С годами он стал бы признанным доктором, вернувшим здоровье тысячам пациентам. Слава, к которой он не стремился, прошла бы по городам страны и вышла бы за её пределы. И то, что он не стремился к славе (вкладываясь в другой логос, выраженный в словах Спасителя «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин. 5,44)), еще больше бы увеличивало её.
Людская благодарность нашла бы и его родителей в их жилище. Слыша от людей признательные слова за воспитание такого сына, они стали бы следить за его жизнью, за всеми его взлетами и падениями. И однажды сын, уехавший от родителей много лет назад в другую страну, захотел бы их навестить. Но не чтобы что-то доказать, а узнать, не нужна ли им какая-нибудь помощь.
Многие годы он вкладывал бы свое время в помощь людям. И, вкладываясь в такой род деятельности, он в качестве плода пожал бы любовь, все более и более начавшую раскрываться в его сердце. Вследствие все большего раскрытия любви у него все более и более стал бы меняться взгляд на жизнь в целом и на конфликтные ситуации в частности. В том числе, и на конфликтную ситуацию, многие годы назад происшедшую между ним и его родителями. Он стал бы на родителей смотреть по-иному, не через призму возмущения «да как они могли сказать такое!». А через призму мысли: «Все люди, все совершаем ошибки; покрой любовью их, и другие люди покроют любовью тебя». Он перестал бы в их словах видеть злой умысел. «Да, они так сказали, подумал он. И что с того? Вот я злюсь на них, а им, быть может, нужна от меня какая-то помощь».
И приехав домой во время своего отпуска, он встретил бы их на крыльце дома. «Сынок, мы так рады! сказали бы они. Мы так рады, что ты наконец-то приехал!».
В состоянии охваченности моноидеей
Из этой истории рукавами расходятся два русла. По одному текут мысли о сердце, преодолевающем отчуждение, по второму мысли о профессии, избираемой сердцем, преодолевшем отчуждение.
По преданию, царю Соломону дали имевший витиеватую трещину алмаз с предложением продеть в эту трещину нитку. С задачей невозможно было справиться, механически «тыкая» нитью в трещину. Так и депрессию невозможно преодолеть, реализуя такую-то стратегию, оторванную от глубинных основ личности человека. Стратегии, почерпнутые из учебников, как правило механистичны и прямолинейны.
Царь Соломон пустил в эту трещину паука-шелкопряда, и тот прополз по трещине, протянув сквозь нее нитку. Паук сумел справиться с задачей, потому что он был живым. Важно не довести своего сердца до духовного омертвения поступками, совершенными против совести, и образом жизни, реализуемым в отрыве от глубинных основ личности.
Так и сердце человека, оказавшегося в тишине и сличившего свою жизнь с теми законами, на основании которых развивается мироздание, способно увидеть выход из депрессии. Ожив, сердце способно проложить маршрут, который сможет учесть все нюансы и зигзаги «трещины».
Необходимо отметить, что с точки зрения святых отцов, как точно замечает иеромонах Серафим (Роуз), под сердцем подразумевается «орган познания Бога». «В духовном смысле, пишет он, сердце есть средоточие человеческого бытия, то же, что дух; физически же это место, где дух обитает и откуда взывает к Спасителю; и этот крик сердца привлекает благодать Божию»[94]. Старец Иосиф Ватопедский, расширяя представления о сердце, указывает, что слово сердце в творениях духовных авторов обозначает не телесный орган. «Под словом сердце понимается вся личность человека в совокупности, которая иногда называется еще душой, а иногда умом, то есть все то, что свойственно человеку его предпочтения, качества, духовное состояние»[95].
То есть в состоянии молитвенной тишины активизируется, если так можно сказать, вся целокупность человека, который ранее находился в состоянии оглушенности шумом, блеском ложных идей, погоней за деньгами и прочим. Но мало выйти из-под воздействия шума, мало выбраться из потока суеты внешней. Необходимо достичь тишины внутренней. Она достигается через прикосновение сердца к смирению. Святитель Игнатий (Брянчанинов) определяет смирение как «непостижимое действие непостижимого мира Божия, непостижимо постигаемое одним блаженным опытом»[96].
