Мрачные узы - Вета Горч 2 стр.

 Натан Кар-рл-лович.

И решительно нажала на «вызов». Села на кровать. Встала и подошла к окну. Отошла к противоположной стене небольшого номера. Взглянула в зеркало. Попыталась улыбнуться, и в этот момент в ухо пробасил приятный, но ей показалось, слегка сонный, голос:

 Шлоссер. Слушаю.

 Доброе утро. Натан Кар-рлович?  отражение в зеркале зажмурилось. Зачем она переспросила?! Он же и так назвался по фамилии, к чему она уточняет его имя?!

 Да,  кажется, голос слегка усмехнулся.

 Это Лара. Мы с вами договаривались, что я позвоню, как только перееду и подготовлю документы.

 Отлично. Рад вас слышать. Скажите, как дела у вас?

Она на одном выдохе отчиталась и уточнила, что готова встретиться в ближайшее время. Натан Карлович вежливо поддерживал недолгий диалог и предложил Ларе подъехать семнадцатого июня в понедельник, чтобы начать первый рабочий день.

 Не забывайте, что работать будете на мою сестру. Таким образом, вы будете личным водителем Ярославы Карловны и ее внучки Алисы Викторовны. В понедельник утром я вас познакомлю, и они вам выдадут точное расписание. Быть может, у вас есть вопросы?

Вопрос был один: можно ли работу начать с завтрашнего дня, а лучше с сегодняшнего? Торчать без дела с риском впасть снова в уныние и апатию было худшей перспективой, одиночество и безделье ничего приятного не сулили. Но противиться с порога, будучи даже еще не устроенной на желаемую должность, Лара не хотела. Будь, что будет.

Главное, что рядом нет Павлика, она больше не в его власти и жизнь принадлежит исключительно ей самой.

***

 Крекер, домой! Домой, я сказал!  Марат стоял на крошечном крылечке, скрывающемся под козырьком от утреннего солнца, и отчаянно звал пса.  Крекер!

Лохматый серый афган и ухом не повел. Он рыл лапами землю у соседского забора и острой мордой что-то с превеликим азартом утрамбовывал поглубже.

 Эх, балбес,  выругался Марат и спустился на газон. Трава была еще влажная и холодная, мерзко щекотала босые ноги в сланцах, и Марат уже подумал о своих теплых и пушистых домашних тапках, которые местами были изгрызены Крекером-щенком.

Заметив хозяина, пес весело стал прыгать и лаем отпугивать от своего тайника. Тонкий хвост с бешенной скоростью вилял. Как только Марат нагнулся над небольшим вырытым углублением, Крекер ловко протиснулся под хозяином, плюхнулся на землю, прикрывая пузом свой секрет.

 Ну хватит баловаться!  Марат пытался сдвинуть пса с места, однако получал только легкие игривые укусы в руку.

С покупкой щенка Марат понял, что даже двухкомнатная квартира не приспособлена для их совместной жизни с Крекером. Афганская борзая требует больше места, много физической нагрузки, что оказалось сложно предоставить в многоквартирном доме. Вскоре Марат нашел квартиру в таунхаусе по сносной цене. Главное, что рядом был лес, парк, площадка для собак и огороженная территория для курсинга. В этом районе достаточно много собаководов, державших больших псов: гончих, борзых, молоссов. На озере и в лесу разрешена охота, так что любителей побегать за добычей ради своеобразного активного отдыха было предостаточно.

Небольшое сражение закончилось победой Марата: выудил наконец из лунки собачью щетку, которую Крекер усиленно пытался спрятать. Но победа больше была случайной на соседской лужайке появился немецкий боксер, который привлек внимание Крекера, тот соскочил и оперся передними лапами о забор, внимательно следя за другом, с которым часто играли и бегали на площадке.

 Доброе утро!  послышалось со двора. Сосед вышел покурить и заметил стоящего на карачках Марата.  Что опять приключилось?

Молча парень поднял в воздух щетку, отряхивая колени от утренней росы и щурясь на солнце. Сосед звонко рассмеялся и проследовал к плетеному креслу на лужайке перед домом.

