Они традиционно встретились у подъезда, но в тот вечер не было ни кино, не театра, ни кафе. Просто погуляли в парке, а потом он предложил: присядем?
Ната ждала с любопытством.
А дальше всё было коротко и категорично. Неожиданно категорично.
По сути, это был ультиматум. Они встречаются уже год, он уже не пацан 25 лет это возраст. И он хочет жениться. И в этом нет ничего ненормального или противоестественного. И вообще все эти прогулки при луне не могут длиться бесконечно. А потому она должна решить или они женятся, или расстаются. Не обязательно отвечать сейчас. У него командировка на неделю, и у нее есть время подумать.
Чувствовалось, что Алик готовился к этой речи основательно, да и тон был другой деловой и жесткий. Таким тоном делают доклады и выступают на производственных совещаниях. И она понимала, что такой тон дался ему нелегко.
Мне не нужно думать, она действительно не задумалась ни на мгновение. Мы расстаёмся.
Слова вылетели сами, и было ощущение, что кто-то другой произнес их, а она, Натка, слышит их со стороны. Но чувство полёта и освобождения однозначно испытала она. Вспомнилась поговорка про чемодан без ручки, который выкинуть тяжело, а тащить невозможно. И вот она освободилась от этой ноши и почувствовала себя лёгкой и невесомой, как воздушный шарик.
Алик почувствовал это сразу.
Ну, что ж, значит так, он посмотрел на неё таким взглядом, что она сразу поняла, насколько глупы и надуманны все её предположения по поводу тёткиного наследства, желания продвинуться по служебной лестнице а ведь семейным и морально устойчивым это всегда попроще. Ерунда всё это он действительно её любит. Бывает же любовь с первого взгляда. Об этом и фильмы снимают и стихи пишут. И никто не виноват в том, что её не посетило это чувство, несмотря на все его старания. А может, именно из-за этих стараний. Он затопил её своей любовью, а она? Не поверила? Не была готова? Бывает что растение погибает из-за избыточного полива. Наверное, это как раз её случай.
Алик позвонил через неделю, долго рассказывал о командировке, она вежливо поддакивала с нетерпением ожидая конца разговора и не находя в себе силы сказать: извини, я жду важный звонок. Поэтому с облегчением согласилась на встречу рядом с домом нужно было вернуть ему несколько книг.
Как всегда, она пришла вовремя, а он немного раньше.
Ты просто расцвела, прекрасно выглядишь, заметил он и добавил:
Знаешь, я женюсь теперь только через три года и она обязательно будет похожа на тебя.
А такие есть? спросила она с беззаботной улыбкой.
Мысли были совершенно о другом. Она, как и тогда, во время их последнего телефонного разговора, ждала звонок и боялась его пропустить. Ей не терпелось побыстрее вернуться домой, отогнать от телефона младшую сестрёнку и с замиранием сердца ждать обещанный звонок.
Алик почувствовал ее нетерпение и медленно протянул руку:
Ну, пока.
Открывая дверь подъезда, она мельком взглянула через плечо: он стоял, прижимая к груди возвращенные ею книги.
Глава вторая
Она иногда вспоминала тот день после расставания с Аликом. Не было никакого сомнения в правильности своего решения. И тем не менее, тогда, сразу после её отказа, на душе скребли кошки. Всё-таки год вместе и ей уже 23. И где гарантия, что встретится кто-то, на кого она будет смотреть так, как смотрит Рая на Игоря.
"В паре всегда кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить". Конечно, не Лилька изобрела эту истину. Но ей хотелось по-другому.
Его звали Гена. Он позвонил буквально через день после того, как они с Аликом расстались. Подробно объяснил, что её телефон получил от своей тетки, которая на какой-то свадьбе сидела рядом с её тёткой. И они, их тетки, разговорились о том, о сем, в том числе о своих племянниках и почему бы не попробовать? Наташа смутно помнила этот разговор со своей тетей, это было несколько месяцев назад.
