Марюш, прошептала Диана, погладив сына по спине. Не надо.
Вы поэтому себе аж два лишних бокала шампанского взяли, он указал на одинокие искрящихся пузырьками фужеры на столике. Чтобы все ваши желания сбылись, надо, наверное, всю бутылку в одну рожу всосать.
Марюш
Что, ма? он взглянул в ее изумленные глаза. Все прекрасно, чмокнул в щеку. С новым годом. И вышел из бара.
За двадцать минут до начала спектакля у крыльца остановилось такси, из него вышел Ренат и его молодая любовница, которая, по словам Филиппа, свергла законную жену. Вдвоем они зашли в театр; Ренат помог девушке снять манто.
Она, извиваясь в его объятьях, поправляла ему платок-паше, делая складочки на ткани более изящными, а он ей шептал милые непристойности на ухо.
Измеряя зал широкими шагами, Марат чуть не сбил Рената, когда пожелал уехать, не оставаясь на просмотр легендарной оперетты.
Воу, чувак, ты совсем не видишь, куда летишь.
Прости, реально не заметил, извинился Марат и засеменил вниз по лестнице.
Погоди, куда ты?
Домой!
Не понял, Ренат что-то снова шепнул своей спутнице и сбежал на первый этаж, пропуская по ступени-две, пытаясь перехватить Марата. Чувак, куда ты собрался?
Марат схватился за голову, издал странный звук, граничащий между стоном и рыком, взъерошил волосы и не поднимая глаз, попытался объяснить причину своего внезапного ухода.
Ну ты перегибаешь палку. Знаю, мой брат не подарок, но можно же просто на него не обращать внимания.
Отлично, закатил глаза Марат. Прям как мамочка советовала. Не бей никого первым, конфликт можно решить словами, а если не получается, то просто не обращай на человека внимания, он обязательно когда-нибудь отвяжется.
Вот сейчас ты о матери вспомнил. А минуту назад? Просто развернулся к ней задницей и ушел? Какого ей было? Головой своей иногда думать нужно, и Ренат по-дружески потрепал парня по плечу. Так что выброси всю эту дурь и пошли. Он его приобнял, и вдвоем уже вернулись в театр, где их дожидалась спутница Рената.
Только сейчас, вроде поумерив свой гнев, Марат поднял глаза и заметил девушку, невинно качающуюся, и ее искрящуюся улыбку при взгляде на приближающегося Рената.
Погоди.
Чего еще? опешил Ренат.
А ты считаешь разумно сегодня ее приводить?
Тебя-то что смущает?
Марат откашлялся:
Вообще-то здесь твой отец.
Ну и чудесно, Ренат широко улыбнулся и поправил жилет. Главное жены моей нет. Нет ведь? Вдвойне чудесно. А на отца я давно уже забил. Он мне эти лекции о морали читает уже полгода. Я же под ним прогибаться не собираюсь. Пускай делает то, что считает нужным. Или ты мне еще решил почитать нравоучений?
Да нет, отвел глаза Марат.
Правильно. Пойдем, не будем заставлять даму ждать.
Девушка нежно обняла Рената, сняла с его рыжих волос почти незаметную пылинку и выпросила недолгий поцелуй.
К ним в скором времени присоединился Даниил со своей девушкой.
Рад видеть, он пожал мужчинам руки и приятно улыбнулся незнакомке, прилипшей к предплечью Рената. Чего тут стоите? Не желаете в бар? Там батя нас ждет.
Судя по количеству выпитого за сегодня, он ждет только цирроз печени.
Марат, ты не в духе? прищурился Даниил.
Да не, Дань, все чудесно, Ренат приобнял племянника. Слушай, пойдем в зал уже, и он постучал по наручным часам. А то скоро начало, не хотелось бы опоздать. Да и дамам чтобы не торопиться, блеснул улыбкой.
