Спите теперь, указал мой спутник на одну из лежанок, а сам начал слезать обратно на первый этаж: У меня ещё есть дела.
Я кивнул и на коленях прополз до лежанки, после чего сразу рухнул на неё без сил. И хоть моё тело желало отдыха, мой разум не давал мне провалиться в столь желанный сон. Обилие впечатлений то и дело вызывало какие-то затягивающие размышления и повторные переживания событий: поездку в машине, поход по пещере, бег под дождём Дождь, к слову, к этому моменту уже поутих, и монотонный гул капель исчез. Теперь изредка в ночной тишине слышались вскрики и завывания каких-то неизвестных животных, а также потрескивание костра и копошение Джейкоба внизу. Слышалось, как он расстегнул молнию сумки и чем-то шелестел, доставая это из сумки и кладя обратно.
Небольшая тревога не покидала меня. Разум подсказывал мне, что засыпать посреди джунглей с незнакомцем крайне безумная идея. Но усталость брала своё, и потихоньку я проваливался в сон. Вскоре и Джейкоб закончил свои дела внизу, и я услышал, как он вновь забирается сюда по лестнице. Инстинктивно я приоткрыл глаза, чтобы успокоить какую-то тревожную часть себя, переживающую, что ползёт это не Джейкоб, а кто-то другой. И от увиденного я истошно завопил, будучи не в силах сдержать ужас, прогнавший весь сон и заставивший меня сорваться с лежанки и забиться у стены.
На второй этаж действительно заполз Джейкоб, но на нём Он был О, Боги! На нём вместо одежды был костюм Из человеческой кожи! Его белые глаза с красными капиллярами смотрели на меня из глубины рваных отверстий чужого лица, которое он натянул поверх своего! Мёртвые губы трепыхались, пока под ними он что-то бормотал, наверняка обращаясь ко мне. Слой этой маски заметно возвышался толщиной над его собственным лицом, меняя его форму на пугающе непропорциональную. Он тянул ко мне руки, делая ими успокаивающие движения, а я смотрел на них и понимал, что цвет кожи на них не тот, не цвет кожи Джейкоба.
Когда паника прошла, я молча смотрел на него, тяжело дыша и пытаясь уследить за ритмом сердца и не допустить его остановки.
Так надо, так надо повторял Джейкоб, пытаясь мне успокоить.
Мой разум отказывался принимать реальность происходящего. Человек, скрючившийся передо мной и что-то там бормочущий в темноте, был одет в костюм из человеческой кожи в полный рост, и швы были заметны по всей его длине: на животе, на шее, на поясе Место гениталий было зашито. И, по всей видимости, этот самый костюм он всё время нёс с собой в этой его спортивной сумке! С самой нашей встречи, в поездке в машине, в походе по джунглям и пещерам, и до самого этого момента в его сумке лежал костюм из кожи, когда-то снятой с человека!
Со временем я ощутил какое-то отчаянное смирение. Наверное, за нехваткой сил, мой организм просто устал бояться и решил: «Будь что будет». Джейкоб же подполз ко мне поближе и прикоснулся ко мне этой жутью, положив руку на плечо, пытаясь успокоить. Столь отвратно мне не было ещё ни от одного прикосновения в моей жизни.
Взяв меня за руку, которая отказывалась сжимать его кожаную руку в ответ, он повёл меня за собой на первый этаж. Мы спустились и вернулись к костру. В его свете Джейкоб выглядел каким-то образом одновременно и более, и менее пугающе. Я сидел молча, слушая треск костра и насторожено отвлекаясь на угрюмый и пугающий рёв обезьян-ревунов, то и дело раздававшийся в ночи. А Джейкоб принялся мне что-то рассказывать. Я слушал его, попутно пытаясь унять нервную дрожь в конечностях.
Мы идём туда, где так надо. Без этого мы не дойдём. Должен быть проводник, одетый как они. Иначе они убьют, рассказывал он.
Кто «они»? дар речи вернулся ко мне, и я еле слышно спросил.
