Понятно, выдыхает сотрудник правопорядка, ты надо мною издеваешься, плесень блатная.
Железная рука хватает меня за горло.
Слушай, скотина, шипит милиционер, наклоняясь ко мне. Будешь выделываться, прямо из больницы в обезьянник поедешь. Не шути со мною, понял?
Я хриплю, ухватившись ладонями за запястье мента. Мои руки ещё слишком слабы, чтобы снять железный захват с горла.
Немедленно выйдите из палаты! Кто вы такой? Что себе позволяете? Кто вам разрешил сюда заходить?! На пороге стоит разъярённый Валерий Петрович.
Старший лейтенант милиции Владимир Самойлов, представляется гость, показывая медику красную корочку.
Это все равно не дает вам права врываться в палату без разрешения врача и подвергать больного физическому насилию. Доктор и не думает понижать тон. Выйдите вон и знайте, что я буду жаловаться вашему начальству.
Милиционер прожигает меня многообещающим злым взглядом и стискивает челюсти. Мне кажется, что слышу, как скрипят его зубы. Самойлов отворачивается и быстрым шагом покидает палату.
С вами все в порядке? Надо мною склоняется озабоченное лицо доктора.
Благодаря вам, да, хриплю в ответ, массируя горло.
Точно? не успокаивается Валерий Петрович.
Сто процентов.
Вот и хорошо, улыбается врач. Сегодня отдыхайте, скоро обед. А завтра, в час дня, ко мне на перевязку. Кабинет в конце коридора. Я Лену пришлю, она вас проведёт.
Второй посетитель пришёл через пару часов. Я отдыхал после обеда, который был так себе: водянистый суп с рыбными хрящами, жёлтая безвкусная пюрешка с котлетой. Но я почему-то чувствовал нарастающий голод. И слопал всё за милую душу за один присест.
Пожилая женщина в накинутом на плечи белом халате зашла неожиданно. Она окинула помещение взглядом и остановилась, увидев меня.
Мишенька, сыночек, как ты? заголосила гостья.
Нормально, как видишь, усмехнулся я. Внимательно посмотрел на женщину. Усталое лицо, грустные складки возле губ, выцветшие поблекшие глаза, глубокие морщины. Видно, что жизнь её неслабо помотала.
«Мама, мамочка родная», ком подступил к горлу, а глаза увлажнились.
«Стоп, эта женщина не моя мать! Так почему я так реагирую?» мелькнула мысль в голове и пропала. Нежность тёплой волной согрела душу.
Я тут тебе поесть принесла, засуетилась женщина.
На прикроватной тумбочке появились баночка с гречкой и кусочками курицы, помидоры, огурцы, яблоки, печенье, палка колбасы, кирпичик хлеба и пачка «Космоса».
Спасибо, мамуль, поблагодарил я, справившись с чувствами.
Кушай, Мишенька, на здоровье, поправляйся, а я тебе ещё принесу. Женщина улыбнулась и ласково погладила по жесткому ежику волос.
Хорошо, мам. Я потом как-нибудь. Только что пообедал. А за еду ещё раз спасибо. Мне сейчас кушать хочется всё время. Наверное, на поправку иду. А в больничке с этим, сама понимаешь, не очень.
Женщина изумленно смотрит на меня.
Мишенька, с тобой всё в порядке? Может, надо чего? Так ты только скажи!
Да всё в порядке, мам. Чего ты так распереживалась?
Ты никогда мне спасибо не говорил, задумчиво протягивает женщина. Может, решил наконец за ум взяться? Слава тебе, господи. Миша, бросай своих дружков поганых! Из-за них у тебя вся жизнь наперекосяк пошла. Тебе двадцать один год всего, а уже отсидел. И сейчас подрезали. Зачем тебе всё это? Ещё не поздно всё исправить. Устроишься на завод, будешь жить как все нормальные люди.
Мам, я сам больше этой фигней заниматься не буду. Не знаю, пойду на завод или нет, но занятие себе найду. Больше никаких дел со шпаной, обещаю. По крайней мере, сам инициативу проявлять точно не буду. Обещаю, отвечаю матери.
Правда? Глаза женщины влажнеют. Неужто за ум взялся? Не верила, что доживу до этого!
