Поэзия «веселых кварталов», подобно фривольной прозе и эротической гравюре сюнга, существовала как открытая оппозиция ханжеству официальной морали. В песнях, грустных и смешных, подчас слегка скабрезных, проступают отчетливые черты народного искусства укиё с его ненасытной жаждой наслаждений и скорбным сознанием иллюзорности, непрочности бытия (мудзё):
В отличие от гравюр-сюнга, культивировавших в основном обсценную тематику, песни-коута были по-своему чисты и целомудренны, являя собой скорее идеальную, чем материальную сторону жизни «веселых кварталов». Конечно, в них присутствует эротический компонент, но нет и намека на непристойность. Это подлинная лирическая поэзия, достигающая порой необычайно высокого накала исповедальности, что вполне объяснимо, если вспомнить, из какой пучины унижения и страдания звучат голоса юных дзёро. Духовным стержнем коута стал утонченный эротизм, воплощенный в понятии ирокэ («чувственность»). Именно чувственность в широком смысле слова, включающая в себя и легкий словесный флирт, и жар любовных объятий, и тоску разлуки, придает этим небольшим песням удивительный колорит, которого напрочь лишены классические жанры японской поэзии. Слово ута (песня) в понятии коута звучит так же, как и в наименовании классических жанров (танка, тёка, рэнга), но записывается иероглифом «песенка», а не «стихотворение в жанре классической песни».
Хотя в языке и образности коута ощущается кровная связь с литературной традицией, канон не довлеет над стихом. В сравнении с хайку и вака народная песня допускает относительную свободу в выборе тем, лексики, композиции и, соответственно, мелодии. Объем варьируется от четверостишия до многих десятков строк, причем встречаются устойчивые поэтические формы в восемь, двенадцать и шестнадцать стихов. Нередко композиционная стройность песен достигается при помощи тропов, заимствованных из поэтики танка ассоциативных образов энго, омонимических метафор какэкотоба, введений дзё, хотя все эти приемы вкрапливаются в совершенно иной, приземленный контекст.
В первой половине XVIII в. из коута произросли новые направления фольклорной песни: баллады нанива-буси и «длинные песни» нагаута, границы между которыми были весьма зыбки. Те и другие дали обильную пищу для пьес театров Кабуки и Дзёрури.
Как и всякая песенная лирика, коута тяготеют к насыщенной мелодике стиха, музыкальности, напевности. Японский язык лишен рифмы, но авторы песен знали о ней из китайской поэзии. И не случайны стихи с одинаковыми глагольными окончаниями, не случайно вводятся лексические повторы и ткань текста пронизана певучими ассонансами. Не выходя за рамки традиционной силлабической просодии (чередования интонационных групп 75, 77, а также иногда 87 и 88 слогов), безвестные авторы порой создавали оригинальные поэтические конструкции.
Поскольку коута всегда исполнялись под аккомпанемент трехструнного сямисэна, важную роль играло согласование музыки и вокальной партии. Часто мелодия только задавалась сямисэном, затем вступал голос, а музыка сводилась к нескольким эффектным аккордам, после чего следовал долгий проигрыш-финал. Ко всем песням существовали ноты, записанные в условной японской системе нотной грамоты при помощи азбуки катакана.
Коута завоевывали поклонников не только среди завсегдатаев «веселых кварталов», актеров, бродячих певцов и комедиантов. Под музыку сямисэна звучали песни в замках феодалов и на храмовых праздниках, в деревенских хижинах и тесных переулках городов, а также в «чайных домах» кварталов продажной любви, которые были упразднены всего несколько десятилетий назад. Не забыты коута и в наши дни. Они издаются небольшими сборниками и в многотомных сериях литературного наследия, а некоторые становятся шлягерами, переживая второе рождение в популярном жанре эстрадной песни энка. Разумеется, традиционные коута остаются в репертуаре современных гейш и танцовщиц-майко знаменитого района Гион в Киото.
Высокая, идущая «поверх барьеров» лирика интеллектуалов и легкомысленные, порой сентиментальные песни-коута две, казалось бы, несовместимые области поэзии, расположенные на противоположных полюсах. Что ж, представим себе два извечных начала, созидающие искусство изменчивого мира, как инь и ян, из взаимодействия которых рождается движение жизни.
Александр ДолинПоэзия хайку
Мацуо Басё