Они Главные этого места. Они страшны. Мы ходим к ним, чтобы уважить. По-другому нельзя, сказал он и замолчал.
Его пояснение не дало никакой информации, и я уже начал погружаться в себя, как он продолжил:
Нам, некоторым, рассказывают легенду Давно, у пещеры лежал гниющий труп древнего великана. Его убил камень со скалы. Он был убит за свои злодеяния. Он не знал меры. С рождения он пожирал и пожирал всё вокруг и не останавливался. Со временем, чтобы хватать больше, у него на спине выросла третья рука. И чтобы есть больше на затылке открылся рот. И чтобы видеть больше еды вокруг себя, его голова стала тоньше, и глаза разъехались к бокам. Он ел земных животных, и у него, почти как сумка кенгуру, раскрылось брюхо, чтобы объедки падали в желудок. И он ел рыб и водных животных, и кожа у него стала бледной и покрылась вонючей чешуёй, а глаза стали большими и как у рыбы. И он ел деревья и растения, и волосы его превратились в зелёные ядовитые лианы, а ногти превратились в кору.
Весь свой рассказ он сопровождал активной жестикуляцией, что в этом костюме и свете костра выглядела весьма жутко. Немного передохнув, он продолжил рассказ:
И когда камни испугались, что великан когда-нибудь начнёт есть их тоже, и что они станут его костями, обратились к Солнцу. Оно тоже боялось, что великан со временем доберётся и до него. И тогда они вместе решили убить великана. Когда он спал под скалой, Солнце иссушило камни, и они отломились от скалы и покатились вниз. Великан проснулся и хотел отбежать, но они разбили ему голову. И он упал мёртвый у входа в пещеру. И прошло много времени. Черви завелись в его трупе. И летучие мыши покрыли их и его труп своим помётом. И пробежала когда-то свинья и оплодотворила этот трупный помёт. И спустя время оттуда родились они
Я дослушал эту историю и не мог понять, о чём она. О мифическом рождении кого-то, к кому мы сейчас идём? Хорошо. Но она Воспевает их своим существованием? Или наоборот унижает, описывая столь отвратительный способ появления? Но найти ответы на эти вопросы я не надеялся и, если честно, особо и не желал. Папуасская сказка на ночь волновала меня сейчас мало. Но пока я слушал её, напряжение во мне немного снизилось. Я всё ещё не находил нормальным переодевание Джейкоба, но полное эмоциональное истощение заставляло меня забыть об этом.
Теперь спать, сказал он, потушил костёр и отправился на второй этаж.
Я отправился за ним. Прямо в своём костюме он лёг на лежанку и повернулся ко мне спиной, демонстрируя неказистые швы и примитивные застёжки там и тут. Я лёг и отвернулся, и сон нашёл на меня так быстро, что я даже не успел о чём-то задуматься.
Всю ночь я проспал крепко и без сновидений. Это меня радовало, ведь если бы мне что-то приснилось, то наверняка не что-то приятное. Но и отдохнуть я не успел ночь пролетела в одно мгновение. И вот я уже разбужен своим спутником и, пересиливая ощущение полной разбитости, в полудрёме сползаю с лежанки и спускаюсь на первый этаж.
С улицы внутрь избы попадал тусклый свет. Костёр снова горел, но никакой еды рядом я не видел. Вчера я смог забыть о голоде во время пережитого ужаса, но сейчас моей истощённой нервной системе, кажется, не было дела до расхаживающего рядом в человеческой коже Джейкоба, который, по всей видимости, прямо в этом костюме и спал. Мой живот заурчал, но Джейкоб был занят какими-то своими делами.
Мы будем есть? спросил его я.
Нет, ответил он.
Я ощутил дежавю и стал гадать, входит ли в его планы моя голодная смерть. Он достал из сумки бутылку воды и протянул её мне. Действительно испытывая жажду, я взял её и отпил примерно четверть литра. Когда я закончил, он забрал бутылку и запихнул её обратно в сумку, в которой были вещи, которые он носил по пути сюда. Сумку он затем поднял и закинул на второй этаж, а сам направился к костру. Там Джейкоб набрал золы в ладони и начал размазывать её по своему костюму. Звук трения мёртвой и огрубевшей второй кожи вызывал во мне отвращение, отчего я вышел на улицу.
