Карьера Алексея Николаевича Крылова была блестящей и стремительной. Ко времени рождения Анны Алексеевны он уже крупный ученый, математик, кораблестроитель, произведен в подполковники. «В моих детских воспоминаниях отец высокого роста, плечистый, с густыми черными волосами и окладистой черной бородой. Творчество всегда его поглощало, оно было частью его жизни. Алексей Николаевич никогда не бывал праздным, чтобы отвлечься от одной работы, он находил другую. Но это не был кабинетный ученый, он всегда был среди людей. Блестящий рассказчик, очень остроумный, он любил веселый соленый анекдот и шутку. В молодости папа играл в теннис, ездил на велосипеде и очень увлекался стрельбой в цель
Мои два брата, Коля и Алеша, были абсолютно разные. Коля высокий, черный, человек в себе, очень сдержанный, а Алеша, наоборот, был маленького роста, необыкновенно живой, контактный, веселый, блондинистый. Все его обожали и звали Лялька, ни больше ни меньше. И вот этот Лялька был необыкновенно мне нужен, потому что он всегда делал мои уроки. Я кричала: Лялька, я не знаю, что тут в арифметике делать, пожалуйста, помоги мне. Лялька приходил и с удовольствием мне помогал. Мои братья учились блестяще, они оба были очень способные, особенно к математике, да и ко всем остальным предметам тоже. А я прилежанием не отличалась, зачем мне было надрываться. Ведь я была неслыханно избалованна. Да и как могло быть иначе единственная девочка, которую так хотели, во что бы то ни стало. Ясно, что я была избалованна до предела. Это очень мешало мне в жизни, и еще долго с этой чертой характера мне приходилось бороться»[27].
А вот что вспоминала про Аню ее однокашница Наташа Бурцева: «Когда мне было 10 лет, родители записали меня в частную школу В. П. Кузьминой. И почти сразу я обратила внимание на симпатичную девочку с толстой черной косой. Очень скоро мы с ней подружились. Девочку звали Аня Крылова. Мы были очень разные по характеру. Я скорее чуть робкая, недаром у меня потом образовалось прозвище Бэби, немножко наивная, немножко застенчивая, в то время как Анечка отличалась довольно решительным характером. Несмотря на то, что она была на год меня моложе, наши отношения, которые очень быстро перешли в настоящую крепкую дружбу, всегда основывались на том, что Анечка меня опекала, мне диктовала, могла критиковать меня за какой-то поступок или ориентировать на какое-то действие. И я ей подчинялась. Но надо сказать, что это меня совсем не тяготило. Школу мы так и прошли вместе»[28].
В 1914 году Аня впервые поехала путешествовать: «Наши мальчики кончили школу весной 1914 года и получили аттестаты зрелости это был первый выпуск. В ознаменование этого родители и школьное начальство решили поехать на экскурсию за границу, чтобы показать детям Европу. Был закуплен большой тур, и было нас человек 1520: дети, родители, педагоги. Меня тоже взяли с собой. Сначала мы были в Париже, потом в Швейцарии, всё осматривали, всюду бегали И в Швейцарии нас застала война. Мы оказались в полном бедствии, ведь у нас все было предусмотрено условиями тура, заранее оплачены обратные билеты, но были они через Германию. Сразу стало понятно, что с нашими молодыми людьми мы через Германию ехать не можем. Значит, надо было ехать кружным путем, а кружной путь требует денег. Все было сделано довольно быстро: кто-то деньги занял, что-то нам перевели, но с этого времени мы путешествовали уже самым дешевым образом, только бы доехать. <>
Из путешествия мы вернулись уже в военный Петроград. Шла эта страшная война. Война начала менять жизнь и нашей семьи. Мама кончила курсы медсестер и все время работала в разных госпиталях, в лазаретах. Да и в доме у нас постоянно бывали, а иногда и жили раненые солдаты. Мама вела довольно большую работу, но все это было совершенно незаметно, как само собой разумеющееся. Детей военные события пока не коснулись братья поступили в Политехнический институт на кораблестроительный факультет, а я продолжала учиться в школе.
