А что там, куда мы едем? Ребенок?
Семья отец, мать и двое детей. Женщина, возможно, еще выкарабкается. Остальные уже покойники.
Его руки вяло лежали на коленях. Я впервые видел Ричи совершенно неподвижным.
Господи Иисусе. Сколько лет детям?
Пока неизвестно.
Что с ними случилось?
Похоже, зарезали. У них дома скорее всего, вчера вечером.
Жесть! Нет, ну просто охренеть Лицо Ричи исказила гримаса.
Точно. И к тому времени, когда мы приедем на место, ты уже должен это переварить. Правило номер один, можешь записать: никаких эмоций на месте преступления. Считай до десяти, читай молитвы, тупо шути все что угодно. Если нужен совет, как справиться с чувствами, спрашивай сейчас.
Я в порядке.
Надеюсь. Там сестра жены, и твои переживания ее не интересуют. Ей надо знать, что у тебя все под контролем.
У меня все под контролем.
Хорошо. На, почитай.
Я протянул ему отчет о вызове и дал тридцать секунд на то, чтобы просмотреть текст. Сосредоточившись, Ричи сразу стал выглядеть старше и умнее.
Когда доберемся, что выяснишь у патрульных в первую очередь? спросил я, выждав.
Про оружие. Найдено ли оно на месте преступления?
А почему не о наличии следов взлома?
Взлом кто угодно мог сымитировать.
Давай без обиняков, сказал я. Под кем угодно ты подразумеваешь Патрика или Дженнифер Спейн?
Он чуть поморщился и я заметил это только потому, что внимательно наблюдал за ним.
Всех, у кого был доступ, родственников, друзей. Всех, кого они бы впустили.
Но ты ведь думал не про них, а про Спейнов.
Да, наверное.
Так бывает, сынок, и незачем это отрицать. То, что Дженнифер Спейн выжила, делает ее главной подозреваемой. С другой стороны, в подобных случаях это, как правило, отец: женщины убивают только детей и себя, а вот мужчины всю семью. В любом случае обычно никто не пытается имитировать взлом. О подобных ухищрениях они уже не думают.
И все-таки это мы можем выяснить сами, когда приедут криминалисты. Полагаться на слова патрульных не будем. А вот насчет оружия я хотел бы узнать сразу.
Молодец. Да, это главный вопрос. А о чем ты в первую очередь спросишь сестру?
О том, кто мог желать зла Дженнифер Спейн. Или Патрику Спейну.
Разумеется, но об этом мы будем спрашивать всех, кого найдем. А о чем ты хочешь спросить именно Фиону Рафферти?
Он покачал головой.
Ни о чем? Лично мне очень интересно услышать, что она там делала.
Тут сказано Ричи поднял отчет, они созванивались каждый день. Она не смогла дозвониться.
И что? Ричи, подумай. Допустим, обычно они созваниваются часов в девять, когда муженьки уже на работе, а дети в школе
Или когда женщины сами на работе. Может, они тоже работают.
Дженнифер Спейн не работала, иначе сестра сказала бы: Ее нет на работе, а не Я не смогла дозвониться. Итак, Фиона звонит Дженнифер около девяти, самое раннее в полдевятого до этого обе заняты утренними заботами. А в десять тридцать шесть, я постучал по листку, она уже в Брайанстауне и звонит в полицию. Не знаю, где живет и работает Фиона Рафферти, но Брайанстаун находится в добром часе езды от цивилизации. Иными словами, из-за того, что Дженнифер часок не берет трубку, максимум часок, а может, и того меньше Фиона впадает в такую панику, что бросает все и мчится к черту на рога. Не слишком ли бурная реакция? Не знаю, как ты, а я бы с удовольствием разобрался, почему она так разволновалась.
Может, ей не час ехать. Может, она просто живет по соседству и решила проведать сестру.
Тогда зачем ехать на машине? Если пешком не дойти, значит, она живет слишком далеко и, следовательно, ведет себя странно. А вот и правило номер два: странное поведение это подарок, и нельзя выпускать его из рук, пока не развернешь. Здесь тебе не транспортный отдел, Ричи. У нас не говорят: Да ерунда какая-то, наверняка в тот день ей просто захотелось почудить. Забей. Никогда так не рассуждай.
