Да пошли вы все к черту! Ни черта не понимаете!
Марат сдвинулся с места и направился к дивану, на котором жирным котом растекся Игнат, желал схватить его за шкирку, проволочь по полу и ступеням на улицу, и там полноценно и доходчиво объяснить ему, как стоит разговаривать с его матерью. Эта жажда набить ему морду созревала долго, и вот в последнее время он крайне не мог сдерживаться, отчего Диана старалась оградить Марата от встреч с мужем. И сейчас она, проглотив обидные слова, которые пришлось выслушать, так еще и в присутствии семьи, перехватила сына, тихо попросив его не вмешиваться. Однако рвение Марата вмешаться замечено было тоже всеми.
Ха! Щенок решил на батю зубы оскалить.
Да какой ты мне батя! поверх головы матери прорычал Марат. И успел заметить Савву, который ехидно улыбнулся и одними губами произнес свое мерзкое и легендарное: «Браво, Маэстро!» Теперь трепку задать хотелось и Савве. Так, для профилактики.
Все вы неблагодарные! Равнодушные чудовища!
Ты рот можешь закрыть хоть на минуту, не выдержала Ярослава. Не один ты Ингу потерял.
Заметив, как Игнат своими маленькими злыми глазками сверкнул в сторону Ярославы, как его и без того красная толстомордая физиономия налилась кровью, и у виска вздулась вена, Савва подскочил к нему:
Все, дядь, тихо, успокойся, тебе уже хватит, он старался как можно аккуратнее выудить из пухлых пальцев стакан, поднять Игната и отвести в другую комнату.
Мне уже что, начал плеваться Игнат, отмахиваясь от Саввы, как от мухи, освобождая себе пространство, чтобы без труда прожигать взглядом Ярославу Карловну, выпить нельзя? Помянуть доченьку любимую
Тебе семья-то побоку, парировала Ярослава спокойным голосом. Ты и бабу на стороне ищешь, и о дочке вспомнил вдруг. Не поздновато ли? Хоть иногда вспоминай, что у тебя сейчас настоящая семья есть. Не удивлюсь, если она тебя раньше пошлет, чем ты опомнишься.
А что мне делать прикажешь? пьяно качаясь и держась за плечо Саввы, осведомился Игнат. Как ты, без единой слезинки и без траура прощалась с Владленом?
Дядь, успокойся ты наконец.
Я своего мужа с достоинством хоронила. Было ради кого жить и не ужираться до состояния желе. Да что тебе вообще известно о достоинстве?!
Да потому что ты старуха бесчувственная.
Пошел вон, сквозь зубы прорычала Ярослава.
Савва постарался увести поскорее бесхребетное тело в другую комнату, но Игнат только начал истерично смеяться, извергая смертоносный перегар.
Уже на неприличный шум в гостиной вышел Натан, наблюдая картину, как ватное тело племянника волочится в сторону двери, извергается хохотом и агрессией. Ярослава поднялась на ноги, опираясь на трость; она слышала, как отперлась дверь в кабинет:
Я прошу, давайте поскорее с этим покончим. Первой пойду я, если этому болвану-следователю так необходимо допросить несчастную семью. Ужасно разболелась голова, и начала круговыми движениями массировать виски.
***
На обед был овощной суп, который больше похож на взрыв детского творчества в бульоне плавали красные, зеленые, оранжевые, желтые бусины, приправленные нарезанной свежей зеленью. На блюде лежали нарезанные ломтики хлеба и ветчины, а также невыносимо ароматно пахла аджика.
Похороны будут в понедельник, вернулся Натан Карлович и расположился около сестры, наливая себе в белую тарелку суп с кукурузой и томатами. Думаю, что после соберемся снова у меня. Боюсь, Игнат вряд ли сможет принять всю семью у себя.
Давно этот дом не видел столько гостей, произнесла Ярослава и повела бровью.
