Первый кубанский («Ледяной») поход
Сост., науч. ред., предисл. и коммент. д.и.н. С. В. Волкова
Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
© С. В. Волков, состав, предисловие, комментарии, 2023
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2023
* * *
Предисловие
Третий том серии «Белое движение в России» посвящен легендарному 1-му Кубанскому походу Добровольческой армии, который также известен под названием «Ледяной поход». Настоящий том служит непосредственным продолжением первого и второго («Зарождение Добровольческой армии» и «Первые бои Добровольческой армии»), в которых собраны воспоминания о формировании на Дону и на Кубани добровольческих частей и их действиях до выступления в 1-й Кубанской поход.
Первый поход Добровольческой армии во главе с Лавром Георгиевичем Корниловым продолжался с 9 февраля по 30 апреля 1918 года. Оставив Ростов, армия пошла на Екатеринодар, имея целью соединиться с кубанскими белыми частями. Однако после начала похода выяснилось, что он уже оставлен Кубанским отрядом. Соединившись с последним в середине марта, армия 2831 марта предприняла неудачную попытку взять город (при соотношении сил один к десяти в пользу красных). После смерти генерала Л. Г. Корнилова армия под командованием А. И. Деникина выступила в обратный путь на Дон, где уже началось восстание казачества.
В самом начале похода в станице Ольгинской армия, состоявшая до того из 25 отдельных частей, была реорганизована (батальоны превратились в роты, роты во взводы) и стала включать: Сводно-Офицерский, Корниловский ударный и Партизанский полки, Особый Юнкерский батальон, 1-й легкий артиллерийский дивизион (4 батареи), Чехословацкий инженерный батальон, Техническую роту, 1-й кавалерийский дивизион полковника Гершельмана, Конный отряд полковника Глазенапа, Конный отряд подполковника Корнилова, Охранную роту штаба армии, конвой командующего армией и походный лазарет. Вскоре после соединения 14 марта 1918 года с Кубанским отрядом армия была переформирована. В 1-ю пехотную бригаду (генерал С. Л. Марков) вошли Сводно-Офицерский и Кубанский стрелковый полки, 1-я Инженерная рота, 1-я и 4-я отдельные батареи; во 2-ю (генерал А. П. Богаевский) Корниловский и Партизанский полки, Пластунский батальон (кубанский), 2-я инженерная рота (кубанская) и 2-я, 3-я и 5-я отдельные батареи; в конную бригаду (генерал И. Г. Эрдели) Конный и Черкесский полки, Кубанский конный дивизион (полк) и конная батарея (кубанская). После возвращения Добровольческой армии на Дон она была реорганизована и пополнилась новыми добровольцами.
Добровольческая армия вышла в 1-й Кубанский поход в числе до 4 тысяч человек (при 8 орудиях), присоединившиеся к ней кубанские части насчитывали, по разным данным, до 3,2 тысячи человек (при 8 орудиях), кроме того, к армии присоединилось несколько сот казаков из отдельных станиц, так что под Екатеринодаром она насчитывала до 6 тысяч бойцов. Вернулось из похода около 5 тысяч, из которых около 1,5 тысячи раненых. Безвозвратные потери (убито, пропало без вести и оставлено в станицах) составили, следовательно, не меньше 1,5 тысячи человек, а общее число участников похода 78 тысяч.
Среди 3683 участников похода, вышедших из Ростова, было 36 генералов (в т. ч. 3 генерала от инфантерии и генерала от кавалерии и 8 генерал-лейтенантов), 190 полковников, 50 подполковников и войсковых старшин, 215 капитанов, ротмистров и есаулов, 220 штабс-капитанов, штабс-ротмистров и подъесаулов, 409 поручиков и сотников, 535 подпоручиков, корнетов и хорунжих, 668 прапорщиков, 12 морских офицеров (в т. ч. 1 капитан 1-го ранга и 1 капитан 2-го ранга), 437 вольноопределяющихся, юнкеров, кадет и добровольцев и 2 гардемарина, 364 унтер-офицера (в т. ч. подпрапорщики и им равные), 235 солдат (в т. ч. ефрейторов и им равных) и 2 матроса. Кроме того 21 врач, 25 фельдшеров и санитаров, 66 чиновников, 3 священника и 14 гражданских лиц. Из 165 женщин 15 были прапорщиками, 17 рядовыми доброволицами, 5 врачами и фельдшерицами, 122 сестрами милосердия и 6 не служили в армии. Не считая женщин и гражданских лиц, всего 2325 офицеров и 1067 добровольцев. По возрасту старше 40 лет было около 600 человек и около 3000 моложе.
За 80 дней похода (из которых 44 дня боев) армия прошла 1050 верст. Участникам похода пришлось претерпеть тяжелые лишения, справедливо создавшие первопоходникам тот ореол мученичества, которым они были окружены впоследствии. Именно эти люди стали ядром и душой Белого движения на Юге России, из их числа выдвинулись почти все видные командиры белых частей (первопоходниками были практически все командиры батальонов и полков и большинство командиров рот Добровольческой армии), многие из них дослужились до высоких чинов.