Они разместились на ложе справа от сцены, на которой был задернут занавес цвета венозной крови, в оркестровой яме готовились музыканты, дирижер любовно перекладывал нотные листы. В соседней ложе в креслах сидели Филипп, Ярослава, Игнат с Дианой, Савва, освещенный экраном телефона, и Натан, делающий юноше замечания. При виде своих родственников, сидящих слева, Филипп взял за руку Ярославу, подозвал к себе и сдержанно высказался, как он зол на всех. В этот момент окончательно осознал безвыходность ситуации семья треснула и разваливается на глазах, никакие его угрозы не решат проблему, единственный выход из этой всей ситуации это смирение и принятие хаоса.
А где Инга с Алисой? спросил Марат, заметив уничтожающий взгляд Филиппа в свою сторону.
Девчонки в партере билеты взяли.
Мол, подальше от семейки? Неплохо. Что ж такая гениальная мысль не пришла в мою дурную голову?
Что дурную, так это верно. Да успокойся ты, чувак, все наладится со временем.
Даниил тоже не чувствовал себя в своей тарелке, понимая, что и сегодняшний вечер может закончится семейным скандалом, ведь он осмелился пойти против Филиппа Карловича, своего деда, и пригласил на традиционный новогодний поход в театр Ангелину, отношения с которой не нравились никому. Она была не той девушкой, которую хотели бы видеть рядом с Даниилом. «Не той крови», выражался Филипп Карлович, брезгливо отмахиваясь от любой беседы, если там содержалось имя Ангелины. Ему хотелось, чтобы все его нынешние и будущие родственники имели какое-то значение и вес в обществе. Таким образом он однажды женил Игната на дочери влиятельного человеке, чтобы выгодно было ему, однако не сильно задумывался над желанием и потребностями сына, который будучи совсем юным ощущал себя вещью, которой отец разменивается налево и направо. И с Даниилом была похожая ситуация, Филиппа Карловича не заботили чувства юноши. Его не удовлетворяла перспектива видеть внука с девушкой недостаточно высокого статуса. Что скажут люди? Внук мэра города, хоть и бывшего, встречается с какой-то невзрачной девчонкой, дочкой машиниста и продавщицы в книжном магазине. Но сколько бы Филипп не ждал, надеясь, что этот роман кончится по чьей-либо инициативе: либо Даниил наконец наиграется и бросит Ангелину, либо она переключится на кого-нибудь другого, разбив сердце Дане, время шло, а их отношения только крепли.
Даниил скатывал в трубочку программку и опасался, что его спонтанное решение, основанное на злости в адрес деда, выйти в свет и в окружение семьи со своей избранницей, не стесняясь осуждений, может плохо закончится, ведь по возвращению домой, его может ждать не очень лицеприятный разговор. Эта тревога передалась и Ангелине, которая отчетливо помнила последнюю беседу с Филиппом Карловичем, который так и остался в тайне от Даниила. Разгневанный и настроенный всячески воспрепятствовать отношениям молодых людей Филипп Карлович ясно ей дал понять, что встречаться с его внуком не стоит, ибо это закончится плохо для всех. Говорить, что это настоящая любовь между Даней и Гелей, а не временное увлечение, было бесполезно, все объяснения пролетели мимо ушей, он был настроен решительно они должны расстаться.
«Только через мой труп ты войдешь в мою семью!» стукнул по столу старик, оставаясь равнодушным к слезам Ангелины.
Чувствую себя завсегдатаем борделя, процедил Марат, глядя как на них все так же презрительно косится Филипп Карлович.
Чувак, ты о чем?
Да твой отец так сказал о ваших с Даниилом любовных увлечениях.
И часто он говорит о борделе? усмехнулся Ренат, в кровь расчесывая запястье под манжетами, держащихся на необычных запонках.
Не знаю, пожал плечами Марат. Я слышал лишь однажды, но мне понравилось.
Чудесно. Тогда вступай в наши ряды, чтобы не просто так осуждали.
Свет погас, все активно зааплодировали, приветствуя седого и кудрявого дирижера. После заиграла музыка, от нее мурашки страстной волной разлились по коже. Занавес переливался разными цветами благодаря игре прожекторов в такт живой музыке; из желтого складки занавеса превращались в зеленые, из красного в синий, рябили при интригующей мелодии, вспыхивали оранжевым при каждом бое барабанов и тарелок.