Подобное случалось каждый день. Крекер, вопреки характеристикам своей породы, вырос безумно игривым и энергичным псом; тех самых аристократичности и сдержанности, которые обещали собаководы, в нем практически не наблюдались. На людях он вел себя более-менее сдержанно, однако дома, как считал Марат, снимал с себя напускную интеллигентность и превращался в вечно шаловливого щенка. Его любимым занятием было прятать вещи: свои игрушки зарывать в землю и заставлять хозяина искать, а если Марат отказывался отправлять на поиски мяча, то в доме поднимался оглушительный лай. Крекер часто прятал щетки для вычесывания шерсти, ибо не любил процесс «наведения красоты». Содержимыми его тайников становились намордник, сланцы хозяина, губка для обуви, пульт и даже ключи от дома. Однажды Марат опоздал на работу, ибо провел утро в рысканьях по двору и квартире, в тщетных попытках найти связку. В итоге, пришлось воспользоваться запасными, на которых недоставало ключа от калитки и от велосипеда, так что свой двухколесный транспорт пришлось оставить около здания работы в надежде, что никто на него не позарится.

Марат работал в местной школе учителем химии. И если в общем ему нравилось преподавать, общаться с юным поколением, частенько показывать различные опыты, даже которые не всегда были одобрены методистами, но вызывали дикий восторг и интерес у школьников; то моменты, связанные с документацией, Марат не любил всем сердцем. Он был единственным учителем химии и пользовался этим: не всегда шел в ногу с учебным планом, опаздывал с отчетами, ибо «а кто меня уволит?! кто будет работать вместо меня?!» Но и его профессиональные качества никто не отменял. Действительно, уровень успеваемости возрос с появлением в стенах школы Загорского Марата Львовича.

Но сейчас учебный год закончен, все ученики отправились на законные каникулы, разъехались по лагерям, заграницам и бабушкам-дедушкам, а учителя вынуждены работать с огромной кучей бумаг. Марат поставил себе дедлайн закончить со всеми документами до понедельника. Однако только вчера дописал последний отчет, опоздав на три дня, сбросил на почту заместителям и непосредственно директору и выдохнул, ощущая, как с плеч упал камень ответственности. Поэтому сегодня он запланировал для себя велопрогулку, соответственно, для своего любимца бодрую пробежку, ну и пообещал Крекеру два часа курсинга. Может хоть после такого насыщенного дня Крекер бухнется на пол и уснет, а не станет смаковать резиновые сланцы хозяина и бегать вечером по двору с соседским боксером.

Марат приготовил завтрак на двоих. Налил себе крепкий черный чай, кинул в кружку ломтик лимона и присел за стол. В руках уже лежал телефон и большой палец левой руки методично листал новостную ленту в социальных сетях. У миски расхаживал Крекер, обнюхивая предложенный завтрак.

Новые уведомления. Среди десятков непрочитанных сообщений всплыло знакомое имя; еще ночью Марату написала сводная сестра Инга. Он открыл диалог:

Марат долго смотрел на сообщение, которое оживило этот чат, спустя пять лет. Инга не объявлялась много лет: однажды просто собрала вещи и уехала из Сиревска, казалось, забыв всех близких. Однако неделю назад они случайно пересеклись во время велопрогулки. Сестра, словно приведение, возникла посреди улицы, потупила взгляд и скользнула в тень переулка. Хотя в момент их встречи Марату почудилось, что Инга хотела его остановить, что-то сказать.

Он не знал, что написать. Даже на секунду пожалел, что прочитал, опасаясь, что если Инга появится сейчас в сети, то увидит отсутствие ответа, будто бы он ее специально игнорирует или Марат прогнал дурацкие мальчишеские мысли прочь и наскоро напечатал номер своего телефона с комментарием, что ждет ее звонка в любое время суток. Выловил пальцами ломтик лимона из чашки и съел вместе с кожурой.

Крекер положил свою острую морду на колени хозяину, настаивая на утренних поглаживаниях, и прикрыл глаза от удовольствия.

