До того момента, как его мать узнала о предстоящем заморском путешествии, Уни полагал, что сие известие ее обрадует. Впрочем, довольно скоро он сумел убедиться, что напрочь лишен каких-либо серьезных способностей предсказывать поведение даже самых близких людей.
Разумеется, эмель Вирандо искренне возликовала, узнав о блестящих перспективах своего единственного сына, которого она не зря на последние деньги пристроила в академию и потом лично следила, чтобы «мальчик хорошо учился». Однако сама мысль о том, что ее драгоценное чадо будет на долгие месяцы оторвано от родного дома, да еще и отправится в страну, населенную не то людьми, не то демонами, ввела Севелию в состояние плохо контролируемой паники, которой она умудрялась заражать всех вокруг. Ее подруги, гарпиеподобные жены лавочников и ремесленной верхушки, втайне завидовали такому «горю» и наперебой расписывали опасности дальних странствий:
А у нас-то на тот год приказчик отправился за лесом в Торгендам, да и сгинул вконец. Говорят, не то медведь задрал, не то леший унес! А вон о прошлом годе купцы из Аркенчифа, что в Капошти, сказывали, что на большом имперском тракте, в западной стороне, разбойники людей воруют и продают унгуру, а те их едят! А что эти вириланы подлые выдумают, одному Светилу известно. Купцы шепчутся, что и не люди они вовсе, а мертвецы ходячие. За руку возьмешь могильный холод! Как такому сына отдавать? Ты бы уж побереглась, соседка! Дитя-то родное, единственное. На своем горбу вырастила, воспитала, а тут Ох, Ясноликий господин наш, храни вовек от таких напастей!
Севелия уже была сама не рада, что все так обернулось. Она чуть ли не в отчаянии проклинала Ронко, совратившего сына с намеченного пути, Онтия Санери, который, разумеется, будет третировать бедного ребенка, и даже (шепотом) самого императора, у которого не хватило твердости сказать решительное «нет» окончательно выжившей из ума престарелой камарилье. Уни, сжав зубы, почти полдня выслушивал все эти стенания, в очередной раз убеждаясь, что его отточенные аргументы о грандиозной возможности проявить себя разбиваются об элементарное: «Как ты не можешь понять сердца матери!»
В конце концов он не выдержал и сбежал в свой еще такой родной архив, благо, что император лично поручил ему основательно подготовиться к предстоящему путешествию. Что скрывать, пройти сквозь знакомые ворота, выполненные в форме разворачивающегося свитка, стоило Уни немалых душевных усилий. Слишком живы были еще вчерашние впечатления о том, как его буквально за шиворот вышвырнули из этих дверей. Охрану, видимо, уже предупредили насчет него, так что гвардейцы лишь дружелюбно кивнули, словно ничего и не изменилось. Уни с некоторым восхищением отметил про себя, что Дорго, при всей его непривлекательности, способен добиваться выполнения данных ему поручений в кратчайшие сроки, не забывая даже о таких мелких деталях.
Архивные коридоры встретили юношу желанной прохладой и знакомым запахом кожаных футляров для свитков. Попадавшиеся изредка служащие приветствовали его с опасливой вежливостью, из чего Уни заключил, что ветер внутри явно переменился в его сторону. Как всегда, радушным и искренним был только энель Барко, встретивший Уни с распростертыми объятиями.
Новоиспеченный дипломат низким поклоном поблагодарил учителя за науку и пообещал, что не подведет его в ходе своей ответственной миссии. Как выяснилось, в архиве уже успел побывать посланник энеля Форзи, потребовавший от имени его ясновельможного господина проэкзаменовать Уни на предмет знания разговорной вириланской речи, а результат запротоколировать и выслать во дворец. По словам Барко, энель Маргио дал ему особые указания насчет выполнения этого распоряжения, суть которого была весьма простой: престарелый смотритель либо письменно подтверждает полную некомпетентность своего подопечного в языковом вопросе, либо катится из архива на все четыре стороны.
