Больно? обеспокоенно спросил он, заглянув мне в глаза.
Спина, виновато пояснила я.
Прости.
Он отстранился, и я испытала странную смесь чувств: облегчение ведь я получила, что хотела, смущение и сожаление, что все закончилось так быстро. Однако Коста вдруг перевернул меня на живот, и я вцепилась пальцами в жесткую шкуру, ощущая, как он вновь заполняет мое тело. Таких картинок в медицинской энциклопедии не было, и мои мысли метались как пойманные птицы. Так можно? Так правильно?
Коста двигался во мне все быстрее, сжимал мои бедра, целовал и прикусывал шею. Он подтянул меня выше, заставив прогнуться в пояснице, и вскоре я позабыла и вопросы, и ответы, и только цеплялась пальцами за медвежью шкуру, уже не в силах сдерживать стоны.
Пламя потрескивало в камине, жесткий мех колол кожу, и то, чем мы занимались, было таким диким, первобытным, что во мне будто проснулось что-то древнее, исконное, и когда Коста усадил меня сверху, я сама подхватила ритм. И с каждым движением что-то густое, горячее закручивалось в узел внизу живота, собиралось во мне как река, пойманная плотиной, а потом вдруг прорвало заслоны и растеклось по всему моему телу, заполняя каждую клеточку, поднимая меня и неся куда-то неудержимой волной.
Я замерла, испуганно глядя на Косту и хватая ртом воздух, забыв как дышать.
Все хорошо, Лисичка, пробормотал он, приподнимаясь и обнимая меня. Все хорошо.
Он закрыл мой рот поцелуем, глуша рвущийся крик, продолжая двигаться во мне, и я будто умерла: тело выгнулось от сладких судорог, пронизавших меня до кончиков пальцев, а мгновением позже Коста глухо застонал, уткнувшись мне в плечо
Я лениво перебирала темные пряди волос, собирая себя заново, чувствуя биение чужого сердца своей грудью. Я была такой легкой, что, кажется, улетела бы в приоткрытое окно, если бы не горячее мужское тело, прижимающее меня к медвежьей шкуре.
Коста приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел на меня.
Спасибо, шепнула я, коснувшись кончиками пальцев чуть колючей щеки, твердого подбородка с маленькой ямочкой. Губы на вид ничего особенного, обычные: не пухлые, не тонкие, слева на верхней едва заметный белый шрам. Кто бы мог подумать, что эти губы могут так целовать.
Пожалуйста, улыбнулся Коста. Может, давай еще разок? Чтоб наверняка.
Думаю, ты и так все сделал как надо, возразила я, отчего-то смущаясь и пытаясь вывернуться из-под него, но Коста склонился и поцеловал меня снова. Так ласково и бережно, что в глубине души я даже начала злиться зачем? Я ведь не просила его быть со мной нежным! Как мне теперь возвращаться в обычную жизнь, где никто не зовет меня лисичкой и уж, конечно, никогда не станет так целовать?
Внизу хлопнула дверь, раздались голоса. Коста вскочил и принялся одеваться, молча указав на мой пеньюар. Опомнившись, я натянула его и, заметавшись, нашла халат. Быстрый поцелуй обжег мои губы, а потом Коста прошептал:
Удачи, Лисичка.
Запрыгнув на подоконник, он исчез в ночи, которая уже начинала светлеть. Я подбежала, выглянула наружу, и успела увидеть лишь тень, перемахнувшую ограду.
Элисьена! в дверь загрохотали, и я, закрыв окно и закутавшись в халат, сдвинула засов.
Глава 2
Чего закрылась? недовольно спросил дядя, входя в кабинет и оглядывая все вокруг.
Следом явился Говард Доксвелл, слуги поспешно зажгли всюду свечи, и я заморгала от света, резавшего глаза.
Дядя явно собирался в спешке: рубашка застегнута не на ту пуговицу. Зато плащ закреплен шикарной брошью в виде рыбки, усыпанной мелкими топазами, подчеркивающими семейный цвет глаз. На нем наше сходство с дядей заканчивалось. Он был выше меня на целую голову, с пепельными волосами, которые в последнее время стремительно его покидали, и обрюзгшими чертами лица. Излишнюю полноту дядя ловко скрывал одеждой, которую щедро украшал оборками и бантами, точно заправская кокетка. Иногда мне казалось, что, будь его воля, он бы и в женские платья рядился.