То есть в момент прикосновения к смирению на выбор человека не влияют ни обида на родителей, ни желание отомстить или что-то доказать, ни какие-то хаотичные желания, вызванные из небытия мимолетным взглядом на рекламный щит в метро. В момент прикосновения к смирению человек оценивает ситуацию, исходя лишь из тех вечных законов, на основании которых существует мироздание. Конечно, чтобы созерцать эти законы / логосы, душа человека должна быть чиста, что не легко достигнуть человеку, живущему в массовом обществе («обществе зрелища»). Но хотя бы отчасти прикосновение такого рода открыто и для него.
Момент реанимации сердца является выходом из депрессии. Депрессию можно условно представить, как сужение кругозора у ока ума. Словно шоры падают на глаза ума. Образ мира с его разнообразными возможностями, преломляясь сквозь состояние ума, охваченного страстью, деформируется. Человек словно не видит тех возможностей, которые, казалось бы, «лежат на поверхности».
При первом сценарии проснулся человек от телефонного звонка и начал бубнить себе под нос, а то и вслух, да еще и другим в лицо: «Вот, мол, такая-сякая разбудила». А она и не думала будить, она, может, и не знала, что он в 14 часов дня прилег отдохнуть. В момент возбуждения и раздражения траектории жизненных путей в уме искаженными видятся. Ничего не понятно, все кажется невероятно сложным и запутанным. При втором сценарии человек успевает понять: «Она же не думала будить!». И спокойно говорит с позвонившей. И вдруг в уме все траектории выпрямляются, и предельно понятным видится следующий шаг: «Завтра задам одному человек тот вопрос, который позвонившая задала, заодно и по своей ситуации спрошу».
Вследствие уныния человек словно замыкается в текущем мгновении, в котором он столкнулся, например, с неудачей или потерей. Ощущение перспективы, связывающей его с будущим (в которой он мог бы преодолеть беспокоящие его проблемы) и связь с опытом прошлого (на основании которого он в будущем мог бы преодолеть проблему), словно удаляются из внутреннего пространства сознания. В данную минуту человеку плохо, и ему кажется, что так плохо будет всегда. В момент такого искушения невозможно представить, что когда-то он может выйти из состояния подавленности и вновь испытать радость. Радость представляется абсолютно невозможным явлением на фоне переживания «навеки разбитой жизни».
Человек словно попадет в систему ложных мыслей, в буквальном смысле этого слова он теряется «в трех соснах». В уме вращаются одни и те же депрессивные мысли, просвета не видится никакого (о попадании в систему ложных мыслей см. цикл лекций «Обращение к полноте», раздел четвертый).
Бывает, что, находясь в таком безутешном состоянии, человек читает Псалтирь, например, чин пения 12 избранных псалмов, и на какое-то слово сердце откликается. Оно словно вырывается из внутреннего монолога, в который «закольцевалась» вся мысленная деятельность человека. Вырвавшись из состояния охваченности моноидеей человек обнаруживает, что перед ним лежит целый мир. В этом мире живут люди, которые могут дать дельные советы, в этом мире наступает новый день, который несет новые возможности. И решение проблемы вот же оно оно же так очевидно!
Высоты познания отделяются от глубины отчаяния, как считает схиархимандрит Гавриил (Бунге), лишь одним шагом. В своей книге «Тоска, уныние, депрессия» он пишет, что, когда человек находился в железных оковах собственной самозамкнутости, из «оков нескончаемого монолога с самим собой» (в котором человек «пережевывает» мысль о том, что те или иные его желания не реализовалось) ему помогает вырваться начавшийся диалог с Богом (речь идет не о том, что Бог словами должен что-то ответить человеку, святые отцы настоятельно рекомендуют быть осторожными в случае слышания различных «голосов», ведь и демон может обольстить человека, выдавая свое внушение за «глас» Божий). Диалог совершается тогда, когда человек обращается к смыслам, содержащимся в Священном Писании (Священное Писание описывает логосы, духовные законы, на основании которых существует мироздание, в виде заповедей: будешь жить так будешь блажен, будешь жить эдак начнешь разлагаться как личность). И когда человек через эти смыслы, а не через свое отчаяние начинает смотреть на мир, он видит совершенно иную картину мира. В момент искушения картина мира представлялась ему в виде лабиринта, не имеющего выхода. В момент размыкания монолога картина мира представляется бескрайним полем, на котором проложены пути к различным возможностям.
