Я помню свои попытки выдавить из себя нужный звук, но после очередной неудачи следовал кивок, который четче выражал мысли.
Ничего, скоро получится, сказала сестра и взяла меня за руку. А теперь нагнись и загляни под красивые резные листики, вот эти, вдруг там что-то есть?
Она всегда умела сделать из будней праздник, из тяжелых ежедневных обязанностей игру, увлекательную и интересную.
Мы, широко раскрыв глаза, заглянули под зеленые листья, и нам открылась сокровищница. Спрятанные от всех, висели маленькие красные ягоды. Сестра сорвала одну и дала мне попробовать. Ягодка была сладкая и душистая. Даже сейчас я помню этот неповторимый вкус земляники. Никакой фрукт и никакая другая ягода не сравнятся с этими маленькими красными жемчужинами. Мы ползали на коленках, заглядывали под листья и собирали их в ладошки, а потом закидывали сразу по несколько в рот. На одной ягоде сидел блестящий жук, их постигла одна судьба. Что-то твердое оказалось на моем языке, жужжащее и движущееся. Рот мой с воплем распахнулся, пытаясь избавиться от незваного гостя. Сестра рассмеялась и сказала, что лучше жучков не есть, но и страшного в этом ничего нет, после чего вытерла мне язык краем платья и протянула самые крупные ягоды, которые собрала.
Они были такие вкусные, пахли конфетами и ее заботой. Дома у нас никогда не водились сладости из магазинов, на это просто не было денег, но лето баловало ароматными дарами. Через дорогу от нашего дома скрывался среди елей заброшенный фруктовый сад. Ветви деревьев сгибались под весом яблок, персиков, абрикосов и слив. Мы спасители освобождали ветки от тяжести, и в награду нам доставались сочные, сладкие, наполненные солнцем плоды. Помню, как персиковый сок сбегал дорожками по ладоням, мы громко смеялись, облизывая пальцы и руки до самых локтей.
Каждый день мы уходили с сестрой в лес, собирали грибы, ягоды и плоды, рвали травы, чтобы положить в салат и заварить чай. Ты знаешь, что молодые листья одуванчика вкусны и вполне съедобны? Впрочем, откуда тебе знать.
В еловом пролеске, который клином распарывал лиственный лес, мы собирали шишки для растопки печи и для коптильни, на которой отец готовил пойманную в реке рыбу. Рыба шла в основном на продажу или отцу с мамой, нам с сестрой она доставалась только по праздникам. Но мы не расстраивались, к рыбе и мясу были абсолютно равнодушны, предпочитая лесные плоды или овощи, выращенные на огороде.
В тот год осенью сестра пошла в школу. Каждое утро мы вместе добирались до асфальтированной дороги, возвращаться мне приходилось уже без нее. Часы без сестры были самыми грустными и одинокими, мне оставалось только рисовать палкой на земле всякие загогулины, рассматривать букашек в траве, бродить вокруг дома. Или, как верному псу, сидеть на крыльце и ждать ее возвращения. Сестра взяла за правило, сделав домашнее задание, час уделять занятиям со мной. Мне доставляло удовольствие быть ее тенью, сидеть рядом с ней и наблюдать, как она что-то пытается писать в тетради или решает задачки, слушать, как она читает вслух, особенно стихи. Мне лично учиться не хотелось, это же не сравнится с прогулкой по лесу или купанием в реке. Но она так радовалась, когда у меня получалось выговаривать более-менее понятные звуки, а потом и слова, или когда мне удавались наипростейшие вычисления на пальцах. Ее похвала рождала во мне щенячий восторг и пробуждала желание учиться, стараться, запоминать все подряд. Мне хотелось делать ее счастливой, рассказывая ей о проделанной мной «важной» работе. Мои рассказы всегда вызывали у нее улыбку и смех, дружеский отклик, сестринское умиление. Это была чудесная осень, когда она научила меня говорить и привила любовь к знаниям.