И вот звонок. Гена. Одно из нелюбимых имён. Хотя голос приятный.
Они встретились у той же афиши, и он, так же, как и Алик, держал в руке свёрнутую газетку.
Это говорят, что внешность не главное. Да, наверняка, есть масса других составляющих, но при первом свидании именно внешность, и голос, и манеры.
В Гене сошлось всё. Всё, что казалось Наташе эталоном молодого человека. Хотя был один пункт, который выбивался из её списка требований разница в год. Но что такое год, когда остальное бинго?!
Она полностью узурпировала телефон, ждала его звонки, отгоняя младшую сестру. Он оказался весьма спонтанным звонил, когда придется, иногда не звонил вовсе. Появлялся как летний дождь всегда неожиданно, не объясняя ничего, а она и не спрашивала. Главное он здесь, рядом. После двух месяцев таких прогулок он сказал, что ей уже 23, а ему только 22. Ей пора замуж, а он только после армии и о женитьбе даже не помышляет. И что он к ней хорошо относится, но, как порядочный человек, должен ей сказать. Предупредить. И, что если она познакомится с кем-то другим, он это поймет и даже одобрит. Это был бумеранг, и это было больно. Она внешне никак не отреагировала на его слова. Они продолжали встречаться. Кино-парки-мороженое. Он привыкал, а она любила. Это потом, через много лет поняла да не любовь это была. Не любовь. А есть другое определение такого подвешенного состояния. Фонтан эмоций, в котором множество брызг, но ни одну из них нельзя назвать любовью.
А потом он сделал ей предложение. И она вспомнила Раю и Игоря. И то неприятное словечко, которое произнес Алик :
"дожала". И это совсем не то, о чём ей мечталось. Совсем не то. Никаких искр при пересечении взглядов. Как там говорила мудрая Лиля? Один любит, а другой позволяет себя любить.
Вот такое распределение ролей. И она согласилась, помня такое затертое выражение : " стерпится слюбится". Ведь она любит, а это главное. А он? Он просто не сможет не понять, не почувствовать, не оценить и не ответить взаимностью.
А ведь надо было бежать. И не к портнихе, которая обомлела от фасона свадебного платья на обложке глянцевого журнала, который Наташа положила на её длинный и потёртый стол для выкройки. Ей, которая в основном шила ровные платья из кримплена: два шва, четыре вытачки две спереди и две сзади, вырез или круглый, отделанный руликом, или просто мысиком, рукавчик до локтя вот и весь фасончик ей надо было сотворить такое!
Она справилась тогда, ее верная Марья Алексеевна, всегда впадавшая в ступор от фасонов, которые рисовала ей Натка. И на свадьбе все были уверены, что эта воздушная и дерзкая красота с прозрачными рукавами, строгим лифом и кипящей пеной из кружева на юбке "посылочное" платье. Так тогда назывались шмотки из-за границы. Наряд завершала не ультрамодная в то время шляпка, а фата. Просто фата, которая казалась Наташе единственным правильным завершением образа невесты. А ещё букетик искусственных цветов, притороченный к талии розочки и ромашки неожиданно яркое пятно на фоне этой божественно-ослепительной белизны. Странно, но это сочетание полевых и садовых цветов было настолько органичным, что никому даже не пришло в голову что-либо поменять.
Во Дворце бракосочетания их назвали самой красивой парой всех времён и народов. А она верила, что они будут самой счастливой парой для этого всё было.
Через десять месяцев родилась дочка кареглазая кукла с мягкими шёлковыми локонами и смущенной улыбкой. Вроде семья. Абсолютно благополучная на первый взгляд. Да, и на десятый тоже.
Вокруг разводились. Семьи рушились, как карточные домики. И те, кто прожил несколько лет, и совсем молодые пары. А у них была тишь да гладь подрастала Алинка, удивляя всех своей общительностью и располагавшая к себе с первого взгляда. И никаких измен, кипения страстей или скандалов. Регулярные походы на премьеры в местный театр и вылазки на гастролеров. Она доставала билеты, а он называл ее " культурно- массовым сектором".
