Что это за человек?
Прошу вас, Роман Андреевич замялся Костя.
Здесь нет большевиков, напирал Горецкий. Кто рядом с Катей?
Костя сдался:
Великий князь Михаил Александрович.
Горецкий ощутил мягкий и тяжёлый удар по самолюбию. Не ревность, а именно удар по самолюбию: для ревности Горецкий был слишком уверен в своём превосходстве. Что ж, юная Катя Якутова и вправду оказалась такой же, как он: Катя тоже принимала от жизни только самое лучшее.
11
Ксения Алексеевна Стахеева понимала, что господин Мамедов ничем ей не угрожает как агент «Бранобеля», он на её стороне. И всё же чувствовала в нём какую-то опасность, а потому обращалась больше к Роману Андреевичу.
Эту дачу Иван Сергеевич построил для меня, когда Кеше исполнился годик, рассказывала Ксения Алексеевна. Здесь я провожу каждое лето. Я очень люблю нашу Россию, господа. Мне за границей неуютно. Даже языка французского я не выучила чем мне заниматься на Ривьере или в Париже?
Но сейчас вам и вправду лучше быть во Франции, возразил Горецкий.
Они сидели в полумраке гостиной на низких диванах. Медово светился китайский абажур настольной лампы. В открытые окна, качая занавеси, влетал прохладный ветерок с Камы. Откуда-то доносилось ночное пение лягушек.
Кешенька тоже считает, что мне надо уехать, грустно сказала Ксения Алексеевна. Он такой заботливый Но я не могу покинуть Отечество, пока здесь остаётся мой сын. А он жаждет сражаться с большевиками. Боже, они ведь ужасны, эти большевики! Они расстреливают людей!
А гдэ сэчас ваш сын? спросил Мамедов.
Он превратился в настоящего пирата. В Сарапуле он отнял у красных наш буксир, теперь плавает по Каме и нападает на корабли.
Зачем? спросил Мамедов.
Забирает те, которые принадлежат нам. Высаживает пассажиров перед Елабугой и приводит корабли сюда. Вы же видели, господа: за пристанью у него целый флот, будто он адмирал Нельсон! Кешенька хочет сохранить наше пароходство до того времени, когда армия наведёт порядок.
У вашего сына эст другие затоны кроме этого, в Сьвятом Клуче?
Не знаю, господа, беспомощно улыбнулась Ксения Алексеевна. Дела вёл Иван Сергеевич, мой покойный муж. Я не умею пользоваться деньгами.
Двадцать лет назад купец Иван Стахеев стал основным собственником общества «По Волге» самого первого российского пароходства.
«По Волге», «Кавказ и Меркурий» и «Самолёт» были триадой главных судокомпаний страны. К концу прошлого столетия «поволговские» пароходы устарели, и общество почти разорилось, однако упразднить столь славное предприятие было бы позором для купечества. Вот тогда и появился Иван Сергеевич. Обширный род Стахеевых разбогател на хлеботорговле; огромные стахеевские элеваторы словно рыцарские цитадели поднимались над крышами Бирска, Сарапула, Елабуги, Чистополя и Набережных Челнов. Иван Сергеевич выкупил долги пароходства «По Волге». А теперь сын спасал то, что осталось.
Капьитан Фаворский сообщил нам, что пры вашем сыне находится нэкий аньгличанин, продолжал допрос Мамедов. Кто он?
Наверное, друг, ответила Ксения Алексеевна. У Кеши много друзей.
Мамедов понял, что Ксения Алексеевна почему-то боится его.
Когда Ксения Алексеевна вышла отдать распоряжение о комнатах для ночлега, Горецкий наклонился к Хамзату Хадиевичу и прошептал:
Мамедов, вы не умеете говорить с дамами. А я умею.
Горецкому была симпатична эта милая и пикантная женщина. Разница в возрасте его не смущала. В Ксении Алексеевне он увидел глубокую и зрелую чувственность, обострённую одиночеством вдовы. Я не прочь прогуляться по вашему парку, сказал Роман, когда хозяйка вернулась. Не составите мне компанию, если ещё не слишком поздний час?
В тёмной аллее под ветерком с тополя на тополь перелетал высокий и таинственный шум. Под ногами чуть скрипел песок дорожки.