В детстве дядя относился ко мне с прохладным равнодушием, как к навязанной обузе, от которой никуда не деться. Но когда я стала взрослеть, будто с цепи сорвался: постоянно придирался к любой мелочи, а потом начал бить.
Красная такая, недовольно заметил дядя, но, опомнившись, нацепил маску фальшивой заботы. Плакала? Прими мои соболезнования, Элисьена. Ужасное горе Любимый муж Сережки чего сняла? Потеряешь!
А я с ужасом увидела на полу рядом со столиком, на котором остались лежать мои серьги, запонку. Я будто нечаянно столкнула со стола сережку и, склонившись, сгребла все в кулак и быстро сунула в карман.
Я требую немедленного освидетельствования Элисьены эль Соль, произнес сын Гевина.
На меня он старался не смотреть, и я тоже не испытывала удовольствия от его вида: уж слишком похож на отца, пусть и моложе. Те же тяжелые надбровные дуги, мясистый нос, только Говард, в отличие от папаши, тщательно брился, да глаза у него пока что не прятались под набрякшими веками и смотрели на меня цепко, как на преступницу.
Элисьены Доксвелл, вы хотели сказать, исправил его дядя. Побольше уважения к вашей мачехе, молодой человек.
Эта пигалица никакая не мачеха мне! раздул ноздри Говард. Целитель! Ваше слово.
Невысокий смуглый мужчина в белых одеждах, который вошел вслед за ними, повернулся ко мне.
Вы его подкупили! завопил дядя. Нет уж, я приведу своего целителя, который и скажет, что брак заключен как положено.
Конечно, скажет. Поэтому я и решил прояснить вопрос немедля. Вы, небось, и сами готовы ее обесчестить, лишь бы получить долю наследства моего отца и хапнуть кусок капитала. Может, это она его и убила.
Я не убивала! воскликнула я.
Приступайте, потребовал Говард и, оттеснив дядю, позволил целителю подойти ко мне ближе.
Тонкие пальцы с аккуратными овальными ногтями пробежались по моим запястьям, коснулись шеи, потом на миг опустились на низ живота и отпрянули.
У этой женщины несомненно был полноценный половой акт этой ночью, ровно произнес целитель.
Что? ошарашенно воскликнул Говард. Быть того не может! Отец едва успел штаны стащить! Мы так и нашли его, с голым задом и в ботинках.
Мужчине вовсе не обязательно полностью раздеваться, чтобы исполнить супружеский долг, довольно заметил дядя, сияя как новый медяк. Элисьена, дорогая, собирайся.
Я никуда не поеду, заявила я и почти не испугалась, увидев взгляд дяди, не предвещающий ничего хорошего. Я вдова Гевина Доксвелла. Что скажут люди, если я покину дом мужа, когда его тело даже не предали земле?
Верно, подумав, кивнул дядя. Вдова. Да, ты, разумеется, должна остаться. Молодец.
Говард сверлил меня ненавидящим взглядом, не подозревая, что мне ничего от него не надо. Какое наследство, какие капиталы? Я всего лишь хочу свободу!
Нам, похоже, надо обсудить раздел имущества, бесцеремонно заявил дядя.
Целитель, решив, что исполнил свой долг, дипломатично исчез.
Нам с вами нечего обсуждать, возразил Говард, глянув на дядю как на мерзкое насекомое. Вы уже получили свое, когда продали племянницу моему отцу. Он и так безбожно переплатил.
Но теперь возникли совершенно новые обстоятельства
Вдова она, а не вы, отрезал Говард. А теперь покиньте мой дом.
Ваш ли? нагло усмехнулся дядя и, склонившись к моему уху, прошептал: Молчи и ни на что не соглашайся. Я найму лучших юристов.
Потрепав меня по волосам и болезненно дернув за прядь, он пошел к выходу, но, задержавшись в дверях, обернулся.
Если с моей дражайшей Элисьеной что-то случится, на ее долю буду претендовать я. Ее единственный родственник.
Проваливай, буркнул Говард и, когда дверь закрылась, повернулся ко мне.
Его губы обиженно кривились, нос подергивался, как будто от меня дурно пахло.