Русский писатель Иван Шмелев сказал о походе: «Этот подвиг уход в ледяные степи, определяемый условным человеческим временем 9 февраля 1918 года, имеет бессмертный смысл отсвет Голгофской Жертвы. Этот подвиг роднится с чудеснейшими мигами человеческого мира, когда на весах Совести и Любви взвешивались явления двух порядков: тленного и нетленного, рабства и свободы, бесчестия и чести. Этот подвиг проявление высокого русского гражданства: в подвиге этом не было ни различия классов, ни возраста, ни пола, все было равно, едино, все было общая жертва жизнью. Ледяной поход длится. Он вечен, как бессмертная душа в людях, негасимая лампада, теплящаяся Господним Светом».
Для участников похода был установлен знак в виде серебряного тернового венка, пересеченного снизу вверх направо серебряным мечом рукоятью вниз, носившийся на Георгиевской ленте с розеткой национальных цветов. В общей сложности им было награждено около 5 тысяч человек. Список награжденных в единственном экземпляре хранился до Второй мировой войны у секретаря Главного правления Союза участников 1-го Кубанского похода полковника К. Н. Николаева и пропал после занятия Югославии советскими войсками. Сохранилось лишь несколько неполных рукописных копий (включающих около 4 тысяч человек).
В настоящем издании собраны воспоминания участников 1-го Кубанского похода, в разное время публиковавшиеся в русской эмигрантской печати. Помещены как фрагменты из книг, так и журнальные и газетные публикации. Впервые делается попытка собрать их вместе, чтобы представить картину похода с разных сторон, и впервые они представлены с такой полнотой (хотя некоторые публикации оказались пока недоступны). Почти все эти воспоминания (за исключением мемуаров генералов А. И. Деникина и А. С. Лукомского, а также книг Р. Гуля и В. Ларионова) никогда в России не публиковались.
Материалы тома сгруппированы по разделам. В первом из них собраны материалы, посвященные походу в целом или отдельным его сторонам. В остальных воспоминания лиц, служивших в тех или иных частях: в Офицерском, Корниловском, Партизанском полках, в кубанских частях, в артиллерии и в кавалерийских частях.
Как правило, все публикации приводятся полностью (сокращению подверглись только уже публиковавшиеся в России воспоминания). Из крупных трудов взяты только главы и разделы, непосредственно относящиеся к 1-му Кубанскому походу. Кроме того, из них исключались фрагменты, заимствованные авторами из тех источников, которые самостоятельно публикуются в настоящем издании. Авторские примечания помещены в скобках в основной текст. Во всех случаях сохранялся текст оригиналов. Исправлены лишь явные ошибки и опечатки.
Поскольку в белой армии на Юге России вплоть до ее эвакуации из Крыма использовался старый стиль, все даты, кроме особо оговоренных случаев, приводятся по этому стилю.
С. В. ВолковРаздел 1
А. Деникин[1]
Первый кубанский поход[2]
Мы уходили.
За нами следом шло безумие. Оно вторгалось в оставленные города бесшабашным разгулом, ненавистью, грабежами и убийствами. Там остались наши раненые, которых вытаскивали из лазаретов на улицу и убивали. Там брошены наши семьи, обреченные на существование, полное вечного страха перед большевистской расправой, если какой-нибудь непредвиденный случай раскроет их имя
Мы начинали поход в условиях необычайных: кучка людей, затерянных в широкой донской степи, посреди бушующего моря, затопившего родную землю. Среди них два Верховных Главнокомандующих русской армией, главнокомандующий фронтом, начальники высоких штабов, корпусные командиры, старые полковники С винтовкой, с вещевым мешком через плечо, заключавшим скудные пожитки, шли они в длинной колонне, утопая в глубоком снегу Уходили от темной ночи и духовного рабства в безвестные скитания
За синей птицей.
Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно. Увидят светоч, слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе, те, кто пока еще не проснулись
В этом был весь глубокий смысл 1-го Кубанского похода. Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором все в области духа и творимого подвига. По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия малая числом, оборванная, затравленная, окруженная как символ гонимой России и русской государственности.
На всем необъятном просторе страны оставалось только одно место, где открыто развевался трехцветный национальный флаг, это ставка Корнилова.
* * *
Покружив по вымершему городу, мы остановились на сборном пункте в казармах Ростовского полка[3] (генерала Боровского[4]) в ожидании подхода войск. Еще с утра Боровский предложил ростовской молодежи, кто желает, вернуться домой: впереди тяжелый поход и полная неизвестность. Некоторые ушли, но часть к вечеру вернулась: «Все соседи знают, что мы были в армии, товарищи или прислуга выдадут»
Долго ждем сбора частей. Разговор не клеится. Каждый занят своими мыслями, не хочется думать и говорить о завтрашнем дне. И как-то странно даже слышать доносящиеся иногда обрывки фраз таких обыденных, таких далеких от переживаемых минут
Двинулись наконец окраиной города. По глубокому снегу. Проехало мимо несколько всадников. Один остановился. Доложил о движении конного дивизиона. Просит Корнилова сесть на его лошадь.
Спасибо, не надо.