Можно пройтись до нашего святого источника, предложила Ксения Алексеевна. Помню, я провожала к нему отца Иоанна Кронштадтского
Я не религиозный человек, мягко отказался Роман. Но мне кажется, что и вы, Ксения Алексеевна, отнюдь не религиозны.
Почему же вы так решили? лукаво удивилась Ксения Алексеевна.
Потому что свою слабость люди прячут, а ваша всем очевидна.
В её слабости был явный призыв, и призыв к мужчине, а не к богу.
Вы мальчишка дерзкий, заметила Ксения Алексеевна.
Вы тоже ставили себе весьма высокие цели, улыбнулся Роман.
Ксения Алексеевна поняла намёк. Двадцать лет назад весь Петербург обсуждал две свадьбы: миллионщики Якутов и Стахеев женились на актрисах. Ксения Алексеевна принуждённо засмеялась. Да, современные капитаны уже не романтики, а циники, теперь это в моде. Однако Роман Горецкий ей нравился: высокий, красивый и опытный мужчина с твёрдой линией рта.
Я уже не та юная актриса, вздохнула Ксения Алексеевна.
Думаю, вы не изменились.
Горецкий был прав: ей по-прежнему хотелось быть желанной. Она одна и хороша собой, а положение в обществе у неё совсем не то, что было раньше, вряд ли кто осмелится её осудить. Летняя ночь такая тёплая, а мужчина такой самоуверенный И ничто никогда не повторится: ни юность, ни этот миг.
Горецкий осторожно взял её за плечо и склонился к лицу.
Давайте вернёмся, негромко пригласил он.
Возможно, пора прошептали полные губы Ксении Алексеевны.
Спальня находилась на втором этаже. Ксения Алексеевна бросила перед дверью веточку шиповника знак для горничной, что не надо входить или стучать. Тёмного времени им не хватило, и последний нежный вскрик слился с пением петухов на подворье. Потом Ксения Алексеевна затихла. Горецкий немного полежал и бережно высвободил руку из-под её головы. Воздух в спальне светился окно смотрело на раннее низкое солнце. Сдвинув тяжёлые кудрявые волосы Ксении Алексеевны, Горецкий поцеловал спящую женщину в тёплую щеку и выбрался из постели. Ему надо было спешить на пароход.
Лоцман Федя стоял на кормовом подзоре, измеряя уровень воды шестом-намёткой. Машина поднимала пары, и судно подрагивало. Мамедов встретил Горецкого в рубке. Штурвальный зевал в кулак.
Надеюсь, лубэзный, ночь прошла нэ напрасно? усмехнулся Мамедов.
Горецкий поглядел на берег, на парковую балюстраду под тополями.
У молодого Стахеева есть ещё и пароходная зимовка в десяти верстах выше по течению, ответил он. Наша баржа там. Захватить её мальчишку надоумил агент компании «Шелль». Компания пообещала купить у Стахеевых активы их пароходства, если Стахеев приведёт нашу баржу в Самару или Уфу. Путь в Самару перекрыли красные, а в Уфу мелководье. Мальчишка ждёт.
Мамедов недобро прищурился:
А как зовут агэнта «Шелль»? Дьжозеф Гольдинг?
12
Это «Межень», сказал Роман, глядя в бинокль. Мы опоздали.
Пароход красных, о котором сообщил капитан Фаворский, преграждая путь, стоял вдали прямо посреди блещущего створа. Из склонённой трубы «Межени» стелился лёгкий дымок машина работала вхолостую.
Бросил становое железо на перевале ходовой, определил лоцман Федя.
Романа раздражала народная лексика лоцманов. Неужели нельзя выучить общепринятые термины судоходства?
Отдал оба якоря, носовой и кормовой, и занял фарватер на его повороте от левого берега к правому, объяснил Горецкий Мамедову.
Друг, я нэ новичок на рэке, ответил Мамедов.
От солнца в рубке было жарко. Горецкий в бинокль долго изучал створ.
Судя по мачтам за кустами на косе, этот Стахеев собрал штук восемь разных барж. Его буксир там же: вижу торговый флаг компании на топе. А «Межень» караулит добычу возле выхода из акватории зимовки.
Сбавив обороты, «Русло» медленно приближался к «Межени».
Вскоре на «Межени» простучал пулемёт, и перед носом «Русла» взбурлила линия белых фонтанчиков. Красные приказывали остановиться.