Они не посмеют! закричал Уни. Я все расскажу энелю Ронко. Это не просто подлость, а прямое нарушение воли Лучезарноподобного владыки!
У-у-у! Подлость, говоришь, нарушение. Воля, говоришь А что им эта воля твоя, скажи на милость? Все же прекрасно знают, кто сейчас правит во дворце. Вот, помню, старый владыка Да, он был суров, но и нравы при нем были совсем другими. Такого безобразия и представить было невозможно! А новый император другой. Нет, он не плохой, очень умен. Еще когда рос, говорили такой добрый мальчик! А возмужал и что толку? Мягок, ленив, зависим от мнения советников и перемен настроения. Думаешь, ему есть дело до каких-то там ничтожеств вроде меня? Да он забудет об этом на следующий день, даже если твой Ронко и правда осмелится замолвить за меня словечко. Но он, безусловно, отличный император по сравнению с теми чудовищами, которых империя повидала на своем веку. Правление его величества Кергения будут вспоминать как «золотой век», да! Разве раньше было столько свободы? Каждый творит что хочет, словно нет ни императора никакого, ни Светила всевидящего над головой. Но что толку? Свободе радуются слабые, но выгоду с нее получают только сильные. Вот я, например. Архив это мой дом. Выпусти меня на свободу так я и помру в тот же день. Нет, слабым свобода ни к чему, она для них обуза. Сильные все прибирают к рукам, и тогда наступает такая несвобода, по сравнению с которой старые времена кажутся раем!
Энель Барко, да я я не позволю вас даже пальцем тронуть! Я сейчас вот лично пойду во дворец, брошусь в ноги нет, я потребую, я скажу что если с вами хоть что-то случится, то я просто откажусь ехать в Вирилан. Вот прямо так и заявлю! Не буду им ничего переводить, пусть выкручиваются как хотят. Нет, ну это же непостижимо, никакого уважения к возрасту и вашим заслугам, какая наглость! Уни вспомнил высокомерную рожу Форзи, не соизволившего даже заметить его на совете, и от того ему стало вдвойне больно и обидно.
Спасибо тебе, мой мальчик! сердечно растрогался старый смотритель. Я уже так сжился с этим клоповником, что совсем не представляю своего дальнейшего существования без него. Видит Светило, я и помру здесь, в этих стенах, вот на этом вот самом месте. И не бойся за меня, ничего они мне не сделают, как бы ни старались.
Как же так?
А вот так. Не пристало мне чего-либо бояться, в мои-то седые годы! Да и они Что они вообще могут? Только орать, пугать, а сами как слизни скользкие, душонки темные, трусливые. Послал я этого Маргио далеко и надолго. Сказал, что может меня прям сейчас взять и прирезать здесь, а такой мерзости от меня не дождется.
А он что?
А что он? Завизжал весь, слюна только не капает. Выругался грязно, его и след простыл. Да не переживай ты так, Уни! Все будет хорошо. Давай лучше отметим твое назначение, и Барко достал из потаенных запасников шершавый на ощупь кувшин особого «библиотечного» вина.
Этот благородный напиток смотрители чуть ли не веками аккуратно «забывали» где-нибудь в глубине особенно непроходимых полок, так, чтобы лишь далекие потомки смогли найти этот «подарок из прошлого», к вящей радости подросшего поколения архивной братии. Как правило, обнаружение такого вина становилось особым праздником на фоне бедной яркими событиями жизни смотрителей, и тем радостнее было торжество, чем древнее была находка. Старожилы утверждали, что архивная пыль придает вину такую силу, что оно буквально сбивает с ног от одной чашки, а выпивший его первым сможет впитать в себя мудрость тех рукописей, в окружении которых оно было найдено.