Мне ничего не надо, выпалила я, и его брови, точно лохматые гусеницы, удивленно поползли вверх. Я не собираюсь ничего у вас отбирать.
Это хорошо, медленно одобрил Говард, присаживаясь в кресло, где совсем недавно сидел Коста. Я опустилась в кресло напротив, а между нами оказалась медвежья шкура, на которой произошло мое грехопадение. Огонь в камине притих, словно прислушиваясь к нашему разговору.
Но я не хочу возвращаться к дяде, призналась я.
Откинувшись на спинку кресла, Говард сжал мясистыми пальцами подлокотники.
Раз ты все же стала женой моего отца, то должна выдержать траур, степенно произнес он. Будет неправильно, если Стига эль Соль отдаст тебя кому-то другому уже через пару месяцев.
Я передернула плечами от такой перспективы.
Я вдова, взрослая женщина, произнесла я. Мне больше не нужен опекун.
Говард усмехнулся, разглядывая меня так, словно впервые увидев.
Я разберусь с твоим дядей, пообещал он. Но ты должна будешь подписать бумаги о том, что отказываешься от любых претензий сверх того, что я тебе выделю.
Я согласно кивнула.
Пусть даже он даст мне котомку с куском хлеба и посох я буду благодарна за все. По сути, Говард ничего мне не должен. Я обманула его, дядю, целителя с чуткими пальцами всех. Кроме Косты. С ним я была откровенна.
Хорошая девочка, одобрил Говард. Думаю, мы договоримся.
***
Ваши ночные вылазки до добра не доведут, осуждающе произнес Диер. Он поджал и без того тонкие губы и покачал головой точно маятник. Посмотрите, на кого вы похожи, эльен!
Говорят, что на матушку, беспечно ответил Коста, сбрасывая плащ на руки верному слуге.
Тут кровь! ужаснулся он и, побледнев, стал почти таким же белым как мраморные колонны холла. Вас ранили?
Это не моя, успокоил его Коста, направляясь к широкой лестнице.
Лисичка была просто прелестна: красивая, горячая, нежная В невинности оказалась своя чарующая притягательность, и Коста нисколько не жалел, что решил задержаться. Взбежав по ступенькам, он вспомнил кое-что важное:
Доксвелл мертв, сообщил он слуге.
Что? ахнул он, едва не выронив плащ. Это вы его?.. Я скажу, что вы были дома всю ночь!
Не я. Но смотри, что у меня есть.
Коста вытащил из кармана брюк кулон, и тот, закачавшись на толстой медной цепочке, вспыхнул зелеными переливами.
О, восхищенно выдохнул Диер и тут же укорил: Вы его украли.
Вернул то, что принадлежит мне по праву. Думаю, в суете похорон и дележки наследства о нем позабудут. В конце концов, мало кто знает, какую ценность представляет собой эта вещь.
Коста прошел в спальню, сбросил одежду и вытянулся на кровати. Глаза слипались, и мышцы гудели от приятной усталости.
Вы не должны были воровать, заявил Диер, входя в его комнату без стука. Что бы сказала ваша покойная матушка?
Уверен, она бы не стала гундосить над ухом вусмерть уставшего сына, проворчал Коста. К тому же я его не украл. Это была сделка. Надо сказать лучшая в моей жизни.
Ее губы были терпкими от вина, а волосы пахли ягодами. А выражение ее лица перед самым пиком бесценно: удивленно распахнутые глаза, приоткрытые губки Жаль все же, что у них не осталось времени на второй заход. Коста перевернулся на живот, чтобы у Диера не возникло новых неудобных вопросов.
Ни за что не поверю, что кто-то согласился продать вам кулон. Что вы за него отдали? продолжил бубнить дворецкий.
Условия сделки не разглашаются, усмехнулся Коста.
Позвольте сказать, что перед заключением важной сделки вам следовало посоветоваться со мной, назидательно произнес Диер. Я куда больше вашего понимаю в юридических тонкостях. Наверняка вас где-то обули!
Диер, позволяю тебе оставить меня в покое, сказал Коста. Имей совесть!
Да, эльен, скорбно произнес тот и наконец исчез.
Он точно остался в выигрыше. Кто бы мог подумать, что ночная вылазка окажется такой удачной и захватывающей! Коста засыпал и видел во сне девушку с волосами, отливающими медью, которая смеялась и убегала от него по росистой траве.