Поболтали немножко с «мамой». Вернее, говорила она, а я слушал, кивал и поддакивал. Мама мне понравилась. Женщина простая, жизнью битая, но сына своего любит и только добра ему желает.
Наконец, «мама», поцеловав меня на прощанье, удалилась. Через полчаса прибежал радостный сосед по палате, попробовал завязать разговор, но я не был настроен на беседу, отвечал односложно. Любитель общения надулся, достал карандаш и журнал с кроссвордами и раздражённо отвернулся.
Третья посетительница появилась под вечер. Она заглянула в палату, когда я уже начинал дремать.
Здорово, Мишка. Как сам, оклемался? спросила гостья с порога.
Посетительница подошла ко мне и присела на матрас соседней кровати. Ей было лет двадцать. Я с интересом разглядывал гостью, расплывшуюся в широкой улыбке. Синие тени на веках, ярко-алая вульгарная помада, белое от пудры лицо. Мордашка, несмотря на молодость, потаскана, верхний зуб в правом углу отсутствует. Глазки ушлые, рожица хитрая, но уже видны отеки и небольшая одутловатость.
«О господи! пронеслось в голове. Алкоголичка».
Более-менее, ответил нейтрально.
Девушка, если так можно назвать это существо, сложила губки колечком и потянулась ко мне. В нос ударил запах водочного перегара и немытого тела.
Одутловатое лицо с закрытыми заплывшими глазками и сложенными колечком губами угрожающе приблизилось. Светлая грязная челка упала на лоб, придавая дамочке ещё большее сходство с персонажами культовых фильмов ужасов.
«Мама, роди меня обратно», пронеслось в голове.
Я поморщился и брезгливо отстранился, удерживая гостью руками.
Мадам, целоваться при встрече это моветон. Лучше давайте поговорим о высоком искусстве. Как вы относитесь к творчеству Кафки?
Дамочка растерянно заморгала. Челюсть чуть приоткрылась, показывая нижний ряд желтоватых зубов.
Мишка, ты чего?
Ответьте на вопрос.
О хавке?
Можно сказать и так. Я благоразумно не стал рассказывать о разнице между жратвой и писателем.
Извини, родной, с хавкой сложно, бабок голяк, развела руками красавица, но я тебе всё же кое-что принесла.
Девка, воровато зыркнув глазками по сторонам и убедившись, что сосед спит, повернувшись к нам спиной, вынула из кулька 250-граммовую бутылочку «Столичной». Дамочка быстро спрятала её в нижнем ящике моей тумбочки и самодовольно улыбнулась, ожидая похвалы.
Забери эту гадость обратно. И чтобы спиртного в моей палате и близко не было! заявил я.
Довольная улыбка сползла с лица девки.
Ты чего это, Миха? обиженно пробубнила она. Я старалась. На последние тебе водяры купила, чтобы порадовать.
Девка шумно шмыгнула носом, утерлась рукавом блузки и обиженно засопела.
«Моя же ты красавица. Из какой глуши ты появилась, чудо первобытное?» умилился я.
Опухшее лицо дамочки сморщилось, глазки покраснели.
Ладно, не расстраивайся, поспешил успокоить несчастную. Не хватало, чтобы она прямо здесь заревела. Надо девушку озадачить. Лучше скажи, что ты думаешь об авангарде? Тебе не кажется, что «Чёрный квадрат» Малевича концептуально является метафизическим выражением предметной ассоциативности?
Деваха изумлённо вытаращила глаза. Из приоткрытого рта потянулась пузырящаяся ниточка слюны.
«Дебилка, бдь», обречённо подумал я, наблюдая «зависание системы».
Пре предметной ассоциативности, неуверенно повторила она через минуту, глядя на меня круглыми глазами.
Именно, важно киваю. Так что там насчет «Чёрного квадрата»? Но если не хочешь обсуждать великого маэстро, можем поговорить о шедевре Альфонса Алле «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами». Как тебе сюрреалистичное совмещение цветов на этой картине? Не правда ли, оно придает шедевру особую эстетику? А нежно-голубая дымка на заднем плане в сочетании с ядовито-зелёной травкой делает картину более сочной и выразительной. Согласна?
Девка захлопывает рот и быстро-быстро кивает.
Слушай, а почему ты меня по имени ни разу не назвал?
