SACRIFICIUM AETERNUM! трижды воскликнул Фламен.
SACRIFICIUM AETERNUM! трижды воскликнули остальные.
SACRIFICIUM INTELLECTUS. произнёс Килтис. Пришло время раздачи хлеба и зрелищ.
Под бой большого ритуального колокола, Килтис обратился в образ осквернённого и оскверняемого полубога, дабы откликнуться на призывы тех, кто продолжали в него верить. Сотни лет, он являлся представителем Тёмного Отца на подобных сборищах.
Люди призывали чудовище. Они желали иметь дело именно с чудовищем, но чтобы это чудовище, при всей своей силе и ужасающей природе, любило их, принимало их самые нелицеприятные стороны, и непременно даровало им всё, чего бы они не попросили.
Он нагрянул, словно раскат грома, ведущий за собой смертоносную бурю. Огромный и вселяющий ужас. Длинные, иссиня чёрные волосы превратились в густую смолу, стекающую на древний мраморный пол. Вместо прекрасных глаз были пустые глазницы, в которых полыхало зелёное пламя, стремящееся вырваться наружу. Красивый лик до неузнаваемости обезобразился чужим воображением. Каждое слово, каждый звук, врывающиеся из хищнической пасти, поизносились десятками, а то и сотнями голосов Килтиса одновременно: от необычайно низких и глубоких, до высоких, режущих слух. Своими голосами, отнятыми у людей и существ за тысячи лет активной деятельности, он сотрясал пространство и вызывал головокружение, не только у простых смертных, но и у человекоподобных духов. Простые смертные терпели, пытаясь крепко стоять на ногах. Они ждали нисхождения того-самого зелёного пламени, что охватит их тела, пробуждая в них силу, и наполнит дух каждого из них особой энергией для будущих свершений.
Ну, что? Съёбываем? спросил Лури.
Пожалуй. ответил Туфон.
Два человекоподобных духа исчезли из дворца и пределов вечного города в момент символического единения их мира с миром людей. Они спешили, чтобы приступить к сотворению новой истории.
Глава 2. То, чего не может быть
1
Три года, доктор Виридис основательно изучал аномалию мальчика. Многое, если не всё ни он, ни его коллеги, никак не могли объяснить друг другу, и даже самим себе. Виридис лично знал Марию и каждого её родственника все они были его пациентами с одним, общим для их рода, диагнозом. Несовершенный остеогенез звучит необычно и не так уж страшно. На деле, этот диагноз стал для его носителей приговором, обрекая тех на хрупкость и своего рода несвободу, из хватки которой невозможно вырваться при жизни.
Носители генетического несовершенства, они были поразительно похожи друг на друга. Их лица имели свою особую выразительность, даже некоторую инопланетность. Карие глаза, со склерами небесно голубого цвета, являлись основным видимым доказательством того, что эти люди были не такие, как все. Многие из них считали это меткой, указывающей на страшное проклятие, передающееся из поколения в поколение, но на самом деле это были просто необычные завораживающе красивые глаза, и каждый, кто неосторожно попытался заглянуть в их чарующую глубину, всякий раз тонул без желания спастись. Излишне утончённое телосложение подтверждало их уязвимость, которую они пытались прятать под пышными одеждами. Любая инаковость притягивает лишнее внимание. Хрупкие люди страдали от этого не меньше, чем от собственного физического состояния. Их обсуждали, их жалели, их нагло разглядывали, им задавали глупые вопросы, им не давали покоя. Они не хотели показывать миру визуальные деформации отметины, оставленные травмами, количество которых даже им было трудно сосчитать, но мир всё видел и всё знал. Взрослые люди, которые по своим размерам могли уступать даже подросткам, уже к середине жизни уставали от самих себя.