Глава 3
Детектив Расмус оторвался от монитора и взглянул на часы. Было уже пол-одиннадцатого ночи, и он давно мог уехать домой. Но у него всегда находилась масса предлогов задержаться в кабинете, в офисе, в этом старом здании Центрального полицейского управления Пятого округа. Ален посмотрел в окно, на желтый свет фонарей, хрустнул затекшими суставами и закрыл ноутбук. Несмотря на приятную мужественную внешность и завораживающий взгляд зеленых глаз, он так и не нашел женщину, которая была готова разделить с ним дом и свою жизнь. Не сказать, что у него были завышенные требования к семейной жизни. Скорее, счастливому браку препятствовала цель стать известным и всеми уважаемым детективом. Это отнимало все его время, а путь к цели лежал не через званые ужины и семейные обеды, а через трущобы, преступления и трупы. Он был детективом из криминального отдела, и этим все было сказано. Да, мимолетные встречи, бурные ночи и короткие романы временами возникали на страницах его жизни, но ни к чему серьезному так и не привели. Не существовало ни одного человека в этом душном городе, ради кого Расмус был готов уйти с работы хотя бы в девять вечера. И его такая жизнь устраивала.
«Может, если бы отец жил где-то поблизости», подумал Ален про себя.
Его отец жил в пятидесяти километрах от города в небольшом бревенчатом доме, отстроенном на своем участке земли в тридцать соток. Хирург на пенсии выращивал овощи, радуясь каждой завязи огурцов, фрукты и виноград, из которого делал домашнее вино и граппу.
«Кого я обманываю. Я бы все равно был тут, в своем кабинете, или на вызове, рассматривая разлагающиеся тела, раны, кровавые следы, места преступлений. Я ведь сын своего отца. Он всю жизнь провел на работе, в ночных сменах, со скальпелем в руке у операционного стола. А у меня в руке пистолет. Ален машинально провел ладонью по кобуре. Я все равно не поехал бы к нему», подумал детектив, чувствуя горьковатый вкус застарелой обиды.
Он встал, задвинул стул и нехотя вышел из кабинета.
В девять утра весеннее солнце светило вовсю, нагревая поверхности столов в боковой переговорной комнате Центрального полицейского управления. Четыре стула были уже заняты членами группы по раскрытию убийства Линды Смит. Начальник управления, несмотря на негодование Алена, выделил детективу еще троих человек, пояснив, что такое преступление будет под пристальным контролем прессы, а значит, следует раскрыть его как можно скорее. Ален чертыхнулся, подумав, что его недооценивают, поджал губы, неохотно кивнул и вышел из кабинета Якоба Скара.
Итак, детектива уже ждали его напарница Агнес Крус, перелистывающая свои заметки с места преступления, Роберт Смарт молодой детектив, всего несколько месяцев назад прибывший по назначению из соседнего городка, Том Су специалист по информационным технологиям, кореец по национальности, но гражданин этой страны по рождению, и упитанный весельчак Чак Брэйв, который, как и Ален, уже три года пытался заслужить повышение, хотя ничем особым пока не отличился. На это дело Чак напросился против воли Алена, надеясь показать себя перед начальником управления.
Дверь открылась, и в комнату вошел мрачный детектив Расмус с тонкой папкой в руке.
Дойдя до столов первого ряда, он небрежно бросил папку на стол.
И это всё? спросил он грубо, посмотрев в широкое окно, за которым неторопливо просыпался город.
Агнес, откашлявшись, сказала:
И тебе доброго утра, Расмус.
С обнаружения трупа прошло двадцать четыре часа, а у меня от четырех человек информации только на тоненькую папку, включая фотографии с места преступления. Как я должен это понимать?!
Агнес закатила глаза и чуть поджала губы. Напарник не в духе, а это значит, что следующие двадцать часов ей придется бегать по городу как ужаленной.
Расмус тяжело вздохнул обвел сотрудников своим пронзительно-недоверчивым взглядом.
Раз никто не желает дать пояснения, начинаем планерку. Для чего? Чтобы пройтись хотя бы по тем данным, которые у нас есть о жертве и об обстоятельствах ее смерти. Линда Смит, двадцать девять лет, проживала на Пятой улице в доме номер четырнадцать в квартире сорок три, где и был обнаружен ее труп вчера, третьего апреля в девять часов пять минут утра. Время смерти примерно с двадцати часов воскресенья до двух ночи понедельника, второго апреля. Отчет коронера получен? Он строго посмотрел на Агнес.