Не знаю, отвечаю гостье чистую правду. Я ведь действительно не в курсе, что это за существо, и как его зовут. Подозреваю, что это девушка предыдущего хозяина тела.
А может, ты вообще меня позабыл, кобель проклятый, подбоченивается посетительница, воинственно уперев руки в бока. Давай, назови моё имя. А я тебя за это поцелую, крепко-крепко, добавляет она, кокетливо стрельнув глазками.
«Боже мой, только не это!» от перспективы соприкоснуться со слюнявыми губёнками этой чушки меня бросает в дрожь.
Аделаида, не? Смотрю на неё невинными глазами.
Девка нахмуривается и злобно сверкает глазами.
Не угадал? грустно уточняю я. Может, Ефросинья?
Гостья рычит.
Опять не то? Степанида?
В мою голову летит подушка.
Верка я, Верка, орёт гостья. Мы с тобой уже три месяца встречаемся. Ах ты, алкаш проклятый.
«Кто бы говорил», скромно замечаю про себя.
Да ладно, не кипешуй, пошутил я, улыбаюсь Вере.
Шутки у тебя, однако, ворчит гостья, успокаиваясь. В следующий раз я над тобой пошучу.
«А следующего раза не будет», продолжаю мысленный диалог с посетительницей.
Теперь я тебе фиг дам в ближайший месяц, злобно улыбается девка.
«Слава Богу! Господи, спасибо!»
Договорились, даже не знаю, как я это перенесу, печально вздыхаю я. С трудом удерживаю губы, готовые расплыться в широкой улыбке.
Посетительница что-то почувствовала и подозрительно посмотрела на меня.
А может, не будешь меня так жестоко наказывать? брякнул я. И тут же пожалел об этом. Не дай бог, это чудовище согласится.
Посмотрим, поджав губы, ответила гостья.
«Фух, пронесло».
Ладно, ты пришла, проведала, теперь можно и домой идти, деликатно намекаю Верке, что пора и честь знать.
Козел ты всё-таки, Мишка, рычит гостья. И не вздумай больше ходить за мной! Всё кончено.
Мысленно аплодирую Вере. Она хватает принесенную чекушку «Столичной», засовывает её обратно в свой потёртый кулек и, гордо вздернув сизый нос шагает к двери, виляя толстой отвислой задницей.
С умилением смотрю на удаляющийся грушеобразный силуэт своей «девушки». С силой дёрнутая дверь хлопает, как пушечный выстрел, навсегда разделяя меня с бывшей «невестой».
«Прощай, любимая. Мы разошлись, как в море корабли. Как мне будет не хватать твоей одутловатой рожи, мутных глаз и толстой жопы».
Кто это так дверью хлопает? Был бы здоров, набил бы уроду морду, недовольно ворчит проснувшийся от удара сосед.
Забудь, у неё просто синдром алкогольной абстиненции, осложнённый плохой наследственностью, ответил я. Наплюй и живи дальше.
Поссорились? сочувственно спрашивает парень.
Было бы с кем, успокаивающе машу рукой.
Встаю с постели и, пошатываясь от слабости, подхожу к окну. На улице стоит лето или поздняя весна. Деревья уже окутались сочной зелёной листвой. Веточки слегка покачиваются под порывами ветра. На скамеечке сидит дедушка с родственниками. Мимо проходит женщина, ведущая за руку весело прыгающего ребёнка. Идут смеющиеся девушки. Неторопливо шагает парень, увлечённо поедающий мороженое в вафельном стаканчике.
«Здравствуй, новая жизнь! Теперь я не допущу прошлых ошибок. Всё ещё только начинается!»
Глава 3
Ординаторская хирургического отделения 17-й больницы.
Валерий Петрович, а может, всё-таки расскажем об этом уникальном случае? Ведь это сенсация! За сутки у больного полностью затянулось ножевое ранение. Только шрам остался. Это же чудо! Мы можем прославиться на весь мир.
Леночка, девочка моя, ты ещё наивный ребенок. Как только мы заявим о чуде, сразу же станем шарлатанами и мошенниками, жаждущими дешёвой сенсации. Ты думаешь, мы что-то сможем доказать этим твердолобым, мнящим себя светилами медицины? Ни-че-го! Такого быть не может, и всё! И правильно. Если бы я сам это своими глазами не увидел, то же самое бы сказал. Лена, мне два года до пенсии осталось. И я хочу их отработать нормально, без скандалов и прочих сомнительных приключений. Поэтому мы никому об этом не скажем, а выпишем больного через пару-тройку дней. Тем более что он уже почти две недели тут баклуши бьёт, больничное место занимает. А здесь не курорт, а больница. Мы людей должны лечить, а не со здоровыми оболтусами возиться.