Повисла напряженная пауза, означавшая, что разговор еще не окончен.
Я хороший детектив, сказал Ричи наконец.
Уверен, когда-нибудь ты станешь отличным детективом, но пока что тебе еще учиться и учиться.
Для этого необязательно носить галстук.
Приятель, тебе не пятнадцать лет, сказал я. Прикид гопника еще не делает тебя страшной угрозой буржуям. Ты просто выглядишь как идиот.
Ричи потеребил тонкую ткань своей рубашки и сказал, тщательно подбирая слова:
Я знаю, что большинство парней из отдела не из моего района. У них родители фермеры или учителя. Я понимаю, что я для вас белая ворона.
Зеленые глаза Ричи твердо смотрели на меня в зеркало заднего вида.
Неважно, откуда ты родом. Происхождение не выбирают, так что даже не думай об этом. Важно то, куда ты двигаешься. И вот это, друг мой, уже зависит от тебя.
Знаю. Я же здесь, так?
И моя задача помочь тебе пойти дальше. Один из способов выбрать направление вести себя так, словно ты уже прибыл. Улавливашь?
Ричи выглядел растерянным.
Ну смотри: почему мы едем на БМВ?
Он пожал плечами:
Потому что вам нравится эта тачка.
Я снял ладонь с руля и ткнул в Ричи пальцем:
То есть ты решил, что машина нравится моему эго. Не обманывай себя, все не так просто. Ричи, мы не магазинных воришек ловим, убийцы крупная рыба. Прикатить на место преступления в побитой десятилетней тойоте значит проявить неуважение, показать, что жертвы не заслуживают лучшего. Людей это напрягает. Ты же не хочешь начинать на такой ноте?
Нет.
Вот именно, что нет. Вдобавок в старой побитой тойоте мы будем выглядеть неудачниками. Это важно, дружище, и не только для моего эго. Если преступники увидят неудачников, то подумают, что они круче нас, и их труднее будет сломать. Если неудачников увидят хорошие люди, то решат, что таким ни за что не раскрыть преступление, а значит, и помогать не стоит. И если мы сами по утрам будем видеть в зеркале пару неудачников, что станет с нашими шансами на победу?
Наверное, их станет меньше.
В точку! Если хочешь добиться успеха, Ричи, ты не должен выглядеть как неудачник. Понимаешь?
Он коснулся узла на своем новом галстуке.
Проще говоря, нужно лучше одеваться.
Нет, сынок, тут нет ничего простого. Правила придуманы не зря и об этом нужно помнить, прежде чем их нарушать.
Я выехал на пустое шоссе и позволил БМВ проявить себя во всей красе. Я знал, что еду точно с разрешенной скоростью, ни на милю быстрее; Ричи поглядывал на спидометр, но помалкивал вероятно, думал о том, какой я зануда. Так многие считают, однако все они подростки если не по возрасту, то по уровню развития. Только подросток может считать, что скука это плохо. Взрослые, те, кто кое-что повидал на своем веку, знают, что скука дар небесный. У жизни в рукаве достаточно потрясений, которые обрушиваются на тебя в самый неожиданный момент, так что нагнетать драму вовсе необязательно. Скоро Ричи поймет это на собственном опыте.
* * *
Я фанат масштабной застройки. Если хотите, можете винить в рецессии застройщиков, их прикормленных банкиров и политиков, но факт остается фактом: если бы они не мыслили на перспективу, мы бы до сих пор выкарабкивались из предыдущего кризиса. Как по мне, многоэтажка, под завязку набитая жильцами, которые каждое утро идут на работу, поддерживают страну на плаву, а вечером возвращаются домой в уютные гнездышки, куда лучше, чем поле, приносящее пользу разве что паре коров. Людские поселения все равно что акулы: перестав двигаться, они погибают. Однако у каждого из нас есть место, которое, как нам нравится думать, никогда не изменится.