Адам не имел биологического отношения к роду Марии, но и его тело таило в себе сюрпризы. Лусид отчасти оказался прав. С головой мальчика и вправду было что-то не так. Визуально соответствуя всем стандартам, его череп имел неизученные нигде и никем особенности строения. Костная структура отличалась аномальной плотностью. Череп являл собой нечто вроде непробивной брони биологического шлема, скрывающего мозг, к которому невозможно было подступиться. Его не удавалось просветить рентгеном, а с развитием прогресса, каждый раз, даже самый современный метод сканирования тела не мог показать внятной картины. Голова показывалась сплошным тёмным участком и многие специалисты подозревали, что когнитивное развитие Адама, в лучшем случае, могло отставать. Доказать либо опровергнуть их опасения могло лишь время.
Это была явная, признанная, но не определённая патология, при этом все жизненные показатели мальчика превышали норму. Адам рос крепким и выносливым. Всё новое ему удавалось усваивать с лёгкостью. Он охотно шёл на контакт с людьми и рано научился говорить. Снова и снова, добиваясь очередного успеха в развитии, Адам саботировал вынесенный ему приговор.
Больше всего, в раннем детстве он любил разговаривать о фантастических вещах с мамой и причудливым соседом йогом, именующим себя Воваджи, неустанно резвиться на улице с псом по кличке Пират и есть шелковицу. Больше всего, в раннем детстве он не любил подолгу пропадать в больницах, где его изучали, но никак не могли познать.
Его детство было полноценным. Он оказался нормальным. Загадку так и не разгадали.
Со временем проявилась ещё одна особенность, не поддающаяся рациональному объяснению тело Адама имело нечеловеческую склонность к регенерации повреждённых тканей. Мария сразу же заметила, как первые в его жизни мелкие ссадины буквально исчезали в течение нескольких часов. Глубокие раны пропадали без следа уже на следующий день после возникновения. На нём не задерживались кровоподтёки, гематомы и прочие внешние атрибуты отвязного мальчишеского существования. Кожа оставалась чистой, гладкой и нежной. Его кости обладали той крепостью, о которой Мария, и такие как она могли только мечтать, а мышцы и суставы были настолько податливы, что Адам с лёгкостью и без малейшей подготовки скручивался так странно, как на тот момент позволяла его фантазия. Все йогические асаны, которые он повторял вслед за Воваджи, давались ему с первой попытки, без разогрева и любой другой подготовки тела.
Воваджи стал первым кумиром Адама. Никто не знал, сколько ему лет, но он был явно не молод, хоть и выглядел лучше всех, кто его осуждал. Его образ жизни отличался от общепринятого: правильное питание, йога и закаливание. В обществе, где освобождённые люди делали свои первые шаги к саморазрушению, находя свой уникальный способ, Воваджи оказался белой вороной, но не переставал быть счастливым. Он следил за чистотой своих мыслей, медитируя под каким-нибудь деревцем. На рассвете, приветствовал Солнце, а на закате дня Луну. Каждый день его был на виду у соседей всё самое интересное происходило в тихом уголке их двора, где он безраздельно властвовал, создавая свой маленький благостный мирок. Воваджи всегда говорил о всяких странностях, поэтому с ним никогда не было скучно. Каждую свободную минуту Адам бежал к нему за новой порцией впечатлений и сполна получал желаемое. Вместе, они успешно занимались йогой, безуспешно медитацией, а зимой, когда матери не было дома, он пару раз испытал на себе, каково по ощущениям запретное обливание холодной водой.
Мария, которая не понаслышке знала, каково это отличаться от остальных и одним только фактом собственного существования нарушать привычные стандарты, принимала Воваджи таким, каким он был, а не должен был казаться. Она по-своему любила чудака и всецело ему доверяла. Времена были нелёгкие. Оставшиеся родственники боролись за выживание и деликатно отдалились от них с Адамом, уверяя, что всё вновь наладится в светлом будущем. Бедность, которая раньше не ощущалась как тяжкое бремя, одним днём превратилась в нищенство, пожирающее то немногое, что при них осталось. Мария вернулась на прежнюю работу судопропускника. Милый чудак заменял её, когда она уходила на свою смену и та забота, с которой Воваджи ухаживал за Адамом, была одной из самых добрых и надёжных в жизни мальчика.
