Страдания возникают в том числе и по причине нарушения законов, положенных Творцом в основу мироздания. Вследствие нарушения этих законов, читаем у иеромонаха Тихона, «мы все страдаем и мучаемся. Жизнь для всех стала невыносимой». Выражая мысль о страдании иначе, можно сказать, что страдания возникают вследствие греха. Грех воспринимается многими людьми как нечто соблазнительное, но автор отмечает, что эта позиция неверна. Среди многих аспектов греха он отмечает также и то, что «грех это всякая ненормальность, неправильность в ходе жизни человека, всякая остановка в его развитии, это дисгармония в человеческой природе, все то, что ведет человека к медленному умиранию, к маразму, к умственному, нравственному и физическому вырождению».
Вследствие пораженности грехом и язвой люди еще здесь, на земле, находятся в аду. Не стоит верить в счастье сытых, довольных и, по-видимому, счастливых людей. «Это захлороформированные или загипнотизированные. Как лежащие под хлороформом не чувствуют боли, не видят ни прочих больных, ни занесенного над ними ножа хирурга, так и эти люди муки ада отстраняют от себя удобствами жизни и думают, что они счастливы, но первая же неудача, первая серьезная болезнь или незаметно подкравшаяся дряхлая старость разбивают их иллюзорное счастье, и они начинают страдать, не подозревая, что попали в ад». От этого «ада» и спасает людей христианство.
Христианские подходы к преодолению страдания, описываемые в книге «Архиерей», отличаются от подходов медитативных. О том см. в цикле лекций «Восточный цикл», в пунктах 11а-12 в. Также см. цикл «Доминанта жизни и самоубийство», пункты 1214b.
Необходимо отметить различия в состояниях, ассоциируемых с выражением «внутренний мир». В христианском понимании человек достигает внутреннего мира вследствие приобщения к благодати и вследствие победы над страстями. Вследствие победы над страстями силы души приходят в состояние гармонии, покоя, которые ощущаются даже и посреди скорбных обстоятельств. Патриарх Сергий (Страгородский) в своей работе «Православное учение о спасении» подробно обосновывает мысль, что в православном мировоззрении существует тождество между добродетелью и блаженством. То есть душа человека, реализующего евангельские заповеди, приобретает навык к добродетели, вследствие чего становится способной приобщаться к состоянию блаженства. Переходя от земной реальности к вечности, душа забирает с собой и усвоенное ей качество.
По мысли преподобного Нила Синайского, подлинная радость возникает вследствие союза духа, души и тела. В своих наставлениях о преодолении печали и уныния, размещенных во втором томе книги «Добротолюбие», он отмечает, что радость мира печаль прогоняет, гнев угашает, ненависть отражает, мстительность уничтожает, уныние рассеивает, скорбь в радость претворяет. Подчеркивается, что «укрываясь в мирном благодушии, радость сия есть море добродетелей, крестом потопляющее сопротивное диавольское полчище» (то есть данная радость является не следствием анабиоза, а следствием активного развития добродетелей). Также преподобный Нил предупреждает, что бывает и «противная ей радость, смутная». Он называет и источник этой смутной радости. «Демоны, пишет он, подделываются и под духовныя дарования, чтобы, введя ум в заблуждение призраком, довесть его до помешательства».
Об этом ложном состоянии рассказывает в одной из своих лекций монах Иоанн (Адливанкин) ведущий специалист центра святого праведного Иоанна Кронштадтского. Он говорит, что у людей, занимающихся эзотерическими практиками, может наступить «бесовская тишина». То есть ощущение полного безмыслия и бесстрастия. Ничего не искушает очень долго. Звенящая духовная тишина. Состояние полного покоя и комфорта[51] (это состояние возникает по той причине, что человека, вставшего на путь гибели, демоны на время перестают искушать).