Ей было шестьдесят шесть лет. Последние года ее были запечатлены в стенах дома брата, и выбиралась она на прогулки по саду или на вылазки в свет, обычно это связано с посещением оперы и филармонии. Ярослава убеждала себя в том, что ей хватает общения самой с собой или со своей внучкой Алисой, которая после череды трагедий в январе 2014 года осталась в Сиревске и ухаживала за бабушкой. Также Ярослава занималась рисованием; ей оборудовали одну из комнат под мастерскую. На серых оштукатуренных стенах висели ее картины без рам в хаотичном порядке, у окна стояли несколько мольбертов, комод забит масляными и акриловыми красками, кистями, мастихинами и губками. Ее холсты похожи на произведения искусства в стиле арте повера, но на деле это была обыкновенная мазня. Ярослава начала писать картины сразу после январьякой трагедии 2014 года, выплескивая все свои эмоции и чувства путем смешивания красок и хаотичных мазков на холсте под классическую музыку. Она пережила страшную аварию и потеряла зрение, после чего жила одной мыслью ее жизнь разрушена и не имеет более никакого смысла.
Ярослава всегда говорила, что это счастье ее родных, ведь она никогда не увидит их постаревшими или располневшими, без идеального макияжа или прически. Они всегда для нее остались молодыми и вечными. А все остальное неподвластно. Книги приходится слушать, конфликтуя с дурным голосом и интонацией чтеца; список театров сократился до тех, где есть живая музыка; погоду приходится различать по ощущениям и шуму из окружающей среды; мириться с нарядами и верить на слово, какого цвета костюм и насколько он хорошо сидит. Ярослава с большим трудом рассталась с работой школьный учитель по черчению.
Жизнь преподает людям слишком много неудач и сложных выборов, и не каждый имеет силу духа справиться со всем и достойно продолжить свое существование. Найти смысл в чем-то новом или давно забытом, не опускать руки, а наслаждаться каждым днем.
До аварии Ярослава жила в доме своего старшего брата Филиппа, который всегда помогал сестре и защищал, несмотря на обстоятельства. Он был сложным и неоднозначным человеком, со своими особенными взглядами на жизнь, с которыми, увы, не все уживались, но роль старшего брата он выполнял отменно. Одна из его неоднозначных и набивших оскомину теорий: Семья это святое. Он буквально существовал ради этой фразы, что стала его манифестом. Его всепоглощающее желание объединить семью, собрать под одной крышей и внушить всем ее членам, что они есть самое главное друг у друга, что честь семьи зависит от них, что никто не имеет право это нарушить, осквернить ее, упасть в грязь лицом, предать и попросту опозорить такую великую фамилию, как Шлоссеры. Филиппу было искренне все равно на личные интересы своих родных и близких людей, его интересовали лишь собственные, которые крутились около того кокона, который он тщательно создавал. Некую видимую оболочку целомудренности, спокойствия и достойности семейства Шлоссеров.
Из грязи в князи это не про Филиппа. Он боготворил то, что их род восходит к Шаумбургу-Липпскому, однако упорно забывал, что женщина, родившая от летчика Шаумбурга-Липпского, была не его женой, а случайной девкой, которая после смерти любовника с легкостью присвоила его фамилию и забрала семейную реликвию, которую тот не успел отвезти в родной дом, чтобы передать брату, который к этому времени уже женился. К слову о сокровище, которое так и продолжало передаваться из рук в руки, это тоже был один из пунктов гордости Филиппа ожерелье от самого Стефана Франца Австрийского для первой возлюбленной, брак с которой так и не состоялся. Вся эта красивая мишура, много тайн и несостыковок возбуждали Филиппа и придавали ему еще больше важности в глазах других людей, как ему казалось, и эту самую значимость он не разрешал терять ни своим брату и сестре, ни детям, ни внукам.
Именно поэтому отношения Филиппа и Натана довольно рано разладились, отчего второй наотрез отказался видеть в своем окружении родственников, считая их потомками сумасшедшего брата, который помешался на собственных фантазиях. И только лишь спустя почти пятьдесят лет, Натан Карлович открыл свои двери нуждающимся в помощи родственникам. После смерти брата он забрал к себе в дом сестру, поселил в соседней спальне, оборудовал для нее мастерскую под нелепые картины, выделил машину и шофера, который возил Ярославу и Алису по всяким надобностям. Натан занялся продажей огромного особняка Филиппа после его смерти, так как дети Ренат и Игнат не захотели унаследовать этот дом и делить между собой этажи, комнаты, гостиные и гараж, как это добродушно завещал им отец, наивно полагая и на смертном одре, что семья до сих пор крепкая и дружная, как это предполагают все вокруг и, в особенности, он, Филипп, как глава большого семейства. Натан занялся трудоустройством своих внучатых племянников и всячески поддерживал их, хотя старался держать привычную дистанцию. Для него семья это не люди по крови. Те самые его никогда не понимали, не верили в него и не собирались укрывать от бед.