За умение вытворять со своим телом всякие фокусы, физическую выносливость и способность быстро восстанавливаться после неудач, Адам получил от старшего друга прозвище «неваляндер». Воваджи видел, каким уникальным был ребёнок, так привязавшийся к нему. Воваджи понимал, что возможности Адама не были ограничены тем, что он успел заметить. Воваджи ничему не удивлялся, ведь в его мире было возможно абсолютно всё.
Влияние Воваджи оказалось мощным, позитивным, с прицелом на качественное будущее, но недолгим. Удивительный человек умер от рака, в который он не верил.
Адам видел, как самый сильный и выносливый из всех, кого он знал, его любимый друг стремительно угасал и становился беспомощным. В улыбке Воваджи стала подмечаться странная особенность временами между его ровными и плотно расположенными зубами внезапно появлялась и так же внезапно исчезала большая щель. Несколько раз Адам напрямую спрашивал, что происходит у Воваджи во рту, но услышанные им ответы не вносили ясности. Однажды он сказал:
Не бойся, неваляндер. У меня ещё много жизней впереди, а эта останется позади вместе с теми, где я был другим: мечтательным, шальным, и, безусловно, счастливым.
Кем ты будешь в новой жизни? спросил Адам. Мы ещё встретимся?
Не знаю, друг. Не знаю. Я могу быть и человеком, и животным, и камнем, и даже камнем в чьей-то почке.
Я не против, если ты станешь камнем в моей почке.
Договорились. Обещаю не делать тебе больно.
Они говорили так долго, как могли, но теперь уже ни о чём. Воваджи был растерян и напуган, хоть и всякий раз отвечал, что чувствует себя прекрасно и совсем скоро отправится в пешее путешествие по сакральным восточным горам. С его уходом в новую жизнь, пространство их тихого двора перестал озарять солнечный свет. Солнце никуда не пропало, но Адаму казалось, что оно светило не так ярко и красиво, как прежде.
Уже без внимания и дельных комментариев старшего друга, Адаму выпадала масса возможностей увидеть в себе то, чего он не мог осознать в полной мере. Ему нравилось, как быстро исчезают худшие из его ощущений. В исследовании своих возможностей, подчас он заходил слишком далеко. Но единственное, запомнившееся навсегда, подтверждение его неуязвимости пришлось на один злополучный день, когда другой человек впервые и всерьёз пожелал ему смерти.
2
Адам умел завоёвывать внимание и доброе расположение всех, с кем ему доводилось встречаться. У него было много друзей, если судить по меркам того места, где они жили. Адам, Рома, Нона, Ремус и Кассий объединились в закрытую для участия остальных детей группу, которую не разбили ни годы, ни ссоры, ни любовь, ни ненависть. В будущем, их объединение разрушит кое-что другое, однако об этом рано говорить.
Адам, Рома, Рем и Кассий по происхождению являлись кульпами, а Нона ребеллой. Ровным счётом, их этнические различия не мешали им жить, дружить и баловаться. Детство позволяло им видеть друг в друге просто людей таких же, какими были они сами.
Погодки, Рома и Ремус, жили по соседству с Адамом. Где бы они ни оказались, к ним никогда не относились серьёзно по одной лишь причине они были рыжими. Внутри себя никто из их сверстников так и не разобрался, почему цвет волос являлся для них основополагающим в вопросе определения авторитетов. И всё же, брат с сестрой заняли своё место в компании, где их приняли сначала в качестве шутки, а затем всерьёз. Своим присутствием, они привносили в объединение спокойствие, верность и доброту. Во всей округе больше не было таких кротких и совестливых ребят. Их родители считали это подарком, не придавая значения тому, что правильное воспитание стало сущим наказанием для детей, которые не заслуживали ничего плохого.