Пока нет, Фил обещал управиться сегодня до десяти и направить его мне.
Я говорил ему до восьми, возмущенно произнес Расмус.
Ну, значит, он с тобой не согласился, спокойно констатировала Агнес и пожала плечами.
Ясно. Что у тебя, Агнес? рявкнул Ален и отвернулся к окну. Агнес встала, обошла стол и посмотрела на своих коллег.
Всем доброе утро. Она бросила многозначительный взгляд на детектива. Начну с того, что квартира была предоставлена Линде Смит пять лет назад в социальный найм, как малоимущей и матери-одиночке. Жертва нигде не работала, по крайней мере официально, получала пособие по безработице. Другого жилья, по официальным данным, у нее не было, как и иного имущества. Замужем не была, но есть ребенок, девочка Милли Смит, которой сейчас тринадцать лет, она находится в приюте святой Марии уже около полугода.
Девочке сообщили? прервал ее Расмус.
Я звонила в приют и оповестила заведующую. Лично с Милли еще не разговаривала, недовольно ответила она.
Надо поехать и побеседовать с девочкой и заведующей, вставил Расмус.
Сделаю сегодня. У меня на этом все.
Соседей опросили? продолжал детектив. Роберт, Чак?
Роберт встал и, чуть сутулясь, занял место Агнес, которая уже села обратно на свой стул.
Открыл записную книжку и неуверенно произнес:
Соседей опросили, тех, кто был дома. Остальными займусь сегодня. По их словам, Линда вела разгульный образ жизни, постоянно употребляла алкоголь и иногда наркотики. Мужа не было, как утверждают соседи из сорок второй и сорок пятой квартир, но к ней постоянно приходили разные мужчины. Раньше с ней жила дочь, но соседи уже много месяцев не видели девочку. Сосед из тридцать восьмой, пожилой мистер Раст, сказал, что Линда была ужасной матерью, за дочкой почти не следила, поэтому ее забрали в приют. Он подкармливал ребенка, когда мать сутками не появлялась дома.
Кто-нибудь обращался в опеку? Жалобы в полицию? Приводы?
В полицейской базе значатся неоднократные жалобы на шум в квартире и пьянство. Официальных обращений в опеку не поступало.
Тогда как девочка оказалась в приюте? уточнила Агнес.
В октябре прошлого года патруль нашел Милли без сознания в Центральном парке. Они отвезли ее в госпиталь, где оставили на несколько недель в связи с рядом заболеваний и полным истощением организма. Придя в себя, девочка сказала, что сбежала из дома и не вернется обратно, и у нее случился нервный срыв. После чего Милли передали в приют Святой Марии, и ее делом занялась опека, объяснил Том со своего места. Я получил отчет от патрульной службы и звонил в госпиталь.
Что у нас еще? И желательно об убийстве, сухо добавил Расмус.
Ну не совсем об убийстве, но еще я выяснил, что жертва состояла на наркологическом учете, ей выделили место в программе по реабилитации, но, посетив один раз реабилитационный центр, она больше не появлялась.
Понятно. Роберт, соседи не заметили ничего странного в тот день?
Нет, абсолютно ничего.
Никого подозрительного? Может, в этот вечер кто-то видел входящего неизвестного мужчину, незнакомую машину у дома? Или, может, они что-то слышали крики, шум? Хоть что-то.
Никто ничего не слышал и не видел. Все опрошенные соседи сказали, что в этот вечер все было тихо и спокойно. Линду в воскресенье никто не видел.
Расмус тяжело вздохнул:
Негусто.
У тебя что-то есть, Чак? Детектив внимательно посмотрел на него.
Я только вчера вечером присоединился к расследованию и
Это не оправдание, нам не нужны люди, зря тратящие время, сухо кинул он.
Но
Брови Расмуса приподнялись, а суровый взгляд, казалось, сверлил в побледневшем лице Чака дыру.