Дополняя мысль отца Иоанна, можно отметить, что человек, начавший взращивать в себе гордость, приходит к тому, что демоны отступают от него и ничем ему не досаждают. Искушения прекращаются, и некоторое время борьба не ощущается. Но потом демоны некоей страшной тяжестью наваливаются на человека и словно бульдозером сдвигают разум, мысли, чувства. О такого рода искушении см. заключительный пример ко второй части и цитаты из приложения.
Тот же, кто сумеет соблюсти «все видящую и все чувствующую радость бытия», будет расширять свое зрение и чувствительность к голосу реальности и чуткость к голосу истории. Жизнь такого человека будет все более расширяться и напитываться содержаниями. «Все знать, все видеть, ни от чего не замыкаться, и все победить радостью бытия для друзей и с друзьями. Это значит все расширяться, усиливаться, расти, узнавать новое и новое, переходить из силы в силу». «Это настоящее счастие, к которому стоит стремиться и ради которого стоит понести всякий труд!»[52]
Сказанное может быть проиллюстрировано примером Клауса Кеннета, описанного в его автобиографическом романе «2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника» (в зарубежном издании название романа несколько иное «Bom to hate, rebom to love. A spiritual odyssey from head to heart»), Клаус рассказывает о своих многолетних попытках достичь внутреннего мира и любви.
Вследствие неблагополучных семейных и прочих обстоятельств Клаус с самого детства озлобился на мир. Внутреннюю боль и отчаяние он пытался преодолеть эпатажными выходками, погружениями в удовольствия и наркотики. Но боль не уходила вследствие такого образа жизни, а лишь усугублялась. И со временем Клаус решил отправиться в Индию. Интегрируясь в индуистские практики, он приобрел даже статус «гуру». Но практики не принесли покоя его душе.
Прежде чем глубоко погрузиться в йогу, Клаус прошел период увлечения ТМ. Делясь своими наблюдениями о последствиях вовлечения в ТМ, он ссылался также на опыт людей, занимавшихся ТМ дольше, чем он. Они «пришли к выводу, что эта практика ведет к саморазрушению». У самого Клауса вследствие медитации стала подниматься «особая гордыня»: «как будто, писал он, я могу стать сам себе богом».
Усердно занимаясь ТМ, он на определенном этапе начал замечать, что его сознание начало странным образом меняться. Временами ему казалось, что он был парализован и лишен воли, что он не мог совершить даже простое действие, как бы ему того ни хотелось.
Он ждал, что приобщится к внутреннему покою, но вместо приобщения к покою он погрузился в некий туман, в котором увязал его разум. Он стал нервным и раздражительным, внешний мир перестал его интересовать. Погружаясь в себя, он не обрел безмятежности, а начал испытывать все большее беспокойство. У него стал нарастать иррациональный страх, распространявшийся на самые простые вещи. Появилось ощущение, что кто-то поджидал его в засаде и был готов напасть.
После нескольких лет практики он оказался на грани нервного срыва. Внутреннее напряжение и парализующие страхи не давали ему действовать. Он не различал ни добра, ни зла. Изредка он испытывал экстаз или впадал в транс, что позволяло ему ненадолго забыть о своем плачевном состоянии. «Однако, рассказывал он, в медитации не было никакой божественной искры, а потому я пробуждался от транса и опять оказывался во власти своих демонов одержимости сексом, тяги к власти и лжи»[53].
После периода увлечения ТМ, как было отмечено, последовал период погружения в йогу и медитативные практики индуизма. И вот что Клаусу стало понятно. «Эффект снятия боли», достигаемый с помощью медитативных практик индуизма, приводил к духовному параличу, так как начисто убивал стремление к очищению и росту. Клаус пришел к убеждению, что индийские практики с их анестетическим действием в итоге отдаляли его от познания собственного «я». Он совершенствовал техники, чтобы отгонять от себя все приходившие извне мысли, но выяснилось, что такой подход опустошал душу и ввергал ее в депрессию. «Когда я очнулся, рассказывал он, от «анестезии», то понял, что все осталось ровно так, как прежде»[54].