Нона жила на окраине Фундуса, но часто приезжала в центр погостить к своей бабушке. Именно там, в сердце небольшого города, который в будущем стал отправной точкой многих событий, сформировалось их объединение. Всё началось с дружбы мальчика и девочки, которые мечтали научиться летать и не боялись совершать опасные попытки этого достичь. Затем, в их милое безумие были втянуты рыженькие. Бесшабашная девочка стала первой и единственной любовью мечтающего мальчика. Это оказалось взаимно, но Адам ничего не знал о её чувствах. Нона всегда старалась думать, говорить и действовать так, чтобы в будущем ей не приходилось жалеть. Пример собственных родителей она усвоила не по-детски.
В тот период, неудержимая четвёрка находилась под пристальным наблюдением двух человекоподобных духов. Лурифракулусу нужно было пойти на прямой контакт с Адамом. В отличие от Туфона, тогда в роддоме он не приближался к мальчику, и между ними не сформировалась связь, необходимая для их дальнейшего взаимодействия. Промедление в этом вопросе являлось его грубой ошибкой. К своему предназначению он приступил в самый последний момент.
Обратившись в щенка, Лурифракулус подбежал к Адаму, радостно срывающему ягоды шелковицы с любимого дерева, и принялся скулить, чтобы тот его погладил. Адам с нежностью взял его на руки, обнял, как своего и заплакал. Сказывалась его щемящая тоска по Пирату, который умер вслед за Воваджи. Лури не мог долго этого терпеть, особенно после того, как он понял, что необходимая связь между ними отсутствовала, несмотря на прямое соприкосновение. Агрессивно вырвавшись из ласковых объятий, ставших для него сущей пыткой, человекоподобный дух убежал в сторону.
Что мне делать? спросил он растерянно.
Полагаю, в данном случае требуется принятие с его стороны. Дай ему что-нибудь. ответил Туфон.
Охуеть. Значит, тебя он принял без вопросов, а я должен суетиться?!
Тогда он был другим. Мне просто повезло.
Сука, как всегда!
Во второй раз, Лури приблизился к Адаму в облике мальчика. Не теряя времени на знакомство и традиционные формальности, он резво засунул руку в карман своих смешных жёлтых шортиков, откуда достал упаковку жевательной резинки.
Угощайся. предложил он. Бери всю пачку. Мне папа привёз их так много, что хоть жопой ешь. Кстати, моя жопа скоро слипнется. Жду не дождусь. Прикинь, как прикольно будет.
Когда слипнется, покажешь? спросил Адам.
Я не педик.
Я тоже.
Так будешь брать или нет?!
Адам не смог отказаться от действительно заманчивого предложения эти жевательные резинки любила Нона. В то поистине чудное время его раннего и светлого детства, он почти каждый день представлял, как осуществляет маленькие мечты своей любимой. Ради неё он был готов на всё, особенно если от него ничего не требовалось.
Всё оказалось легче, чем ожидал человекоподобный дух. Лурифракулус не мог вспомнить, когда в последний раз он взаимодействовал с истинным человеком, не причинив тому обиды, и всерьёз сомневался в том, бывало ли с ним такое вообще. В нём не проснулась любовь или хотя бы какое-то крошечноё тёплое чувство к людям, но очевидным стало то, что представитель подлинного зла был способен вытерпеть и весьма неплохо поддержать живой диалог с представителем человечества. Возвращаясь с победой, Лури сразу же обратил внимание на саркастическую улыбку Туфона.
Какого хера?! задал он вполне закономерный вопрос.
Почему именно жвачки?
Чтобы он принял и поглотил.
Поглотил жвачки?
Отъебись!
Туфон излучал мерзкие вибрации своей ехидной ипостаси. Эта сторона партнёра не раз подбивала Лурифракулуса досрочно прекращать миссии в прошлом. Туфон был так же невыносим и в настоящем. Он буквально упивался напряжением и страданиями Лури.
Сколько штук в упаковке? поинтересовался он весьма безобидно.