 Знаешь, кто мне написал?  спросил Марат, усиленно почесывая псу за ухом.  Не поверишь, дружище. Инга.

И Крекер приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на хозяина.

Марат будто бы почувствовал ехидное настроение питомца и парировал:

 Но это не значит, что марафет отменяется!

Сидя на крылечке, которое уже успело прогреться солнцем, Марат расчесывал длинную шелковистую шерсть Крекера. Это больше было похоже на идеальные локоны серебристо-пепельного цвета, гладкости которых позавидовала бы любая девушка. Афган покорно стоял на первых ступенях, стойко выдерживал нелюбимое занятие, временами намереваясь укусить хозяина.

 Фу! Я сказал фу!  и Марат продолжил расчесывать спутавшиеся в колтуны волоски.  Балбес,  тихо выругался Марат. И в ответ Крекер снова предпринял попытку цапнуть руку и на этот раз прилично прикусил кожу клыками.  Ай! Крекер!  Марат потер больное место.  Да, ты балбес! Стой спокойно, ради бога.

В доме зазвонил телефон.

И Марат поспешно засучил ногами, отодвигая от себя пса, забежал на кухню и, запыхавшись, ответил:

 Неожиданная новость, что ты вернулась.

 Есть на то свои причины. Ты же помнишь из-за чего я уехала?  Марат после вопроса Инги скривил губы.  Появились кое-какие новые обстоятельства смерти дедушки. Приехала разобраться.  Голос сводной сестры был низок и жесток.

 Я считал, что ты обвинила семью в том, что твой дед скончался, и покинула нас.

 Не советовала бы тебе, Марат, называть этих людей своей семьей.

Было ощущение, что Инга так и не простила своего отца, что тот бросил ее с матерью и женился на другой женщине, оформив усыновление на Марата Загорского. Прошло почти десять лет, а Ингу будто до сих пор мучила обида. Но в ее жесткости чувствовались нотки презрения и горя, которые отсылали к смерти ее деда пять лет назад. Тогда девушке, которая была брошена всеми и унижена собственным отцом, показалось странно, что ее самый родной человек дедушка, искренне ее любящий,  внезапно умер. И неважно, что ему было семьдесят лет. Инга верила, что семья уничтожила его. Шлоссера Филиппа Карловича убили.

Марат нежно сказал:

 Нам уже нечего делить с тобой.

 А и нечего было делить. Отца? Эта сволочь получит по заслугам,  казалось, Инга улыбнулась, ее голос немного дрогнул.

 Ты хочешь встретиться?

 Да, нужно поговорить. Будешь свободен к семи вечера? Здорово. Знаешь, где находится «Третий форт»? Ну отель около озера. Тогда вечером и увидимся. Всего хорошего?

Марат замялся на вопросительной интонации и, помедлив, ответил: «да». Инга отключилась.

***

Лара не спала прошлой ночью, провела все время за сбором вещей, а потом в дороге за рулем. Сейчас одетая лежала на кровати в номере двести шесть в позе эмбриона, не удосужившись прикрыться хотя бы пледом. После душа она съела шоколадный батончик, который завалялся в недрах бездонной сумки и прилегла немного отдохнуть, но моментально погрузилась в сон. Проспала, не шевелясь, несколько часов и проснулась от едкого крика чаек, кружащихся над озером.

Желудок глухо заурчал. Было бы неплохо перекусить чего-то посущественнее, чем двадцать грамм орехов и воздушного риса под шоколадной глазурью в блестящей шуршащей обертке. Конечно, обертку она не ела. Лара достала из чемодана толстовку в тон спортивных штанов, захватила кошелек и вышла из номера. Возлагала надежды на «бар-столовую» при отеле или хотя бы на приличное кафе где-то поблизости перспектива снова садиться за руль Лару не радовала. За долгое время работы в приличных массивных салонах автомобилей она успела отвыкнуть от маленького, сковывающего движения «фортво». Ей даже казалось, что постепенно могла развиться клаустрофобия, если часто проводить время в своей машине. Однако мысли о смене средства передвижения не поступали, Лара была влюблена в желтый приятный цвет и милую внешность автомобиля. Все подруги умилялись этому «двухместному пузатику».