Как будто кто-то может от него убежать.
***
А с твоим дядей я поговорю, пообещал Говард, опершись на дверь экипажа. У меня есть, на что надавить. Стига эль Соль наверняка не захочет, чтобы кое-какие его грязные секреты стали известны в приличном обществе.
Я благодарно кивнула. До сих пор не верилось, что это происходит. Я едва не подпрыгивала на месте от нетерпения. Хотелось забрать у кучера поводья и самой подстегнуть лошадей, чтобы они помчались во весь опор, унося меня прочь.
Спасибо, сказала я, прикоснувшись к крупной ладони Говарда. Спасибо за все.
Кстати, не знаешь, куда отец подевал такой светящийся кулон? задумчиво спросил он, глядя на мои пальцы, и я убрала руку.
Не знаю, соврала я, надеясь, что в полумраке экипажа не слишком заметно, как заалели мои щеки.
Уверена, что у тебя его нет? спросил Говард еще раз, пристально на меня глядя.
Клянусь своей жизнью, со всей честностью произнесла я.
Кулон остался у мужчины, о котором я старалась не думать, хоть это было очень сложно. Коста. Странное имя. Легкое и какое-то птичье. Но ему шло.
Ну, ладно, буркнул Говард. Что ж. Прощай, Элисьена.
Всего доброго, Говард.
Он подал знак кучеру, и экипаж тронулся. Вскоре поместье Доксвеллов осталось позади, и мне хотелось петь от восторга. Мимо мелькали деревья, поля, столица с белокаменными стенами проплыла по левую руку.
Я тряслась в экипаже, сжимая сумочку с документами, в которых значилось, что я теперь вдова Гевина Доксвелла. А еще, что у меня есть собственный дом! Правда, на самом конце страны, но так даже лучше. Подальше от дяди, от прошлого. Говард даже выделил мне денег на первое время и приказал служанкам упаковать гардероб. Я молча соглашалась со всем, желая только одного поскорее сбежать из клетки.
И вот теперь свобода!
Я высунула голову из экипажа и зажмурилась, чувствуя ветер, солнечное тепло и благодарность, переполнявшую мое сердце. Я ехала к новой жизни.
***
На похоронах Доксвелла собралась целая толпа, и Коста с легким удивлением и брезгливостью рассматривал людей, недоумевая, что они все здесь забыли. Впрочем, Гевин был женат несколько раз, у него куча детей, родственников, врагов
Ты что здесь забыл? выпалил Говард, подходя ближе. Решил удостовериться, что моего отца действительно закопают?
Горсть земли на его могилу я брошу, подтвердил Коста. От чего он умер?
Не твое дело.
Поговаривают, его укатала молодая женушка, с нарочитой ехидцей произнес Коста. Где она? Любопытно взглянуть.
Говард посопел, пристально глядя на него маленькими глазками.
Уехала, ответил он. Хоть это тоже не твое дело.
Разумеется, подтвердил Коста, почувствовав болезненный укол разочарования.
Ему хотелось увидеть ее еще раз, рассмотреть при дневном свете, переброситься парой слов. Быть может, назначить свидание
Но все же это немного странно не остаться до похорон, заметил он.
Представь, что бы ее ждало, пожал плечами Говард. Все бы только о ней и шептались.
Значит, так горяча?
Обычная, равнодушно солгал тот.
Вот уж какой Коста не назвал бы Лисичку, так это обычной. Очаровательная, смелая, бесшабашная. А стоило вспомнить ее тихие стоны, как тут же хотелось заключить с ней еще одну сделку. Все равно на каких условиях, лишь бы вновь почувствовать вкус ее губ. Неужели он больше ее не увидит? Неужели сон оказался вещим, и Элис удрала не только от недругов, но и от него?
Не в ней там дело, продолжил Говард. Возраст, выпивка Слушай, эль Брао, раз уж ты приперся Я не хочу продолжать вражду между нашими семьями. Я уже толком не помню, из-за чего все началось.
Из-за того, что мой прапрадед соблазнил твою прапрабабку, с готовностью ответил Коста. А твой прапрадед увидел в том оскорбление.
И был прав, сердито заметил Говард, но, выдохнув, добавил. Дела давно минувших дней.