Боятся нас, усмехнулся Мамедов. Подойду к ным на лодке.
Возьмёте с собой? спросил Горецкий. Мне любопытно.
На кормовом якоре буксир медленно развернуло по течению. Матросы спустили на воду лёгкую лодку, закреплённую на шлюпбалке.
Мамедов и Горецкий дружно гребли распашными вёслами и смотрели, как удаляется «Русло». Вода в Каме была тёмная, глиняная, и на лопастях вёсел отливала краснотой. А волжская вода, песчаная, всегда казалась жёлтой.
Думаете, Мамедов, большевики разрешат нам забрать нашу баржу?
Почему бы и нэт? У нас пройзводствэнное дэло. Болшевикам наша баржа нэ нужна. А вот Гольдингу нужна.
По какой причине? тотчас спросил Горецкий.
«Шелль» тоже добывает нэфт, а на барже буровое оборудованье новэйшего образца.
На борту «Межени» толпились разморённые зноем моряки в тельняшках и бескозырках. Мамедова и Горецкого вытащили из лодки и в первую очередь бесцеремонно обыскали, затем провели в полутёмный салон.
Как волжанин, Роман не раз встречал на реке «царский пароход», однако бывать на борту ему не приходилось. Роман с интересом разглядывал салон мебель, дорогую обивку переборок, занавеси на окнах. На оттоманке сидела с ногами красивая девушка. За столом расположился моряк с бородкой клином.
Кто таковы? сурово произнёс он.
Я агэнт завода «Лудвиг Нобэл», а он, Мамедов кивнул на Горецкого, капьитан буксыра Слюшай, друг, у нас промысел за Николо-Бэрозовкой. Вышка стоит, рабочие ждут, а баржа с оборудованьем пропала. Мы искали её. Баржу этот Стахэев, дурной человек, экспропрыыровал и на зимовку загнал.
Стараясь смутить, Маркин сверлил Мамедова недоверчивым взглядом.
Чем докажешь?
Так баржей и докажу! Кому ещчё-то наши насосы и лэбёдки нужны? А ты, я вижу, прыжал Стахэева, да? Ай, молодец моряк!
Маркин был польщён, хотя вида не подал, но Мамедов это понял.
Отдай мнэ баржу, дорогой, проникновенно попросил он. Эсли нэ вэришь пойдём со мной до промысла, кланус, сам увыдишь, что нэ вру!
Горецкий удивлялся преображению Мамедова из холодного и умного командира в какого-то льстивого торговца с восточного базара.
Стахеева ещё выкурить надобно, поддавшись на уловку Мамедова, открылся Маркин. Щенок-то огрызается.
Мамедов выдвинул из-за стола стул и уселся как для дружеской беседы.
Уйми его, брат. Мнэ бэз баржи нэльзя возвращаться.
Горецкий тоже осторожно опустился на диванчик у двери. Он наблюдал за девушкой. Что она делает на пароходе? Чем так явно недовольна?
Легко свистеть-то, вздохнул Маркин. А у Стахеева два «виккерса».
Девушка вдруг резко перебила Маркина:
Стахеева мы уймём!
Мамедов быстро обернулся к ней:
Он и ваши суда захватил?
Это никого не касается! отрезала девушка.
Прости! Мамедов хлопнул по груди растопыренной пятернёй. Нэ в свою компетенцью сунулся! Думал, может, помогу чем
Да чем ты поможешь? с досадой поморщился Маркин.
Мамедов покашлял в притворном смущении.
У Стахэева, слюшай, в Сьвятом Клуче мать живёт, сказал он.
Горецкий даже выпрямился. Он был впечатлён но не столько низостью этого намёка, сколько готовностью Мамедова применять любые средства для достижения цели. Горецкий никогда не верил в благородство конкуренции: в гонках пароходов самые достойные капитаны выпихивали суда соперников на мель, и машины ударом срывало с крепёжных болтов, а пассажиры летели кубарем. Однако с такой беспощадностью борьбы Роман ещё не сталкивался. Это был урок от опытного специалиста. Урок гражданской войны в экономике.
Мы не используем женщин как оружие! зло заявила Ляля Рейснер.
Мамедов поджал толстые губы. Ляля сама себе являлась опровержением.
Маркин размышлял, ни на кого не глядя.
Пригрозить-то не грех уклончиво заметил он. И Стахеев уйдёт
Мы его затопим без всяких подлостей! Ляля еле держала себя в руках.