Путь к внутреннему миру и любви, которых так жаждала душа Клауса, был найден им в результате приобщения к Православию. Духовным отцом Клауса стал ученик преподобного Силуана Афонского (о преподобном Силуане в разделе «История спортсмена» и далее) старец Софроний (Сахаров).
Старец Софроний до своего обращения к Православию также имел глубокий опыт занятия медитацией. Обратившись к Православию, он описал в своих творениях суть осознанных им заблуждений прошлого. Знакомясь с этими творениями, Клаус пересмотрел свой индуистско-буддийский медитативный опыт (Клаус некоторое время жил в известной буддийской общине, находящейся в лесах Таиланда). Клаус осознал, что в буддийский период своей жизни он интересовался только собой, считая себя центром Вселенной, практики же были для него прикрытием самолюбования.
В творениях отца Софрония он нашел описания, раскрывающие суть пережитого в лесах Таиланда опыта. Последователь практик получает некое знание о себе, но не прозревает Бога как высшее начало (уединившись, человек начинает созерцать в себе образ, данный человеку Богом, но от этого созерцания он не переходит к мысли о Боге). «Такая же трагедия случилась с Адамом и привела к грехопадению (о трагедии Адама священник Александр (Ельчанинов), опираясь на мысль святителя Афанасия Великого, писал следующее: «человек, для которого доселе центром и предметом вожделения был Бог, отвернулся от Него, «впал в самовожделение», восхотел и возлюбил себя больше Бога, предпочел божественному созерцанию созерцание самого себя»; о том, какие последствия ждут человека на этих путях, желающие могут узнать из статьи отца Александра «Демонская твердыня (о гордости)»). Трансформация происходит незаметно: кто-то превращается во что-то через имперсональную, то есть внеличностную медитацию». Человек больше не может познавать Бога как Личность и становится жертвой обмана, почитая себя богом. Ослепленный и потрясенный открывшимся ему удивительным опытом, он встает на путь саморазрушения, потому что верит, что своими силами может привести себя в состояние первозданности (в восточных религиях есть концепция внеличностного существования, которое предшествует, как считается на Востоке, появлению человека на свет). В итоге он уничтожает себя, приходит к небытию, к распаду вместо целостности. Бог же действует наоборот, взывая из небытия к бытию, провозглашает: «Я есть Сущий».
Комментируя слова своего духовного отца, Клаус писал, что молитва всегда должна быть личной. Мы обращаемся к Богу, стоя лицом к лицу, при этом не теряя своей индивидуальности. Пребывая во Христе, мы должны победить мир (влияние на нас внешнего мира). Отделяясь же от Бога, мы оказываемся побежденными и порабощенными смертью. «В таком состоянии отдаленности и отчужденности от Него, писал Клаус, я провел тридцать шесть лет своей жизни. Это был мой личный ад». Свою книгу он написал как свидетельство того, что сердце человека может в любой момент измениться, если его коснется любовь Отца, Сына и Святого Духа[55].
Дополнить слова отца Софрония можно свидетельством одного бывшего буддиста. Обратившись к Православию, он переосмыслил полученный во время медитативных практик опыт. Вследствие изучения аскетических творений православных авторов ему стало понятно, что «внутренний свет, или проявления нашей души, это своего рода орган чувств для восприятия Бога. Когда человек пытается отвернуться от Бога, этот внутренний орган начинает выдавать собственные образы (как глаз, закрытый от света). Потом, интерпретируя этот опыт с позиций буддизма, ты, как писал бывший буддист, начинаешь воспринимать этот опыт как проявления твоей истинной природы и благополучно «прешься» в этом состоянии до смерти» Все пережитое им, как выяснил он впоследствии, было описано православными аскетами. Причем в своих творениях они не полемизировали с буддистами. Ни о буддистах, ни о дзогчен они не упоминали, писали же «в виде предостережений о возможных ошибках в аскетической практике»[56].