В шесть часов вечера народу в «баре-столовой» было немного, вопреки ожиданиям. Однако антураж помещения не впечатлял: смесь нескольких стилей интерьера в одно неразборчивое аляпистое нечто могла только походить на особое видение дизайнера. Из зала вели огромные стеклянные двери на летнюю террасу. Белые тонкие шторы развивал теплый влажный ветер с озера, под потолком гирлянды с мелкими лампочками, на перилах низкие прямоугольные горшки с зеленью, плетеная мебель с яркими подушками, будто бы отдали дань внутреннему интерьеру. Лара разместилась за столом, лицом повернулась к искрящейся воде.

Пока молоденькая официантка, которая скорее была старшеклассницей, желающей подзаработать за лето, несла заказ, Лара установила телефон на стол, подперев его держателем голубых и белых салфеток, перечницей, баночкой с соусом. Рита просила перезвонить обязательно, как только Ларчик устроится на новом месте.

До сегодняшнего дня Маргарита принимала у себя сбежавшую жену Павлика, которая однажды ночью заявилась на порог квартиры Риты со всеми вещами и пакетом в руках, из которого выглядывали кроссовки, бюстгальтер и бальзам для волос. В последний день их совместной жизни, застав Лару среди пирамид из одежды, книг и обувных коробок, подруга спросила:

Солнце медленно близилось к горизонту, озаряя пляж теплым оранжевым светом. Беседки на берегу были заняты гостями отеля и местными жителями, с мостков ныряли подростки в воду, визжали громко и брызгались.

Лара доедала печеные овощи с курицей и горошком, запивала все морковным соком, разговаривая с подругой по видеосвязи. Та радовалась, что впервые за несколько месяцев взяла на сегодня выходной и проспала больше шестнадцати часов с того момента, как Лара уехала.

 Город-то сильно изменился?

 Не знаю, еще не каталась по нему, впервые за день выползла из номера. Но за эти пять лет отельчик на озере ничуть не изменился, смотри. Помнишь, мы тут выпускной отмечали.  Она взяла в руки телефон и показывала в камеру панораму шумного берега, светлую и уютную террасу и здание «Третьего форта».

 Мило,  согласилась та и широко зевнула.  Со своими Шлоссерами не виделась еще?

 Почему они сразу мои?  смутилась Лара.  Я только созвонилась с Натаном Карловичем и договорилась о встрече в понедельник.

 Это тот бодрый старичок? Неплохо. То есть спрашивать, видела ли ты того самого симпатичного Савву не имеет смысла.

 Ритуль,  жалобно протянула подруга и закатила глаза.

 Ладно-ладно. Прости мое неугомонное любопытство,  та хихикнула.  С матерью-то разговаривала?

Оплатив счет и взяв с собой апельсиновый фреш со льдом в пластиковом стаканчике, Лара спустилась на берег и пошла вдоль кромки воды. К горлу снова подступил камень горечи, мешая пробиваться кислороду, и каждый вдох давался с трудом. Щеку щекотала слеза, которая предательски показывала, что обида на мать не прошла, она еще свежа и до сих пор больно.

Рита слушала долгий монолог, периодически кивая и понимающе «угукая» в момент паузы, не имея возможности сказать что-то действительно приободряющее. На языке вертелись фразы: «Ехать к матери, возвращаться и унижаться глупо, Ларчик, и я об этом тебе уже говорила», «Мать твоя всегда была поехавшей. Она была влюблена в идеальный образ дочери, которому ты не соответствовала» или «А я же говорила, что мать не примет твой развод»,  но ничего из этого не могло взбодрить Лару. Девушка сама себя умела ругать за ошибки, винить во всем случившемся и калечить самооценку, так что Рите приходилось набираться терпения, чтобы не усугублять положение. В глубине души она верила, что смена обстановки действительно сможет помочь Ларе в обретении себя настоящей.