Примерно в это же время у папы возник очень серьезный роман с Анной Богдановной Ферингер. Для мамы это был тяжелейший удар узнать о папиной измене. Она была в этом отношении безо всяких компромиссов и не могла даже подумать, что если Алексей Николаевич ей изменяет, то может быть хоть какое-нибудь прощение. Мама поручила нас своей сестре Ольге Дмитриевне, а сама уехала на фронт сестрой милосердия
На фронте мама пробыла около полугода, и, когда вернулась домой, внешне у нас в семье все сохранялось как прежде. Но война продолжалась, и жить становилось все сложнее и сложнее. К тому же весной 16-го года начался призыв студентов младших курсов в действующую армию. Братьям пришлось уйти из института, и они поступили в юнкерские училища: Алеша в Михайловское артиллерийское, а Коля в Инженерное. Это давало возможность идти в армию не солдатами, а самым младшим офицерским чином, прапорщиками, наверное. <> Летом 17-го года стало трудно с продовольствием, и было решено, что старшие классы нашей школы вместе с некоторыми родителями переедут на юг в Анапу. На юге можно было выжить лучше. С этого времени семья наша распалась окончательно мы с мамой уехали в Анапу, папа остался в Петрограде, братья ушли на фронт»[29].
После прихода к власти большевиков оба брата Анны Алексеевны присоединились к белым и погибли в Гражданской войне Николай в ноябре 1918 года, Алексей в июле 1919-го.
«Эти страшные смерти, гибель обоих сыновей, потрясли маму. Она была в ужасном состоянии. У нее произошел какой-то душевный переворот она стала очень религиозным человеком и в этом находила успокоение. Мама решила, что меня нельзя оставлять в России того и гляди я тоже уйду на фронт, тогда такое было настроение. А любила меня мама страстно. Но это я оценила много позже и, вероятно, часто доставляла ей если не горе, то боль. Но я была совершенно самостоятельна в своих вкусах, своих связях, дружбе и вообще в жизни. Я тоже очень любила маму, но близости, которой ей бы хотелось, у нас не было.
Мама решила эмигрировать, и мы уехали за границу вместе с нашими друзьями Скрипицыными. В Новороссийске сели на какой-то французский полугрузовой пароход, где спали и жили в трюме. Пароход, видимо, довез нас до Константинополя. Помню, что там я заболела, и мы сняли комнату в Галате это был самый бедный морской квартал. Но, несмотря ни на что, успели посмотреть Святую Софию.
В конце концов, мы добрались до Женевы и на какое-то время осели там. У Скрипицыных в Женеве был свой дом, а мы с мамой рядом снимали комнату, очень симпатичную. С этого времени, хочешь не хочешь, мне пришлось стать серьезной, взяться за ум. Начала изучать английский язык, ведь французский я знала достаточно хорошо. Меня заинтересовало искусство, и я поступила в École des Arts et Métiers (Школа искусств и ремесел). Это была школа, где изучалась и живопись, и разные прикладные вещи.
Через некоторое время мы решили перебраться в Париж. Жизнь в Швейцарии была очень дорогая. Когда мы переехали во Францию, там уже был в командировке папа. Мы встретились, а до этого, когда жили в Швейцарии, мы с ним только переписывались. Во Франции после пережитой трагедии гибели сыновей родители помирились вполне. Мама поняла, что семейной жизни у них не может быть, но дружба и любовь осталась. Существовала я и для того, и для другого. Они оба сосредоточили свою любовь на мне и как бы в этом снова слились духовно. Их соединило общее горе и любовь ко мне, единственному оставшемуся ребенку из пяти! Папа всегда смотрел, чтоб мы с мамой ни в чем не нуждались, чтоб у нас было достаточно средств»[30].