Уни сперва пытался было отнекиваться, объясняя, что официально указ о его зачислении в состав посольства еще не вышел и предстоит сложная встреча и собеседование с главой миссии. На это Барко с озорной стариковской искрой в глазах пояснил, что вино особое, найденное аккурат между вириланскими свитками, так что Уни необходимо его выпить, чтобы завершить наконец полный курс обучения этому сложнейшему языку. А если он от сей процедуры откажется, то Барко просто не будет иметь никакого морального права отдать ему рекомендательное письмо для энеля Санери, чтобы у того пропали даже малейшие сомнения относительно познаний его нового подопечного.
Уни захотелось обнять старого учителя, но сделал он это только на прощанье, когда бо́льшая часть кувшина уже перекочевала в его желудок. Барко, как всегда, пил мало, так что Уни вовсе не удивился тому, что редкое по своей крепости вино так долго оставалось нетронутым. В откровенном разговоре старик поведал ему, что увидеть Вирилан было его светлой мечтой, которой он был увлечен с детства, а позже умудрился передать и своему ученику.
Мы, наверное, и не встретимся с тобой больше! растроганно сказал Барко напоследок.
Ну что вы, учитель, вы еще всех нас переживете! И куда бы я ни поехал, где бы я ни был, вы всегда будете со мной, в моих знаниях и моем сердце!
Пожилой смотритель проводил своего преданного ученика до самого выхода.
«А правда, увижу ли я когда-нибудь еще это место? подумал Уни. Эх, как знать, лишь одному Солнцу известно».
Он ощущал легкую, но не проходящую грусть и только сейчас стал понимать, как же много хорошего, близкого, своего он оставляет в этих холодных стенах.
У-уни! Уни! Тебе еще нужно надеть парадную палму и уложить волосы! Ну шевелись уже, хочешь меня осрамить, что ли?
«Да иду уже, иду, мысленно откликнулся он. Похоже, что вино вдумчиво, но неуклонно делало свою работу. О животворящие лучи Светила небесного! Я ведь и выпиваю-то от силы пару раз в год, но зато как удачно всегда умудряюсь выбрать момент! Только бы в этот раз избежать скандала!»
* * *
Скандала избежать удалось. В присутствии матери Уни держался молодцом, а добравшись до виллы своего будущего начальника, так вообще полностью пришел в себя. Он нежно улыбнулся мраморной статуе дриады у фонтана и приветственно помахал рукой каменным львам, охраняющим вход.
Интересно, чем их здесь кормят? вслух озадачился юный дипломат и украдкой почесал за ухом одно из чудовищ. Лев оказался дружелюбным, но прохладным на ощупь, и это окончательно укрепило Уни в мысли, что кормят зверей, судя по всему, неважно.
«Главное не стать их пищей по результатам собеседования», подумал он и смело зашагал по просторному коридору навстречу своей судьбе.
А судьба эта, судя по открывшимся вокруг видам, манила совершенно удивительными перспективами. Дом равновельможного советника Онтия Санери представлял собой настоящий склад всяких чужеземных древностей, своего рода уникальное сочетание музея и той части полевого лагеря имперской армии, в которой обычно скапливается военная добыча для последующей дележки между всеми воинами. Впрочем, ни сочными цветными картинами редких художников Мустобрима, ни громадными литыми аринцильскими сосудами размером с быка хозяин помещения делиться ни с кем не собирался. Последние, кстати, по слухам, использовались для того, чтобы аринцильские вожди имели возможность принять теплую, дымящуюся ванну из крови только что убитых врагов. Уни пришла в голову крамольная мысль, а не использует ли сам Санери сей сосуд по прямому назначению? Глупость, конечно, однако будь на его месте Маргио или Форзи, юноша бы точно не удивился.
Слуга медленно открыл перед Уни громадные двери с несколько грубоватой резьбой в виде выпуклых бляшек круглой формы. Юноша узнал торгендамский стиль: «Не иначе как знаменитый каранхамский дуб. Как же это все волокли-то оттуда?»