У тебя есть хоть что-то по делу? медленно проговорил Расмус, четко выговаривая каждое слово.
Нет, выдавил сконфуженно Чак.
Чтобы больше я такого ответа не слышал, или проваливай разгребать бумажки и не мешайся.
Чак кивнул, краснея от подступающей злости. Его гладкое бледное лицо с каждой секундой все больше покрывалось пятнами, глаза блестели от гнева, а кулаки, спрятанные под столом, машинально сжимались и разжимались. Никто не смел с ним так разговаривать, тем более этот высокомерный недоделанный детектив, этот выскочка, этот громила Расмус. Чак тоже детектив, а не какой-нибудь там патрульный.
Тогда за дело. К обеду у меня должны быть все данные с места преступления, а к вечеру обсудим версии, варианты, предположения, которые будем отрабатывать. Роберт, опроси всех чертовых соседей, всех! Агнес, мы поедем в приют. Том, запроси записи видеокамер поблизости. А ты, Чак, он зыркнул на раскрасневшегося парня, узнай обо всех, мужчинах и женщинах, с которыми Линда встречалась последние месяцы, и найди их. Кого успеешь, опроси. Всем понятны задачи на день?
Сотрудники кивнули и потянулись из кабинета. Агнес подошла к Расмусу.
Ален, ты слишком суров с ними.
Агнес, мы не в игрушки играем, мы расследуем жестокое убийство, попытался возмутиться он. И не называй меня по имени перед командой, не дай бог, они решат, что тоже могут так ко мне обращаться. Я детектив Расмус.
Ой, только не надо. Мы напарники, и я буду называть тебя так, как называла все эти до-о-олгие три года, Ален. И это дело, как и прошлые дела, наша обычная работа, а мы коллеги. От того, что ты скажешь всем доброе утро, земля не пойдет трещинами и метеорит не рухнет на Пятый округ. Два слова приветствия никак не повлияют на ход расследования, а вот на климат в коллективе
Что за словечки, Агнес? Не знаю я ни про какой климат, уже с улыбкой ответил Расмус, выходя из кабинета.
Ладно, надеюсь, ты понял. Я привыкла к твоему «теплому» общению, но им еще только предстоит, так что не перегибай палку. И, если хочешь, я могу называть тебя Рас, хихикнула она.
Только попробуй, угрожающе рявкнул детектив, приподнимая в улыбке кончики губ, вокруг которых чернела двухдневная щетина.
Глава 4
На отшибе
К семи годам сестра научила меня не только говорить, но и писать, читать и считать. Все лето мы были неразлучны, как два бутона на одном стебле. Наши родители окончательно от нас отстранились и все глубже и глубже тонули в болотной трясине алкогольного дурмана. Мать забросила огород и все домашние дела, а отец полностью перестал зарабатывать даже крохи на продаже рыбы. Не потому, что рыба не продавалась. Он просто перестал утруждать себя ее ловлей, да и иными занятиями тоже. Ну кроме самогоноварения. В этом он преуспел.
Каждый день, если отец был дома, мы убегали. Если же не успевали убежать, то прятались в подвале, в нашей комнате, в надежде, что про нас просто не вспомнят, а если вспомнят, то не смогут открыть дверь. Мы никогда не знали, что принесет нам новый день. Иногда между родителями царил мир, и они идиллически кормили друг друга с ложечки, не задумываясь о наших потребностях, но мы не огорчались, ведь это были тихие и мирные дни. Мы с сестрой уже давно научились добывать себе пищу сами и довольствоваться тем, что имеем. А вот дни, когда родители воевали, были мучительными и страшными.
Таким днем стало жаркое и сухое второе июля. В то лето солнце было огромным, беспощадным и яростным. Огненный шар, сжигающий все под собой. Дождя не было уже больше трех недель. Растения на нашем огороде, за которыми мы с сестрой ухаживали несколько месяцев кряду, тратя время и силы, засохли окончательно и восстановлению не подлежали. А ведь для нас овощи и зелень были очень важны, это была единственная возможность наполнить желудки. Тебе, наверное, этого не понять. И хорошо, никому не пожелаю такой жизни.