Ярослава закончила свой обед и поднялась, нащупывая трость около стола. Медленно, все с той же прямой спиной, мягкой походкой кошки, как много лет назад, вышла из столовой. Она остановилась около зеркала, поправила прическу и сделала несколько шагов вправо до лестницы, взялась за грубоы и холодные перила одной рукой и стала подниматься на второй этаж. Это выглядело странно и пугающе, однако Ярослава так и не смогла отказаться от привычек, которые даже не имели смысла уже как пять лет подряд. Она всегда останавливалась около каждого зеркала в доме, смотрела невидящим взором в пространство перед собой, тепло и таинственно улыбалась, слегка поворачивалась и поправляла то прическу, то серьги, то ткань на рукавах, то смахивала несуществующую пыль с одежды.
Все уныло проводили Ярославу взглядом.
Что-то дядька сегодня слишком разбушевался, заметил Савва, накладывая полную ложку сметаны в тарелку с теплым супом. Надрался, конечно, он знатно. Со вчерашнего дня так и не просыхает, Маэстро? обратился он к Марату.
Отстань.
Савва фыркнул:
Врагу не пожелаешь такого родственничка, он повернулся к Диане Загорской, надеясь с ней завязать диалог, но та брезгливо повела бровью и ничего не ответила, зато Савва наткнулся на суровый взгляд синих глаз Марата. «Да, не позавидуешь», послышалось с другой стороны стола.
Справа от Саввы сидела Софья. Маленькая блондинка тридцати лет с высоким кротким голосом. Она была низкого роста, почти терялась рядом с мужем, которым был широкоплечий Ренат ростом два метра. В браке они прожили почти десять лет и воспитывают двух детей. Софья отчасти не вписывалась в семью Шлоссеров ни по внешним характеристикам, ни по поведению, ни по характеру. Ее можно было сравнить с самым милосердным ангелом или божественной девой, которая в наказание за огрехи своих предком могла попасть в адский котел Шлоссеров. Сам Ренат часто отзывался о жене «Святая женщина», благодаря судьбу за великое прощение, которое даровала ему Софья. И все же эти чудные золотистые кудряшки, мягкая улыбка и слегка виноватый взгляд с приподнятыми осветленными бровями не входили в рамки привычного.
Отчего комментарий Софьи удивил Савву и дал надежду все же удовлетворить свое желание пообщаться.
Так и я о чем, подмигнул Савва. Еще нашел в себе смелость нагрубить тетушке, скорчил на лице удивление с долей сарказма. Что в принципе и не удивительно. Но так вызывающе напоминать ей о Владлене Я предполагал, что она за это ему голову откусит, а потом ею в гольф начнет играть, используя любимую трость. Сам даже при угрозе смертной казни не решился бы слово поперек сказать этой женщине. Ей палец в рот не клади. С годами, что удивительно, она все суровее и суровее становится, не кажется? Видать, гены берут свое. За неимением ожидаемой реакции, Савва окликнул Натана: Верно, папа?
Не знаю, о чем ты говоришь.
Да ладно, усмехнулся. У каждого тут свои грешки имеются, ведь так?
И он ехидным прищуром обвел обеденный стол, закусив нижнюю губу.
Ренат, занятый попыткой расстегнуть пуговицу на рукаве рубашки и хотя бы удовлетворить зуд на запястье, ошеломленно поднял голову и незаметно попытался взять за руку Софью; Алиса жалобно всхлипнула носом; Натан исподлобья поднял тяжелый взгляд на сына; у Марата снова напряглись мышцы на руках.
Савва жаждал хлеба и зрелищ:
Так что все мы понимаем, что Игнат
Перестань, пожалуйста, обсуждать моего брата, вежливым тоном проговорил Ренат.
Пха! А чего ты вдруг решил заступиться?! Родственные чувства проснулись?
Не тебе судить о чувствах! агрессивнее ответил Ренат.
Прекратить, пробасил Натан, уронив нож на тарелку. У меня есть желание пообедать в тихом семейном кругу. Надеюсь, ты меня услышал.