И с дочкой повсюду: парки- зоопарк, цирк и кукольный театр. Непременная ёлка на Новый год с подарками от Деда Мороза, предусмотрительно купленными ещё в ноябре.
И откуда он знает, что я хочу? в недоумении разводила руки Алинка, разворачивая пакеты и пакетики.
Наташа всегда готовила несколько подарков и просто растворялась в эйфории, видя счастливые глаза дочери, в которых отражались новогодние огни.
Раз в полгода ездили в детскую фотостудию в центр города и там празднично наряженную Алинку снимали на фоне кубиков-мячиков с мишками и куклами в руках.
А ещё были друзья-приятели, и застолья, какие-то встречи и посиделки на дни рождения и просто так. Это было счастливое время, когда в гости забегали без особых приглашений.
И она привыкла к этой жизни ровной и размеренной, как течение реки. Иногда мечталось о другом, но эти мысли были так мимолетны, как взмах крыльев бабочки.
В 90-м река встала на дыбы и повернула вспять. Их народ тронулся с места не один, не два человека, не несколько семей, нет!
Зашевелились, заворочались целые пласты из сотен тысяч людей. Словно кто-то сверху потянул за невидимые нити и их понесло в путь старых и малых. Позади оставались дома и квартиры, насиженные места работы и старые друзья те, которые из детского сада и школы. Любимые парки и кафешки, знакомые травмайные маршруты, родной язык и книги, которые невозможно было взять с собой. Всё то, без чего не мыслилась жизнь, оставалось позади, продавалось за копейки или отдавалось даром соседям, знакомым или незнакомым людям.
Они ехали в страну вечного лета с коротким дождливым сезоном. В страну моря и пальм, в которой снег экзотика, а настоящий листопад мечта.
Это оказалась страна галдящих детей и таких разных взрослых, что было странно представить, что эти люди всех цветов и оттенков один народ.
Наташа растворилась в новой жизни быстро после коротких языковых курсов устроилась в детский сад нянечкой, усердно взялась за язык. Мечтала о курсах воспитательниц. Алинка пошла в садик в старшую группу, а потом в школу поблизости.
И только Гена не находил себя. Он не понимал и не принимал этот странный язык, эти буквы, похожие на птичьи следы на снегу. Эту бесцеремонность соседей, эти радушие и безразличие, тепло и снисходительное презрение к вновь прибывшим. Вся эта адская смесь захлестывала и не давала дышать, к ней было невозможно привыкнуть. Они оказались одни без привычного окружения и без друзей, которых разметало по свету. Без родителей, которые пока выжидали.
И только тогда стало понятно, как неуютно им рядом. Это было не то отсутствие тепла, которое Наташа ощущала в прошлой жизни. Это был леденящий холод, который невозможно было растопить ничем. Гена устроился сварщиком, приходил домой поздно. Дополнительные часы работы хорошо оплачивались. Натка вечерами сидела с Алиной, продиралась через вязь незнакомого языка, пробовала безуспешно смотреть какие-то передачи, фильмы и новости. Новых друзей почти не было. Те, с кем столкнулась в ульпане, были такие разные, как будто приехали из разных стран. Было странно, что в прошлой жизни они листали одни буквари, пели одни и те же песни, зачитывались одними и теми же книгами и смотрели одни и те же фильмы. В их группе оказалось много столичных жителей: из Москвы и Риги, Минска и Киева. Остальные из крошечных украинских местечек. От первых несло снобизмом, и они очень ревностно относились к чужим успехам в языке. Штурмовали какие-то курсы, собирали информацию, брали новую страну на абордаж, презрительно косясь на мешки с одеждой, которые несли и несли в ульпан местные.
Провинциалы в этих мешках копались с удовольствием, выуживая порой почти новые вещи. Они слабо продвигались в языке да и на русском говорили с каким-то странным акцентом. Зато очень быстро понабирали уборок подъезды и квартиры, а на переменках собирались в группку и судачили о ценах на квартиры на периферии.