Пасмурное белое небо было над нами, и на его фоне зелень джунглей ощущалась насыщеннее. Свежий и прохладный ветер обдул меня, но было не так холодно, как вчера. После ночного дождя ещё ощущалась влажность, кое-где на земле набрались лужи. Не найдя другого варианта, я умылся на удивление чистой водой, что была в одной из них. Затем провёл ещё некоторые обычные утренние процедуры и И стал дожидаться Джейкоба, чтобы узнать, что мы будем делать дальше.
Ужас произошедшего вечером момента помнился мне, но я устал переживать из-за этого. Во мне как будто бы закончились запасы эмоций, и даже продолжение этого ужаса в виде копошившегося внутри хижины Джейкоба в его костюме никак не могло вызвать во мне хоть какую-то реакцию. Я стоял, иногда обдуваемый ветром, а мой пустой взгляд был направлен в даль, к которой уходил наш склон, и где кроны тысяч деревьев закрывали собой землю. Я думал о сказке, которую ночью мне рассказал мой проводник На этом острове несколько сотен разных племён, и наверняка у каждого из них есть какая-то своя подобная сказка, легенда, миф, который они могут мне рассказать Удивительно, но ни мне лично, ни, насколько я знаю, этнографии вообще не известен ни один народ или хотя бы племя, у которого бы не было какого-то божества, какой-то мистической веры, какого-то мифа. Это заставило меня невольно задуматься: «Быть может, на каком-то этапе своего развития живое существо действительно постигает что-то «высшее» и «внешнее», но впоследствии теряет с этим чем-то связь из-за морального ухода куда-то не туда? Может быть, так и должно происходить жизнь развивается и естественным образом доходит до момента постижения божественного, формирует легенду и миф, контактирует с чем-то вечным? Но потом по тем или иным причинам сворачивает с этого естественного пути развития и начинает забывать, искажать и отрицать истину? Может быть, эти кажущиеся нам дикарями люди, живущие практически первобытным образом во времена нашей технологичной современности Может быть, они находятся в том идеальном состоянии сознания, когда уже могут постичь божественное, но их умы ещё не засорены всем тем, что отвлекает от божественного нас цивилизованных и прогрессивных людей?»
Пока я думал об этом, Джейкоб вышел из хижины и жестом показал мне направление. Молча мы зашагали в очередные заросли с узкой протоптанной дорожкой. Он шёл передо мной, а я не мог определиться, что было бы лучше: чтобы он продолжал идти передо мной, и я наблюдал его странное высокое худощавое тело в обёртке из покрытой серой золой мерзко шелестящей кожи; или если бы он шёл за мной, и моё воображение рисовало бы его ещё более пугающим и имеющего неизвестные замыслы?
Какое-то время мы шли по джунглям. Я пронёсся по ним словно призрак, не обращая никакого внимания на окружение и дорогу взгляд мой не отходил от быстрой поступи Джейкоба. Как долго мы шли неизвестно, но я не успел выдохнуться. Когда мы вышли из зарослей, то я ненароком взглянул на небо, которое не успело сменить оттенок. По ощущениям, время было близко к полудню. Как и когда я вышел из хижины после пробуждения, белое солнце всё так же осветляло мрачные серые тучи, оставшиеся с дождливой ночи.
Мы оказались у подножия высокого и крутого холма. По крайней мере мне так казалось до того момента, пока я не попытался оглядеть его полностью. По протяжённости, скрывавшейся в листве обильной растительности на склонах, я понял, что перед нами была полноценная гора. Наверх её вела извивающаяся тропинка, то и дело прячущаяся в кустах и вновь появляющаяся в случайных местах на склоне. Мы начали подниматься по ней.