Из боковых улиц показываются редкие прохожие и, увидев силуэты людей с ружьями, тотчас же исчезают в ближайших воротах. Вышли в поле, пересекаем дорогу на Новочеркасск. На дороге безнадежно застрявший автомобиль генерала Богаевского[5]. С небольшим чемоданчиком в руках он присоединяется к колонне. Появилось несколько извозчичьих пролеток. С них нерешительно сходят офицеры, по-видимому задержавшиеся в городе. Подошли с опаской к колонне и, убедившись, что свои, облегченно вздохнули:
Ну слава те Господи! Не знаете, где 2-й батальон?
Идем молча. Ночь звездная. Корнилов, как всегда, хмурый, с внешне холодным, строгим выражением лица, скрывающим внутреннее бурное горение, с печатью того присущего ему во всем в фигуре, взгляде, речи достоинства, которое не покидало его в самые тяжкие дни его жизни. Таким он был полковником и Верховным Главнокомандующим; в бою 48-й дивизии и в австрийском плену, на высочайшем приеме и в кругу своих друзей, в Могилевском дворце и в Быховской тюрьме. Казалось, не было такого положения, которое могло сломить или принизить его. Это впечатление невольно возбуждало к нему глубокое уважение среди окружающих и импонировало врагам.
Вышли на дорогу в Аксайскую станицу. Невдалеке от станицы встречается квартирьер:
Казаки держат нейтралитет и отказываются дать ночлег войскам.
Корнилов нервничает:
Иван Павлович! Поезжайте, поговорите с этими дураками.
Не стоит начинать поход усмирением казачьей станицы. Романовский[6]повернул встречные сани, пригласил меня, поехали вперед. Долгие утомительные разговоры сначала со станичным атаманом (офицер), растерянным и робким человеком; потом со станичным сбором: тупые и наглые люди, бестолковые речи. После полуторачасовых убеждений Романовского согласились впустить войска с тем, что на следующее утро мы уйдем, не ведя боя у станицы. Думаю, что решающую роль в переговорах сыграл офицер-ординарец, который отвел в сторону наиболее строптивого казака и потихоньку сказал ему:
Вы решайте поскорее, а то сейчас подойдет Корнилов он шутить не любит: вас повесит, а станицу спалит.
Утомленные переживаниями дня и ночным походом, добровольцы быстро разбрелись по станице. Все спит. У Аксая переправа через Дон по льду. Лед подтаял и трескается. Явился тревожный вопрос: выдержит ли артиллерию и повозки?
Оставили в Аксайской арьергард для своего прикрытия и до окончания разгрузки вагонов с запасами, которые удалось вывезти из Ростова, благополучно переправились. По бесконечному гладкому снежному полю вилась темная лента. Пестрая, словно цыганский табор: ехали повозки, груженные наспех и ценными запасами, и всяким хламом; плелись какие-то штатские люди; женщины в городских костюмах и в легкой обуви вязли в снегу. А вперемежку шли небольшие, словно случайно затерянные среди табора войсковые колонны все, что осталось от великой некогда русской армии Шли мерно, стройно. Как они одеты! Офицерские шинели, штатские пальто, гимназические фуражки; в сапогах, валенках, опорках Ничего под нищенским покровом живая душа. В этом все.
Вот проехал на тележке генерал Алексеев[7]. При нем небольшой чемодан; в чемодане и под мундирами нескольких офицеров его конвоя «деньгонош» вся наша тощая казна, около шести миллионов рублей кредитными билетами и казначейскими обязательствами. Бывший Верховный сам лично собирает и распределяет крохи армейского содержания.
* * *
Остановились в станице Ольгинской, где уже ночевал отряд генерала Маркова, пробившийся мимо Батайска левым берегом Дона. Корнилов приступил к реорганизации Добровольческой армии, насчитывавшей всего около 4 тысяч бойцов, путем сведения многих мелких частей.
Состав армии получился следующий:
1-й Офицерский полк[8], под командой генерала Маркова[9] из трех офицерских батальонов[10], Кавказского дивизиона[11] и Морской роты[12].
Юнкерский батальон, под командой генерала Боровского, из прежнего Юнкерского батальона[13] и Ростовского полка.
Корниловский ударный полк[14], под командой подполковника Неженцева[15]. В полк влиты части бывшего Георгиевского полка[16] и партизанского отряда[17] полковника Симановского[18].
Партизанский полк[19], под командой генерала Богаевского, из пеших донских партизанских отрядов.
Артиллерийский дивизион, под командой полковника Икишева[20], из четырех батарей по два орудия. Командиры: Миончинский[21], Шмидт[22], Ерогин[23], Третьяков[24].
Чехословацкий инженерный батальон[25], под управлением штатского инженера Краля и под командой капитана Неметчика[26].
Конные отряды (донские партизанские отряды Краснянского[27], Бокова[28], Лазарева[29] и др. присоединились к нам в Ольгинской. А. Д.):
а) полковника Глазенапа[30] из донских партизанских отрядов;
б) полковника Гершельмана[31] регулярный;
в) подполковника Корнилова[32] из бывших частей Чернецова.