Когда-то я, тощий паренек с самопальной стрижкой и в заштопанных джинсах, знал Брокен-Харбор как свои пять пальцев. Нынешние детки, выросшие во времена экономического бума, привыкли проводить каникулы под солнышком, уж две недели на Коста-дель-Соль это самый минимум. Но мне сорок два, и наше поколение довольствовалось малым: несколько дней в арендованном трейлере на берегу Ирландского моря и ты круче всех.
В то время Брокен-Харбор был захолустьем: дюжина раскиданных домов, в которых с незапамятных времен обитали семейства с фамилиями типа Уиланы или Линчи, лавка У Линча, паб Уилан да парковка для трейлеров. Короткая пробежка босиком по осыпающимся песчаным дюнам между зарослей тростника и ты на пляже. Каждый июнь мы проводили там две недели в ржавом четырехместном трейлере, который отец бронировал за год вперед. Нам с Джери доставались верхние койки, а Дине приходилось спать внизу, напротив родителей. Джери по праву старшинства могла занять любое место, но всегда выбирала сторону, обращенную к полю, чтобы смотреть на пасущихся пони. Поэтому первое, что я видел каждое утро, это сверкающие под рассветным солнцем белые полосы морской пены и длинноногие птицы, скачущие по песку.
Ни свет ни заря мы трое, зажав в руках куски хлеба с сахаром, убегали на пляж, где целыми днями играли в пиратов с детьми из других трейлеров, покрывались веснушками и облезали от соленой воды, ветра и редких солнечных лучей. К чаю мама жарила на походной плитке яичницу с сосисками, а потом отец отправлял нас в магазин Линча за мороженым. Когда мы возвращались, мама уже сидела у отца на коленях, положив голову ему на плечо, и мечтательно улыбалась, глядя на воду. Он наматывал ее волосы на свою свободную руку, чтобы морской ветерок не сдувал их в ее мороженое. Я весь год ждал, чтобы увидеть родителей такими.
Как только мы свернули на проселок, с задворок моей памяти, словно выцветший набросок, начал всплывать маршрут: проехать мимо этой рощи деревья уже вымахали, за изгибом в каменной стене повернуть налево Но если раньше с низкого зеленого холма открывался вид на воду, сейчас откуда ни возьмись навстречу вырос поселок и, словно баррикада, преградил нам путь: за высокой оградой из шлакобетонных блоков ряды черепичных крыш и белых фасадов, казалось тянувшиеся на мили в обоих направлениях. При въезде щит, на котором яркими затейливыми буквами, каждая размером с мою голову, написано: Добро пожаловать в Оушен-Вью в Брайанстауне. Новое слово на рынке жилья премиум-класса. Роскошные дома открыты для просмотра. Поперек надписи кто-то нарисовал большой красный член с яйцами.
На первый взгляд Оушен-Вью выглядел довольно симпатично: большие дома (нечто осязаемое за ваши деньги), подстриженные полоски газонов, старомодные указатели: Детский сад «Самоцветы», Развлекательный центр «Бриллиант». Второй взгляд сорняки, щербатые тротуары. Третий взгляд что-то не так.
Дома были слишком похожи друг на друга. Даже у тех, что были отмечены кричащими красно-синими знаками с торжествующей надписью Продано, никто не покрасил входную дверь в какой-нибудь отстойный цвет, не расставил на подоконниках цветочные горшки и не разбросал по лужайке пластмассовые детские игрушки. Кое-где были припаркованы автомобили, но большинство подъездных дорожек пустовало причем совершенно не похоже, что жильцы разъехались поддерживать экономику. Три четверти домов просматривались насквозь через голые окна, выходящие на другую сторону, проглядывали серые лоскуты неба. По тротуару, толкая перед собой коляску, шла крупная молодая женщина в красном анораке, волосы ее раздувал ветер. Казалось, она и ее круглолицый ребенок единственные люди на несколько миль вокруг.
Иисусе, сказал Ричи. В тишине его голос прозвучал так громко, что мы оба вздрогнули. Деревня проклятых.
В отчете о вызове значилось: Проезд Оушен-Вью, 9, и название имело бы смысл, будь Ирландское море океаном или если бы его отсюда было видно. Навигатор, похоже, столкнулся с непосильной задачей: привел нас проездом Оушен-Вью в тупик, кончавшийся рощей Оушен-Вью, которая заслуживала главный приз, поскольку там не было ни одного дерева, и сообщил: Вы прибыли в место назначения. До свидания.