«Угу», кивнул Савва и уныло уткнулся в тарелку с остывшим супом. Продолжал размешивать и вылавливать в ложку горошек и квадратики моркови.
А где наша любительница свежего молока? снова озорные искорки сверкнули в глазах Саввы, когда он делал вид, словно выискивал за столом близкую знакомую. Где Ангелина?
Она уехала в другой город узнавать по поводу учебы.
М-м, действительно. А главное, как удобно, прям во время убийства Инги.
Никто не ответил.
Савва доел суп и облокотился на спинку стула.
Тут повернулся к Алисе, которая продолжала лишь присутствовать в помещении, но мысли ее, и, казалось, она сама была где-то далеко.
Ты снова не ешь, Али. Так нельзя, ты сутки ничего не принимала, кроме валерьянки. Это несерьезно.
Я не хочу, еле слышно проговорила девушка, кутаясь в шаль.
А надо через силу. Твой организм не должен страдать. Давай хотя бы один бутербродик, и он потянулся за треугольными ломтиками диетического хлеба.
Не буду.
Но, Али, настойчивым голосом продолжал Савва, аккуратно выкладывая поверх хлеба тонкие лепесточки ветчины.
Заткнись и сам жри свои бутерброды! ощетинился Марат и синхронно с хозяином под столом зарычал Крекер.
Глава 4
15 июня 2019 (суббота)
Придерживая подол летнего платья, Лара шагала все дальше и дальше, пока вода не начала щекотать бедра. Ей хотелось окунуться, прямо в платье, с головой, чтобы плыть в глубине пока не будет необходимости в жадном глотке кислорода. Что бы до жжения в груди не всплывать и до боли в мышцах рук грести, прорываясь сквозь собственные границы. Ее ступни по щиколотку зарылись в песке, когда показалось, что весьма смелые мальки стали вертеться около ног, пощипывать кожу; край платья упал на водную гладь, развеваясь забавным цветным пятном на темном качающемся озере.
Девушка! кто-то позади звонко свистнул.
Лара взволнованно обернулась, выронив всю собранную в руки ткань, и весь подол пропитался прохладой. На берегу стояла женщина, а рядом с ней два черных ротвейлера рыли лапами песок.
Испугала? А-ха-ха! Извините! У вас тут телефон надрывается. Не слышите?
Действительно, смартфон, спрятанный в кеды, истошно трезвонил, весьма странно, что Лара его не заметила. Это звонила мать. На экране высветилось четыре пропущенных. Пока Лара натягивала на влажные ноги кеды, завязывала их, поступил следующий звонок, который девушка сбросила, решив не омрачать столь приятный вечер ничем не примечательной беседой и больше никого на берегу не пугать своей чересчур громкой мелодией.
Платье пришлось снимать и вешать в душевой на вешалке, чтобы основная влага с него стекла. Лара переоделась в спортивный костюм, рылась в чемодане в поисках книжки, которую начала читать уже как почти месяц назад, но сейчас ей вдруг резко захотелось продолжить. На кровати смартфон снова пискнул и засветился экран. Эсэмэска: «Я понимаю, ты не желаешь со мной разговаривать. С родной матерью. Но я хочу сказать, что все же поступаешь ты откровенно глупо. Зачем ты сюда приехала? Думаешь, тут кому-то нужна? Там у тебя был и дом, и семья, а сейчас ты осталась с голой задницей! Головой изредка нужно думать, а то снова вляпаешься в какую-нибудь историю, из которой уже можешь и не выбраться. Я пригласила Павлика в гости на следующей недели, думаю, во вторник или в среду он приедет. Будь благоразумна и приезжай, мы хотим с тобой поговорить. И не ищи приключений себе раньше времени».
Лара бросила телефон, села на кровать и вцепилась в волосы. Казалось, уже ничего не способно вывести ее из себя.
«Кому-то нужна?» «Откровенно глупо» «Снова вляпаешься» «С родной матерью» «Не ищи приключений».
А я хочу! выкрикнула она и схватилась за отброшенный в сторону подушек телефон. Она переслала это сообщение Рите с кучей смайликов, во всевозможных вариациях выражающих фейспалм, и полистала историю чатов до глубокой молодости, пока в глаза не бросился нужный ей 2014 год. Выбрала собеседника и на секунду остановилась на последних сообщениях, отправленных друг другу.