Оперетта на немецком языке была поистине удивительным зрелищем, оставила вдохновляющее впечатление, после чего чувствовалась какая-то особенная чистота и легкость. Шлоссеры-старшие всю обратную дорогу и время подготовки к ужину, не смолкая, говорили исключительно на немецком, будто бы не хотели то ли забывать свои корни, то ли их так и не отпустило действие на сцене.
Они ужинали, обсуждали оперетту, пили, смеялись, слушали музыку, фотографировались около новогодней елки, играли в снежки и на время забыли об острых конфликтах. Так могло казаться лишь со стороны. Однако на самом деле за каждой улыбкой и дружеским толчком в плечо после удачной шутки прятались тихая обида и свирепая злость, которые пока занимали выжидательную позицию. За каждым галантным жестом таился подтекст презрения и ненависти, в каждой фразе скрывались ложь и лицемерие, в молчании зарылось зло.
Филипп Карлович сидел во главе стола, изредка выходил на балкон, смотрел на все сверху вниз, беседуя с собой. Он старательно искал ответы на все волнующие его вопросы, однако нигде не мигал даже блеклый огонек верного пути к нормальной (или хотя бы прежней) жизни. И взирая на все сверху, будто бы Бог наблюдал за тем, что сотворил, он понял, что это не уютное гнездышко, где когда-то выкормили птенцов, вырастили, научили летать и выпустили их на волю, всегда с радостью ожидая их возвращения. Нет, то не теплое и уютное гнездышко, это холодный клубок змей.
И в этот момент Филипп Карлович понял, что его решение было верным, отступать нельзя. Семья это святое.
Ближе к утру все разместились в гостевых спальнях.
Завтрак следующего дня подали поздно. Все выспались и лениво спускались в столовую. Ренат страдал жутким похмельем, залпом выпивая один стакан воды за другим, периодически намереваясь постоять у окна, подышать свежем воздухом, но у него моментально начинала кружиться голова. Ангелина с Даниилом спустились позже всех.
На столе стояли сырники, присыпанные сахарной пудрой, которые любил исключительно Марат, омлет из брокколи, манная каша на кокосовом молоке, тосты с тунцом и зеленью, вчерашний оставшийся лимонный торт и холодная свинина со специями тоже со вчерашнего стола, которую выпросил Игнат. Он поддевал вилкой небольшой кусок, жирно намазывал его аджикой и поглощал в считанные минуты. Его супруга старалась подложить кусочек хлеба или уговорить не есть так много острого, но Игнат только отмахивался от нее и продолжал мычать от удовольствия, запивая свинину водой.
А где молоко? недовольно спросила Ангелина, размешивая сахар в чашке чая.
Вот, передайте, пожалуйста, вежливо подорвался Филипп Карлович, подавая фарфоровый молочник.
Благодарю, ответила Ангелина. Чай с молоком очень полезный напиток, он выводит соли тяжелых металлов и нормализует холестерин.
Геля, нежно шепнул Даниил, ты же прекрасно знаешь, что нам никому нельзя пить это молоко.
Я помню, но это не отменяет его полезность. Тем более, вы можете заменить его соевым. А ты, Марат, она обратилась к Загорскому, который за обе щеки уплетали сырники, может и прислушаться к моему совету.
Фу, это же невкусно, буркнул Савва, скривив губы.
Филипп Карлович доедал манную кашу с замороженной ежевикой, от которой все отказались. Он внимательно смотрел, как Ангелина вылила из молочника к себе в кружку немного молока, размешала и отпила из чашки. И незаметно улыбнулся, что больше никто не прикоснулся к полупустому молочнику, несмотря на агитацию Ангелины. В остальном застолье прошло в тишине. После он оставил семейство и отправился в свой кабинет.