Искушение пытается замкнуть человека в текущем мгновении, убедить человека, что так будет всегда. Это внушение гипнотически притягивает к себе око ума, оно начинает всматриваться в искушение и не может оторваться. И здесь человек может опереться на веру. Он с верой принимает, что Господь, зная его положение, со временем укажет ему путь. Это ожидание, основанное на вере, можно выразить словами 142 псалма. Автор псалма свидетельствует, что дух его находится в состоянии уныния, а сердце в смятении. И вот он вспомнил дни бывшие и стал размышлять о том, что Господь сотворил ранее.
Человек может вспомнить, как многократно в состоянии уныния ему казалось, что перемены к лучшему невозможны, и все-таки перемены к лучшему происходили. Могут они произойти и в данному случае. Здесь в качестве комментария можно привести слова известного узника ГУЛАГа Ивана Лукьяновича Солоневича (он был репрессирован не вследствие совершенных преступлений). В своей книге «Россия в концлагере» он описывал свои мытарства по лагерям Советского Союза. Находясь в поистине ужасных условиях лагерного барака, он размышлял над тем, как «прожить в этакой грязи, вони, тесноте, вшах, холоде и голоде целых полгода». Его сын Юрий, репрессированный вместе с ним, рассмеялся рядом. Он рассмеялся, вспомнив их общего знакомого иностранца Фредди. «Плохо поджаренные утренние гренки портят ему настроение на весь день Его бы сюда? сказал Иван Лукьянович. Повесился бы». «Конечно, повесился бы», убежденно проговорил Юра. «А мы вот не вешаемся, подытожил папа. Вспоминаю свои ночлеги на крыше вагона, на Лаптарском перевале и даже в туркестанской "красной Чай Ханэ" Ничего жив»
И вот автор псалма обращается с молитвой к Богу, чтобы Господь указал путь, которым идти, ведь возносит он к Богу свою душу. И заканчивается псалом твердыми словами о том, что Дух Божий наставит автора, что Господь оживит его и изведет от печали душу его.
Когда человек ожидает подобного, к нему можно отнести слова отца Гавриила насчет того, что первым делом при унынии надо проявить терпение. «Однако, отмечает он, это терпение не имеет ничего общего со слепой покорностью, скорее оно представляет собой осознанное ожидание Бога».
Желающим ознакомиться еще с некоторыми примерами, комментирующими тему преодоления уныния, могут ознакомиться с главой XIV из книги игумении Таисии «Келейные записки». Вследствие клеветы, воздвигнутой на неё, она надломилась. О том, каким образом эта травма была преодолена, и рассказывается в указанной главе.
В тех случаях, когда человек не верит в Бога, Господь может вывести его из состояния уныния через какое-либо явление природы. На эту тему желающие могут найти комментарий в фильме «Гений дзюдо». Сугато Сансиро таланливый борец провинился перед своим мастером. Когда мастер стал делать выговор ученику, то ученик захотел доказать, что он имеет выдержку, что он готов умереть. Он бросился в пруд и ухватился за дерево. Оказавшись в пруду, он попал в тупиковую ситуацию. Отпустить дерево и утонуть не дает инстинкт самосохранения. Выйти на берег и повиниться перед мастером не дает гордость. А если он выйдет на берег и не повинится, то ему придется уйти, и на том его занятия дзюдо у мастера прекратятся. В невозможности решить, как быть, Сугато засыпает. Проснувшись, он видит, как замкнутые цветы начинают распускать свои бутоны навстречу солнцу. И тогда он приходит к единственно верному решению поступить так, как поступили эти цветы.
