы сказала, что-то есть по части модус операнди. Ты можешь нечто эдакое отчебучить.

 Внимание, мы прибыли в Мир!

Обычное кишение, сопровождающее любую турпоездку, на какое-то время не оставило ни одной мысли, кроме как об осмотре и фотофиксации искомого объекта. Мирский замок был прекрасен, как рассвет, тут даже москали не спорили,  эти вообще радовались, как дети. Алекс отметил про себя, что у них вообще ан масс обнаружилась слабость к кирпичным красно-белым строениям с башенками, хоть как-то напоминающим Кремль. Видимо, это вшито в программу любого имперо-москаля, и, имея такую возможность, они тут же начинают воплощать ее в реальность пусть даже и на своих шести сотках.

Народу в Мирском замке в тот день было пруд пруди. Пока москвичи осматривали объект и традиционно фотографировались у каждого кирпичика, Алекс никак не мог серьезно поговорить с Никасом, который, казалось, решил восполнить свое вчерашнее отсутствие непрерывными рассказами о Великом княжестве Литовском, шляхте и католицизме.

После осмотра замка и легкого ланча на свежем воздухе гостям было объявлено, что они могут самостоятельно продолжить осмотр итальянского парка и окрестностей замка, а также покататься на лодках по пруду. Но к трем часам их ждут на экскурсию по замковому музею, к пяти на театрализованном представлении из жизни шляхты (грудь Саши Блонд опять выпятилась колесом), а к семи на ужине в ресторанчике в подвалах замка. Заночевать они должны были в местной гостинице, расположившейся прямо в одном из крыльев замка хорошо еще, что заранее забронировали номера, а то пришлось бы в сарае спать по случаю наплыва тургрупп.

Программа внушала оптимизм, народ взбодрился и принялся с усиленным рвением осматривать достопримечательности. Пока москвичи разбредались по парку и щелкали цветочки и кустики, минская парочка присела на лавочку недалеко от стен замка, наблюдая издалека за своей «паствой».

 Никас, вот ты сейчас в относительно здравом уме и твердой памяти,  начал Алекс неприятный для него разговор,  ты точно уверен, что надо ее того прибить?

 Уверен.

 Хорошо. Я у тебя даже не спрашиваю, зачем. Но должен тебя предупредить. Ты, наверное, в курсе, что за это предусмотрена уголовная ответственность? В курсе? Даже за сам факт ношения оружия она предусмотрена, дурья твоя башка!

 Да тише ты!

 Прости. Но ты же

 Я все прекрасно понимаю.

 И что тебя это не останавливает?

 А должно?

 Ну как-то обычно

 Тут не как-то и не обычно. Либо она сдохнет, либо В общем, за такое и отсидеть не жалко. Главное, чтобы мой друг меня не сдал.

 Друг твой тебя не сдаст, но и помогать не будет. Ты знаешь, я не люблю уголовщину, у меня на нее аллергия.

 О кей. Договорились.

 Но откуда ты возьмешь деньги? Травмат, а особенно переделанный под боевые, бесплатно никто тебе не даст.

 А деньги нам уже дала сама Елена. Вот ведь прикол быть прибитой за свои же бабки!

 Ась?  Алекс посмотрел вопросительно.

 Она ведь заплатила нам за эту турпоездку, и немало

 Ты что взял эти деньги?! Мы же должны их Коту плюс на наши расходы? Я уже не говорю про Ниццу нам за квартиру платить надо!

 Тише! Тише! Кот в курсе и одобрил. А квартира мне жилье предоставит государство, а ты и сам себе прекрасно заработаешь.

Прострация, в которую впал Алекс, своими размерами была сравнима с Марианской впадиной.

Экскурсия по музею была интересной. Все-таки профессиональный экскурсовод есть профессиональный экскурсовод. Без объяснений, что это стоят за креслица такие и кто это там на картиночках, было бы не понятно ничего. У одного из экспонатов Елена задержалась и принялась усиленно фотографировать его.

 Что там?  спросила у нее подошедшая Оля.

 Смотри, какая чаша красивая. Давай спросим, для чего она?

Все собрались вокруг витрины. Чаша была старинной, из серебра, со следами позолоты. На вид тяжелая, с массивной ножкой. На чаше имелось некоторое количество святых и какие-то надписи на латыни. По словам экскурсоводши, это была литургическая чаша, предназначенная для крови Христовой, ее использовали в старину на таинстве Евхаристии в католической службе. Чашу хотелось взять в руки и подержать, но, к сожалению, трогать экспонаты было нельзя. Болтовня ненадолго стихла. Алекс с ужасом подумал, что вот она, эта чаша, которая так нужна его другу черт знает для чего.

Пока москали во все глаза смотрели на представление из жизни польской шляхты, а некоторые даже и поучаствовали в нем ясновельможная пани Блонд напялила на себя жупан и рогатывку и пошла махать бутафорской саблей, чуть не оставив Вадика без глаза Алекс схватил Никаса за руку и сжал ее. Тот усмехнулся. Понял, значит.

 Чаша?

 Да, это она. Я получу ее. И не надо меня отговаривать.

 Ты ее украдешь?

 Можно и так назвать. Но вообще-то позаимствую для благого дела. Причем сегодня же. В замке толпы народа, нас вряд ли заподозрят. А в музее нет сигнализации.

 Ты все обдумал?

 Да. Мне нужна чаша, и она у меня будет.

 А потом что?

 Я хорошо знаю этих реконструкторов, они постоянно на фонд работают. В Любче у них база, там есть склад и кузня. Кузнеца местного я тоже давно знаю, даже возил его работы на реализацию в Минск. Он перекует что угодно, хоть мечи на орала, и язык распускать не станет. Берет, кстати, недорого.

Реконструкторы расстарались по полной программе. Перевозбужденные туристы чуть не затискали костюмированных шляхтичей и их дам, а заодно горожан, селянок и ксендзов. Под конец был устроен небольшой фейерверк и народные гуляния. Расходились уже вечером: кто-то к своим автобусам, а кто-то в симпатичный подвальчик, где празднество продолжилось. Обслуживали гостей официанты в костюмах монахов и монашек.

Назад Дальше