Но, Валерий Петрович, может, подумаете?
Я уже обо всём подумал. Пациента выписываем и забываем о нём. Всё. Держи язык за зубами. Поняла?
Поняла. Жалко всё-таки. Может, благодаря ему новая эпоха в медицине могла начаться.
Не выдумывай! Иди, работай. И чтобы я больше таких предложений не слышал!
* * *
Через две недели меня выписали. За мной заехала мама, и я попрощался с соседями: пареньком с травмированной рукой, хмурым пожилым мужчиной, получившим ножевое ранение по пьяни от ревнивой жены, и весёлым толстячком, попавшим к нам после удаления аппендицита.
Двое последних сначала отнеслись ко мне настороженно, увидев говорящие татуировки на теле. Но потом, убедившись, что я не собираюсь «быковать» и нормально общаюсь, растаяли. Поэтому распрощался с соседями душевно.
Мать сложила старые вещи в свою большую брезентовую сумку, а мне выдала мешковатые серые брюки и затёртую чуть ли не до дыр футболку с улыбчивым олимпийским мишкой. Когда-то она была белой, а сейчас стала чуть сероватой. А довольный мишка, выпятивший свою грудь, из-за отвратительного состояния футболки смотрелся гротескно и жутковато.
«И вот это мне предлагается надеть?» ужаснулся я, рассмотрев одежду, в которой мне предстояло поехать домой.
Сынок, с тобой всё в порядке? всполошилась мать, превратно истолковав мою гримасу.
Нормально, мам, отмахнулся я. Не стесняясь родительницы, избавился от синих спортивных штанов и майки и переоделся в брюки и футболку.
Идем?
Пошли. Рано постаревшая женщина кивнула. На секунду уставшее и осунувшееся лицо осветилось искренней доброй улыбкой, сделавшей маму моложе. Разгладились морщины, в карих измученных глазах засветилась задорная искорка. Женщина на мгновение словно сбросила с себя груз прожитых лет, перенесенных ударов судьбы и житейских проблем, помолодев лет на двадцать. И сразу стало видно, что она была привлекательной и обаятельной в юности.
«Похоже, сыночек десяток лет жизни ей убавил, урод поганый, и не только он», отмечаю в уме.
Медленно идём к выходу. Спускаемся по лестнице, проходим сквозь кучку людей и мимо врача в коридоре. Открываю скрипнувшую дверь. Ласковое весеннее солнце гладит лицо тёплыми дружелюбными лучиками, заставляя глаза зажмуриться. Уличный воздух бодрящей волной врывается в легкие, даря ощущение прохлады и свежести.
Чего застыл, Мишенька? Мама обеспокоенно касается локтя.
Ты не представляешь, мамуль, как здорово после этой больницы выйти на улицу и вдохнуть полной грудью.
Почему? Представляю. Только ты больше эту водку проклятую не пей. И дружков своих, бандитов, брось. Сейчас повезло живым остался и здоровым, наверное. А доктор сказал, чуть бы левее ударили, и всё, хоронили бы. Мамино лицо некрасиво морщится.
Женщина утыкается мне в грудь, сдавленно всхлипывает и с трудом удерживается, чтобы не разрыдаться. Девушка в ярком красном платье с белыми узорами цветами, лохматый мужчина в сером костюме, заходящие в больницу, кидают на нас любопытные взгляды, но, встретившись с моими глазами, смущенно отворачиваются в сторону.
Мамуль, ну чего ты, перестань, всё наладится. Моя ладонь неловко гладит всхлипывающую и прижавшуюся женщину по каштановым волосам с уже видимой сединой у корней.
Матушка отстраняется. Её глаза наполнены влагой.
Обещаешь? Женщина смотрит на меня с отчаянной надеждой.
Говорили уже, морщусь я. Обещаю, конечно.
Мать аккуратно снимает подушечками пальцев слезинки в уголках глаз, готовые прокатиться прозрачными дорожками по щекам.