Вельможностремящийся муж энель Унизель Вирандо! торжественно прозвучало почти под ухом. Уни вздрогнул и только через пару мгновений осознал, что уже повышен аж на два придворных ранга в запутанной иерархии чинов империи.
Из комнаты что-то каркнуло, и слуга сдвинулся в сторону, приглашая Уни предстать перед новым начальником. «Мда, и с этим человеком мне придется день и ночь пребывать минимум полгода. Хорошо бы сработаться, причем лучше всего сразу. Итак»
Человек за низеньким столиком обладал мелкими, неприятными чертами лица, да и сама его физиономия была вытянута, словно отражалась в кривизне дешевого зеркала. Скрипучий голос недовольно возвестил о том, что вошедший может приблизиться.
«Ничего себе дипломат! подумал Уни. Светило меня подпали, а я-то ведь по наивности думал, что все они на редкость приятные люди, способные очаровывать буквально с полуслова».
Можете сесть, чуть ли не через губу прошипел вытянутый мужчина, весь поглощенный чтением каких-то документов. Изучаю тут ваше дело ни черта не понятно! Эти грамотеи в канцелярии, как всегда, все перемудрили. Так что будет лучше, если вы сами о себе немного расскажете.
Да? Ну, что же тут рассказывать, все происходящее вдруг показалось Уни каким-то плоским и глупым. Родился в Яснодержавной столице в 379 году Солнечной эры. Окончил имперскую академию по курсу словесности. Работал в его Солнцеподобного владыки архиве помощником старшего смотрителя в Отделе чужеземных манускриптов
Не грузите меня ненужной шелухой! Если вы и переводить так начнете, вплетая отсебятину, скажу вам сразу нам такие переводчики не нужны.
Да? А какие нужны? Вы мне наперед скажите, я пойду за угол поищу, неожиданно услышал собственный голос Уни и слегка ошалел от такой наглости.
Молодой человек, по-моему, вы несколько забываетесь! Чего-чего, а воспитания вам явно не хватает. Вы ведь не будете спорить, что для дипломата учтивость должна стоять на первом месте. Впрочем, я смотрю, вам просто не к кому было обратиться за уроком достойного поведения. Да, да, горестно покивал головой вытянутый, росли без отца, ясное дело. А был ли отец, кстати? Тут о нем что-то почти ничего не сказано.
Мой отец был воином! резко выпалил Уни. И погиб он на северной границе, защищая от варваров разного рода неучтивых личностей, что теперь с такой помпезностью поучают жизни его единственного сына. Если я ваш переводчик, это вовсе не означает, что я тут на положении слуги, ясно? Вам, в отличие от меня, есть что терять, и если я захочу, то устрою такую пакость, что сорву все посольство, а отвечать за это будете вы! Я доступно излагаю?
«О Солнце! подумал Уни. Неужели это я такое мог сказать? Нет, мне определенно нельзя пить. Я не просто смелею, я теряю всякий контроль. И что я только несу? Он же мне теперь такую жизнь устроит! Опять прокололся, и снова в самом начале. Нет, просто остолоп, дурак, так ничему и не научился!»
Накативший страх заставил Уни существенно протрезветь, и он сжался всем телом в ожидании начальственной кары. Но результат его опрометчивых действий был совершенно иным. Вытянутый вцепился в свой стол так, что кончики его смуглых пальцев побелели.
Искренне прошу простить меня, энель Вирандо! Я вовсе не хотел обидеть ваших уважаемых родителей. Продолжим наше общение в радостной гармонии. Не будете ли вы так любезны ответить еще на несколько моих вопросов?
«Надо же, сработало!» расслабленно усмехнулся в душе Уни.
Конечно, отвечу, вслух сказал он. Я ведь для этого и прибыл в это прекрасноизобильное жилище, решил он компенсировать свою недавнюю атаку.
Очень хорошо. Итак, с вашим благородным батюшкой мы разобрались. А матушка Севелия Вирандо сейчас состоит в радостном владении трактиром «Счастливый ко́нек», я правильно понимаю?