Мамедов не вмешивался. Он забросил наживку и просто ждал. Он видел, что эта огненная девка подмяла морячка не даром же она тут сидит. Морячок надеется уладить дело без хлопот, а девке такое против шерсти. Чего она хочет? Красивой войны с пальбой? Битвы пароходов? Мамедов внимательно рассматривал Лялю: бывают женщины, у которых внутри чёрт. А морячок елозит задом Ему и девка нужна, и под пулями рисковать неохота.
Маркин так и не принял никакого решения.
Вали с борта, раздражённо сказал он Мамедову. Без вас разберёмся.
13
Зимовками речники называли никак не оборудованные места на реке, где суда укрывались на зиму, не опасаясь, что весной их сметёт ледоходом. Стахеевская зимовка располагалась в тесной глухой протоке между берегом и песчаной косой, заросшей густым тальником. На мысу возвышалась тренога облупленного створного знака. Стахеев загнал в протоку семь разных барж, два буксира считая и свой, и старый товарно-пассажирский пароход. Ржавые суда выглядели безотрадно, будто отощавшие коровы в истоптанном загоне.
Лодка Вольки Вишневского скользила вдоль вешек, обозначающих узкий фарватер. Волька грёб распашными вёслами и оглядывался через плечо. На подмытом обрезном берегу виднелся окоп пулемётного гнезда, из которого торчал рубчатый ствол «виккерса». Стахеев держал фарватер под контролем.
Эй, не балуй! крикнул Волька людям в окопе. Я парламентёр!
Он направил лодку к буксиру Стахеева. Лодка брякнула штевнем в борт.
Хватай фалинь! скомандовал Волька матросам на буксире.
Иннокентий Стахеев встретил посланника с «Межени» в рубке. Волька одобрительно оглядел туго застёгнутый студенческий мундир Стахеева с тёмно-синими петлицами и двумя рядами гербовых пуговиц.
Коммерц-инженер? угадал он. Из Алексеевского, да?
Московский коммерческий институт носил имя цесаревича. Выпускник Стахеев был всего на пару лет старше простого солдата Вишневского.
К делу, сухо распорядился Иннокентий.
Короче, братишка, нам нужны твои баржи. Комиссар Маркин передаёт тебе, что либо мы баржи забираем, либо твою мамку. Решай сам до вечера.
Вольке нравилось быть бесстыжим. Это как-то по-революционному.
Стахеев поправил форменную фуражку с синим околышем.
Я понял, мёртво произнёс он. Можешь идти.
Дай пожрать на дорожку, попросил Волька и задорно подмигнул.
Над сонной протокой, ивняком и тихими судами висело знойное марево. В мутной небесной голубизне проступало мятое жёлтое облако. Заложив руки за спину, Кеша Стахеев с высоты колёсного кожуха смотрел на пароходную стоянку и думал о маме. О доброй и ласковой маме, которая жила безмятежно в своей дачной уютной глуши с малиновым вареньем и розариями. Она верила, что все беды проплывут мимо, потому что она никому не причиняет зла.
Вскоре Стахеев постучал в каюту Голдинга. Англичанин лежал на койке, задрав на стену длинные ноги, и читал старый журнал «Русское судоходство».
Господин Голдинг, у меня был переговорщик от большевиков. Они нашли маму в Святом Ключе и угрожают арестом, чтобы я покинул зимовку.
А вы? Голдинг опустил журнал.
А я подчинюсь. Стахеев отвернулся. Вы должны меня понять.
Я ничего не должен, Иннокентий, спокойно ответил Голдинг. Если бросите нобелевскую баржу, то не получите от «Шелль» ни пенса.
Об этом они условились ещё три недели назад в Сарапуле, где Джозеф Голдинг, агент концерна «Шелль», отыскал сына Ивана Сергеевича Стахеева. Иннокентий нуждался в деньгах, чтобы вывезти мать из России и обеспечить её жизнь в Европе. Голдинг и Стахеев-младший заключили сделку.
В борьбу я вступил ради мамы. Ради неё должен и выйти из борьбы.
Голдинг скинул ноги, сел и посмотрел на Стахеева холодными глазами.
Захват безоружных судов ерунда. У вас мощный буксир и пулемёты. Атакуйте «Межень», вот это будет настоящая борьба.