Именно тогда Наташа вынесла для себя истину все люди разные. Собственно, она, наверное, понимала это и раньше, но именно в те, первые месяцы в стране, поняла, насколько это верно.
А потом, после устройства на работу, времени совсем не стало. С 7-ми до 5-ти детский садик. Ухаживая за чужими малышами, она с горечью думала, что её Алинка сама, с ключом на шее, возвращается домой, сама греет себе еду, а потом до её прихода замирает у телевизора. Да, она идёт с соседкой, забирающей из школы своего внука, но не с ней, а значит одна. И эта мысль не давала Наташе покоя.
А потом она забеременела так неожиданно и так не вовремя. Беременность была странная никакого токсикоза, так мучавшего её, когда она носила Алинку.
Нет, всё было прекрасно на физическом уровне, но совсем не прекрасно на моральном. Появилось какое-то неприятие окружающей действительности, отторжение всего и всех, страх что будет дальше? Как они будут жить?
А потом случился выкидыш, внезапно и беспричинно, как будто природа именно так захотела ответить на все её вопросы. Срок был уже поздний. Ей сочувствовали на работе, жалели и утешали: бывает, ещё родишь.
А потом садик закрылся, и она оказалась дома. На поверхности держали только дочь и упрямое желание забеременеть и родить. Муж её мечты не разделял. Он по- прежнему работал допоздна, и их отношения разладились окончательно.
Иногда Наташа думала, что, собственно, ничего и не изменилось между ними. Изменилось их окружение, их образ жизни. Исчезла та среда, которая создавала иллюзию, что у них всё замечательно: походы к родителям, посиделки, общение с друзьями и вылазки в театры. Всё это осталось где-то далеко, спа́ло, как шелуха, обнажив то, что было сутью их семьи просто совместное проживание под одной крышей случайных людей. После происшедшего дочка грустно смотрела понимающим взглядом, а однажды, обняв её, прошептала:
Но ведь я у тебя есть.
Да, у нее была ее Алинка, чуткая, не по годам взрослая и понимающая.
Именно она не давала полностью погрузиться в депрессию, из которой так трудно вынырнуть и в которой можно зависнуть на долгие годы.
Наташа твердо решила, что будет рожать. В этой стране, с их многодетными семьями, она не оставит дочку одну. Поделилась своими мыслями с приятельницей соседкой. Та посмотрела с изумлением:
Ну, ты даешь! При ваших-то отношениях с Геной Подумай, а он-то хочет?
Ответила жёстко:
А я не ему рожать собираюсь.
И в этот момент поняла, какая ерунда это выражение "стерпится- слюбится". И соотношение в паре, когда один любит, а другой позволяет себя любить, оно не есть постоянная величина. У него не слюбилось, а у неё разлюбилось. Невозможно танцевать танго одной до бесконечности. Даже самая сильная любовь скукоживается и вянет без взаимности, без отдачи. Остаётся удивление и я любила этого человека? А ещё сомнение а любила ли? И чувство освобождения от иллюзий, в которых было так удобно жить.
Мысль о втором ребенке держала цепко. У Алины должен быть братик. Или сестрёнка. Всё равно. Она не должна остаться одна. А то, что ребенок должен быть зачат в любви, так она его уже любит. И её любви хватит с лихвой и на Алинку и на малыша.
А Гена? Наверное, не самый удачный муж, но живут и с намного худшими.
Глава третья
Они никогда не были подружками, не перезванивались, не встречались отдельно сходить в кино или поесть мороженое. Их связывали только Алик и Игорь, и на этих немногочисленных совместных вылазках в театр или на выставки они неплохо общались. Так неплохо, как можно общаться с шапочными знакомыми легко и поверхностно, на уровне "как дела?" или "что нового?"
А сейчас они накинулись друг на дружку, как лучшие подруги, не видевшие друг друга вечность. В маколете было пусто, и продавщица, улыбаясь, смотрела на них с пониманием.