Подъём не давался мне легко с каждым шагом в горку в ногах начала отзываться тяжестью и болью вчерашняя прогулка до этих мест. Мне приходилось часто останавливаться на отдых, а Джейкобу приходилось терпеливо ждать меня. Но, опять же, не сказать, что мы поднимались долго. В какой-то момент дорожка перестала подниматься, и мы будто бы вышли на некое заросшее плато. Пройдя вглубь и следуя по тропе дальше, мы со временем, как мне показалось, обогнули горный хребет, и его заросшие пики, едва видимые через кроны деревьев, были теперь немного левее и позади нас. Плато продолжалось, как продолжалась и петляющая меж высоких и толстых деревьев тропинка. И вскоре она вывела нас к совершенно неожиданному месту.
Стена деревьев и зарослей плавно редела, всё больше открывая моему взору безлесную «пролысину», простилающуюся на небольшую горку впереди. Слева от нас своей мрачной серостью возвышался обогнутый нами хребет теперь он был более каменистый и практически голый. Бедная растительность чахла в некоторых местах на нём, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я видел до этого.
Мы вышли из леса к упомянутой «пролысине» у подножия скалы. В этой угнетающей области росла невысокая жухлая трава и не было ни одного кустарника или дерева они были на некотором расстоянии вокруг, в паре-тройке сотен метров, как будто бы боясь пересекать некую невидимую границу.
Тропинка шла в горку, и чем дальше мы шли по ней, тем больше мне становилось жутко и не по себе. Я оглядывался вокруг и видел за деревьями бесконечные дали острова без признаков обитаемости. Уединение и отрешённость этого места, атмосфера мрачного отчуждения вызывали у меня какой-то почти что экзистенциальный ужас. Невольно я задумался о «чистилищной» обстановке, вспомнил образы древних унылых загробных миров Шеола, Хели, Иркаллы, лугов Асфодель и подобных, где мёртвые души влачат скучное и утомительное существование.
Всё больше с подъёмом на этот холмик мне открывался находящийся на нём мир. Невысоко уходящий вверх дым от костров подсказывал, что мы дошли. Куда? По всей видимости туда, где живут упомянутые Джейкобом прошлым вечером некие хозяева этого места. Но от увиденной по итогу картины я опешил и остановился: в отталкивающего вида поселении с едва ли десятком неаккуратных тёмных хибар, в мрачной тишине ходили туда-сюда по своим делам люди точно такого же бледного цвета кожи, как и в моём безумном болезненном видении, которое по итогу и привело меня сюда.
Они как ты?.. В золе?.. начал я тихо и нервно бубнить, обращаясь к Джейкобу, потому что меня переполнил страх от непонимания природы их бледности.
Он же, услышав меня, быстро развернулся и подошёл ко мне, мягко прикрыв мне рот своей мерзкой двухкожной рукой, оставляя пахучий зольный след на моём лице. Полушёпотом он начал говорить:
Не разговаривайте. Никто здесь не разговаривает, потому что они, оглянулся он назад, не говорят Я в золе, и тоже они в золе. Но они покрывают свою кожу. Я не принадлежу им, поэтому не могу покрывать свою кожу. Но должен. Поэтому здесь я ношу вторую.
После этого он положил свою руку мне на плечо и слегка подтолкнул меня, чтобы мы продолжили путь. И мы пошли, постепенно войдя на территорию деревни, означенную утоптанной тёмно-серой почвой. Я боязливо бегал глазами по окружению. Нанизанные на палки грязные черепа, то и дело встречающиеся тут и там, сопровождали меня чернотой своих глазниц. Ветер играл в костяных погремушках из грудной клетки и костей человеческих конечностей, свисающих с конца воткнутой в землю длинной ветви дерева. Костерки горели в нескольких местах, но на них ничего не готовилось. Я шёл с опасением, боясь сделать что-то неправильно и быть убитым. Но местные не обращали на меня никакого внимания. Некоторые из них бросали на меня быстрые осматривающие взгляды, а затем отводили свои жуткие глаза и возвращались к своим делам. Я заметил, что все встреченные мною жители были мужчинами. Детей я заметил только один раз смотрящих на меня из темноты одной косой лачуги.