Некоторые аспекты такого явления, как медитация, разбирались в лекциях «Восточного цикла» (пункты 1720), а также в лекциях «Зазеркалье» (пункты 1214, 16, 1924). В лекциях, помимо прочего, разбирался вопрос отличия медитативных практик от молитвы. В рамках этого вопроса упоминалась книга Л. А. Тихомирова «Религиозно-философские основы истории». В главах «Достоверны ли источники оккультного познания?» и «Христианская духовная жизнь» Тихомиров лаконично и, главное, точно пишет об отличии медитативной практики от христианской духовной жизни. В частности, Тихомиров отмечает, что «в духовной жизни и созерцании христианства развивается процесс, не имеющий ничего общего с йогическими погружениями в сверхчувственность». «Случайное сходство некоторых внешних приемов монашеской практики молитвы не должно закрывать наши глаза на полную противоположность её цели и целей оккультно-теософских, а потому на такую же противоположность и содержания». Медитативные практики являются лишь частью образа жизни, глубоко отличного от образа жизни христианской. Важные акценты, помогающие разграничить области человеческой деятельности, характерные для двух направлений, содержатся в размышлениях митрополита Антония Сурожского, которые приводятся в главе «Ложный опыт и подлинный опыт».
После разочарования в буддизме (в связи с чем именно оно возникло, желающие могут узнать из книги Клауса) Клаус на некоторое время заинтересовался Ошо, который в то время был особо знаменит в Европе и Америке. «Более пристальное знакомство с его учением, писал Клаус, показало, что один из секретов его привлекательности проповедуемая им сексуальная свобода»[57].
С принципами, которые Ошо транслировал в среду своих адептов, находится в неразрывной связи и медитативная практика, пропагандируемая им. Он проповедовал «освобождение от собственного «я», от совести». Он говорил, что жить нужно, не думая ни о чем. В качестве метода достижения такого состояния он предлагал свою систему, включающую медитации, песнопения, ритуальные танцы.
Медитация по Ошо включала прыжки с поднятыми руками, выкрикивание бессмысленных слов и пр. Бормотание бессмысленных слов, пропагандируемое Ошо в качестве психопрактики (джиббериш), способно ввести человека в состояние транса. Во время «динамической медитации» происходит учащенное дыхание, что приводит к опьянению за счет гипервентиляции легких. Человеку советуют «кричать, кататься по полу, делать любые непроизвольные движения. Особое состояние, переживаемое при этом человеком, объясняется как нечто таинственное, возможное только благодаря некоему секрету, которым обладает гуру». Люди, погружавшиеся в культ Ошо, через некоторое время теряли способность к размышлению, они становились «людьми без собственной биографии», готовыми принять доктрину гуру[58].
За счет учащенного дыхания происходит парадоксальный эффект, мозг не напитывается кислородом, а активно его теряет, что приводит к торможению коры головного мозга. Вследствие торможения коры головного мозга открывается возможность для внедрения в сознание человека внушенных извне идей. Использование данной техники, известной также и под названием холотропного дыхания, способствует захвату человеческого сознания падшими духами со всеми вытекающими из сего обстоятельства последствиями (более подробно в цикле лекций «Зазеркалье», в беседах 13,14, 19а-24б, а также в статье «Брешь в стене (часть 1)[59]»). Воздействие падшего духа на личность человека может быть описано человеком, переживающим это воздействие как депрессию (депрессия в переводе сдавление).
Принципы, читаемые в структуре методик Ошо, могут быть соотнесены с общими принципами захвата сознания. Человеку, сознание которого предполагается к захвату, говорится, что он достигнет фантастических результатов, если согласится делать все, что тело захочет делать само. Согласившись с такой постановкой вопроса, человек отказывается от управления собственным телом, тем самым открывая доступ манипуляторам и невидимым силам к управлению собой.