Преодолеть отчуждениеи состояние самозамкнутости
Замкнутый в себе и в своем унынии человек во встрече с Богом открывает и собственное лицо. Эта встреча может исцелить человека от болезненной самости. Ведь открываясь навстречу для существования другого, человек открывает свое сердце для подлинной любви. Когда человек дарит другому себя, он обретает себя, потому что в этом даре он пробивает брешь в темнице собственного «я» и выходит из инфернального круга уныния.
Этот прорыв легче будет даваться тому человеку, у которого сформированы добрые навыки и есть какой-то режим дня. Понятно, что в современном мире трудно говорить об устойчивом режиме. Но все же человеку на то и дан разум, чтобы познавать полезное и думать, как познанное включить в свою жизнь в качестве органической составляющей. У человека может быть плавающий график работы. Сегодня он работает утром, завтра вечером, послезавтра он весь день дома, а послепослезавтра весь день на работе. И для каждого из таких вариантов можно продумать свой режим. Не надо бояться потери интереса к жизни. Интерес не утратится, если человек знает, для чего он вводит в свою жизнь режим. Вводит он в свою жизнь режим, чтобы ежедневным жизненным потоком не был, если так можно выразиться, размыт дух его.
Дух человека можно условно изобразить в виде рисунка на стекле. Этот рисунок повторяет черты лица человека, рисунок таков каков человек. По стеклу стекают капли дождя, собирающиеся в ручейки. И эти ручейки, если не подрисовать контуры рисунку, начинают размывать линии. И вот человек уже начинает совершать необдуманные поступки. Когда он, например, избирал профессию, то руководствовался определенными смыслами. Связь с ними помогала ему быть спокойным даже и при трудностях. Но вот смыслы стали размываться информационными потоками внешнего мира. И, соответственно, у человека стало пропадать понимание, что он делает на своем рабочем месте. Еще вчера ему нравилось находиться на нем, но теперь, после того как нечто важное было утрачено им, он места себе не находит. И как успокоить себя, не знает (если человек хотя бы 51015 минут разбирает прошедший день, то со временем на листе бумаги начинают прорисовывать точки, из которых складывается автопортрет; см. цикл лекций «Женщина и мужчина. Одиночество и счастье», пункт 5б, а также главу «Что делать, если по причине многолюдства нет возможности говорить о своих грехах подробно? Ежедневное испытание совести» из книги «"Победить свое прошлое": исповедь начало новой жизни»[97]).
Подновляет линии человек тогда, когда вновь напитывает смыслами, запечатленными в Псалтири и Евангелии. Плохо ему или хорошо, но, если наступает 15 часов время его молитвенного правила он берется за чтение. И тогда у человека есть шанс противостоять унынию, которое валит его на диван, возле которого как атрибут депрессии стоит бутылка виски. И может случиться так, что во время чтения Псалтири и Евангелия какая-то часть его откликнется на слова и двинется навстречу Богу.
Нюанс искушения состоит в том, что во время искушения человеку ничего не хочется. И люди, которые привыкли молиться и читать только «по наитию» (как они говорят, чтобы «было с желанием»), оказываются перед унынием беззащитными. Уныние, навалившись, лишает их всех желаний, и толкает на диван.
Режим можно условно представить в виде навыка, который настолько отработан, что в критической ситуации, как приём рукопашного боя, воспроизводится автоматически. Если здоровые навыки были человеком приобретены во время пребывания в «здоровом» состоянии, то шансы на его выход из охватившего его уныния увеличиваются. Несмотря на то, что искушение твердит человеку, что жизнь его закончена и что дальше «всё будет только хуже», руки, приученные к труду, все равно делают своё дело. Человек не ложится на диван, а продолжает предпринимать усилия, адекватные своему роду деятельности.
Через любовь
Один из навыков, помогающих вырваться из инфернального круга уныния, навык к любви, проявляющейся в виде внимания к ближнему. Видя перед собой ближнего, обращающегося с вопросом, человек, в «здоровом» состоянии проявлявший внимание к другим, а ныне лежащий на диване, не может уже далее лежать. Что-то поднимает его. И вникая в дело ближнего, он отрывается и от унылой мысли, которая в момент искушения выдавила из ума все прочие мысли. Да, есть в этом мире и боль, и зло, но в момент уныния забывается человеком, что в этом мире есть также и красота, и любовь.