Я развернул машину и принялся искать. Мы словно смотрели фильм задом наперед: чем дальше мы продвигались вглубь поселка, тем больше дома напоминали чертежи. Вскоре они превратились в беспорядочные наборы из стен и строительных лесов с зияющими дырами вместо окон и отсутствующими фасадами, открытые взгляду комнаты, заваленные сломанными стремянками, трубами и плесневеющими мешками с цементом. За каждым поворотом я ожидал увидеть толпу строителей, занятых работой, но нам повстречался лишь накренившийся старый желтый экскаватор на пустыре, среди развороченной грязи и холмиков выкопанной земли.
Здесь никто не жил. Я попытался вернуться к въезду, но поселок был выстроен наподобие старых лабиринтов из живой изгороди сплошные тупики и крутые повороты, и мы почти сразу заблудились. Я ощутил легкий укол паники. Терпеть не могу терять ориентиры.
На перекрестке я притормозил рефлекторно, вряд ли кто-то выскочил бы мне под колеса, и во внезапной тишине мы услышали утробный рокот моря. Ричи вскинул голову:
Что это?
Короткий, истошный, надрывный вопль повторялся снова и снова, настолько регулярно, что казался механическим. Он разносился через вскопанную землю и бетон и отскакивал от незаконченных стен, так что мог исходить откуда угодно или отовсюду. Насколько я мог судить, этот вопль и гул моря были единственными звуками в поселке.
Готов поспорить, что это сестра, сказал я.
Ричи глянул на меня так, словно я вешаю ему лапшу.
Это лиса или какой-то еще зверь. Может, ее переехала машина.
А я-то думал, ты тертый калач, повидал изнанку жизни. Готовься, Ричи, тебя ждут неизгладимые впечатления.
Я опустил окно и поехал на звук. Несколько раз эхо сбило меня с курса, но дом мы узнали с первого взгляда. С одной стороны проезда Оушен-Вью аккуратно, словно костяшки домино, парами стояли чистенькие белые дома с эркерами, а с другой тянулись строительные леса и валялся мусор. Между костяшками, над стеной поселка, шевелились обрывки серого моря. Перед некоторыми домами стояли одна-две машины, а у одного целых три: белый хэтчбек вольво, на котором не хватало только надписи Семейный, видавший виды желтый фиат-сеиченто и полицейский автомобиль. Вдоль низкой садовой ограды была натянута сине-белая оградительная лента.
Я не шутил, когда говорил Ричи, что в нашем деле важно все даже то, как открываешь дверцу автомобиля. Еще прежде, чем я скажу первое слово свидетелю или подозреваемому, он должен понять: прибыл Мик Кеннеди и у него все схвачено. Кое в чем мне повезло: я симпатичный (уж поверьте на слово), высокий, еще не облысел, и мои волосы по-прежнему на девяносто девять процентов каштановые. Все это располагает в мою пользу, а остальное добыто ценой опыта и многолетнего усердного труда. Я до последней секунды не сбрасывал скорость, потом ударил по тормозам, одним махом выскочил из машины, прихватив портфель, и быстрым энергичным шагом направился к дому. Однажды Ричи научится не отставать.
Один из полицейских неуклюже сидел на корточках рядом со своей машиной и пытался успокоить человека на заднем сиденье, который, безусловно, и был источником воплей. Второй нервно расхаживал перед воротами, сцепив руки за спиной. Воздух свежий, сладко-соленый, отдающий морем и полями был холоднее, чем в Дублине. Среди строительных лесов и голых балок вяло посвистывал ветер.
Тот, что расхаживал, был моего возраста, уже с брюшком. Вид у него был такой, словно его пришибли пыльным мешком, очевидно, прослужил лет двадцать, не сталкиваясь ни с чем подобным, и надеялся спокойно прослужить еще столько же.
Патрульный Уолл. У машины патрульный Мэллон, сказал он.
Ричи с щенячьим дружелюбием протянул ему руку.