Работать у него слабо получилось, сразу после завтрака разболелись голова и глаза, он массировал виски, ругая себя, что зря переволновался, ибо он рассчитал все до мелочей, осечек быть не могло. Наконец-то все получат по заслугам. Он достал из шкафа аптечку и тонометр. Сначала принял «Верапамил», что должен был сражаться с артериальной гипертензией. Преклонный возраст и внушение Натана, что болезни это нормально, организм давно не молод, изношен и пора уже не воротить нос от пилюль и прекратить бегать по врачам, стараясь найти вакцину бессмертия, выводили из себя. Филиппа это порядком раздражало: почему он старше Натана всего на пять лет, а ощущение, что на все двадцать пять. Тот еще полон сил и энергии, а сам Филипп часто устает, не засыпает без снотворного, не встает с кровати без уколов и не притрагивается к еде без таблеток для хорошего пищеварения.
Преодолевая сильные пульсации в голове, расстегнул рукав, закатал его и принялся измерять давление. В это время к нему зашла Ангелина, Филипп Карлович с трудом открыл глаза, заметил мнущуюся у входа девушку. Она зашла в кабинет и остановилась около двери, не решаясь пройти дальше, ибо в память отчетливо въелась недавняя сцена, как в этом кабинете Филипп Карлович ее принуждал бросить Даниила и больше не иметь с ним ничего общего.
Вам помочь? обеспокоенно спросила Ангелина, заметив обессиленное тело старика, который тяжело дышал и старался натянуть на плечо манжет. Он нехотя кивнул. Боже мой, Филипп Карлович! вскрикнула она, снимая стетоскоп. Как вы себя чувствуете?
Терпимо, вяло ответил тот. А что?
У вас давление сто восемьдесят на сто. Ужас какой.
Дай аптечку, я таблетки найду. И не глядя рылся в пластиковом ящике, отыскивая знакомую коробочку по ощущениям. Когда попадалась похожая упаковка, он слегка приоткрывал глаз и проверял. С третьей попытки выудил нужную. Вот, выдави мне две таблетки. И воды подай. А сейчас отдохнуть хочу, иди отсюда.
Она помогла Филиппу Карловичу дойти до софы около окна, разместиться там, подложила под голову маленькую подушечку и оставила на стуле около стола аптечку на всякий случай. И вышла.
Филипп закрыл глаза, но заснуть не мог, в голове все еще играла мигрень, а в груди щемило. Он думал, что это совесть взяла верх, но было поздно.
Начались судороги.
Он свалился с софы и, на секунду придя в сознание, поднял сдавливающие болью глаза на стул, где стояла заветная аптечка. Он потерял сознание, судороги овладели его телом вторично.
В кабинет кто-то постучал. Немного погодя стук повторился. Но ответить никто не мог, тогда незваный гость приоткрыл дверь, несмело просунул голову в щель и позвал:
Папа, можно?
На полу лежало тело Филиппа. Сын вошел в кабинет и бросился к отцу, хватая его за лицо, ударяя по дряблым щекам, пытаясь привести в чувства. Он заметил отчетливые признаки аноксии и испугался, на фоне белоснежной рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами кожа Филиппа выглядело серо-голубой. Тело еще конвульсивно содрогалось.
Он осмотрел кабинет, ухватился взглядом за аптечку, опрокинул ее на пол, высыпал, что в ней находилось и, перебирая трясущимися пальцами флакончики, коробочки и пакетики, искал знакомое название. «Фенобарбитал». Этот препарат колят при эпилепсии, поэтому разорвав оболочку шприца, он втянул внутрь жидкость для инъекции, задрал повыше рукав рубашки отца и всадил иглу в выпуклую вену. Он не измерил точную дозу препарата, рассчитывая, что при таком ужасном положении дел, должно сработать в любом случае.
Пап Пап Пап звал сын, уложив голову отца себе на колени, и качался из стороны в сторону, будто убаюкивал. Папа
Он заметил, что судороги прекратились. Взял посиневшее запястье, притих, нащупывая пульс, но его не было. Другая рука так же. Он опешил. На мгновение замер, потом посмотрел на использованный шприц. А что, если доза была превышена? Или ее не хватило, чтобы унять приступ и спасти отца?