Составитель и редактор книги «Двадцатый век Анны Капицы» внучатая племянница Петра Леонидовича Елена Леонидовна Капица вспоминала: «Анна Алексеевна, рассказывая о своей жизни в Париже в 20-е годы, была очень немногословна. Только значительно позже, разбирая альбомы, я как-то смогла представить себе некоторые ее фрагменты. По-видимому, у них был довольно большой круг знакомых в эмигрантской среде, в основном это были школьные друзья, учителя. Большой молодежной компанией они катались на лодках, разъезжали на велосипедах по окрестностям Парижа. Устраивали пикники с костром, на котором кипятили чайник. Под одной из фотографий Анна Алексеевна сделала такую надпись: «Все лежат в изнеможении после велосипедной прогулки». Путешествовали они и по югу Франции, а также довольно часто навещали своих друзей Боткиных, которые обосновались в Италии, в Сан-Ремо. Как рассказывала Анна Алексеевна, Мария Павловна Боткина очень увлекалась фотографией, занималась этим практически профессионально. Она-то и приобщила Анну Алексеевну к фотографированию. Они посылали друг другу снимки. На одном из них запечатлен сильный снегопад в Италии, берег моря и сделана приписка: Совсем как у нас в Финляндии. Увлекалась Анна Алексеевна и альпинизмом. Со специальным снаряжением, в теплых костюмах, связанные одной веревкой, поднимались они в Альпы. Есть фотоснимок: Я на вершине Монблана»[31].
Париж особенно привлек Анну Алексеевну своей художественной стороной, вот что она вспоминала: «В Париже я бегала заниматься живописью на Монпарнас, это было рядом с нашим домом, просто десять минут ходьбы. Там были такие свободные ателье, где стояла натура, ты платил 12 франка и мог заниматься. Кроме того, я стала серьезно изучать археологию в Эколь де Лувр. Особенно меня увлекали археологические раскопки в Сирии и Палестине, и я уже собиралась писать дипломную работу по керамике. Лувр и его коллекцию я знала очень хорошо, но мне хотелось поработать еще и в Британском музее в Лондоне. Но сколько бы я ни обращалась в английское консульство в Париже, мне вежливо, но твердо отказывали в визе со словами: Мадемуазель, зачем вам ехать в Лондон, ведь Лувр такой хороший музей. Я была эмигранткой гражданкой с нансеновским паспортом»[32].
Полет птицы
Как раз в это время, в конце лета 1926 года, в Париж приехала Анина подруга Наташа Бурцева, которая уже успела выйти замуж за того самого Колю Семенова с портрета двух закадычных друзей, который нарисовал Борис Кустодиев.
Вот что рассказывала сама Наталья Николаевна:
«В 1924 году я вышла замуж за Н. Н. Семенова. Два года спустя мы с ним поехали за границу. Николай Николаевич был командирован для ознакомления с работами разных лабораторий, а меня ему удалось взять с собой благодаря Абраму Федоровичу Иоффе, который за меня очень хлопотал. Тогда поехать за границу, да еще с женой, было не так легко. Это был уже 1926 год.
Мы были за границей целых три месяца: сначала месяц в Германии, потом месяц в Англии. В Англию командировку Николаю Николаевичу устроил Петр Леонидович. Только потом, после Англии, были месяц во Франции.
Когда я вышла замуж за Николая Николаевича, я довольно быстро узнала, что у него есть большой друг, русский физик, который живет за границей, в Кембридже, Петр Леонидович Капица. И я заранее была предубеждена против него. Причиной этого была простая и очень смешная вещь. Петр Леонидович в своем письме, в котором он поздравлял Николая Николаевича с женитьбой, написал: Только подождите размножаться. Такая постановка вопроса меня безумно оскорбила, и я заранее настроилась против этого человека.
Однако, когда мы приехали в Кембридж, я помню, Петр Леонидович сразу меня к себе расположил своей простотой, чувством юмора, жизнерадостностью и открытостью. Мое предубеждение настолько быстро рассеялось, что я произнесла фразу, оказавшуюся пророческой: Женитесь на моей Анечке.
Петр Леонидович опекал нас, заботился и все нам устроил хорошо. К нашему приезду он снял для нас прелестный отдельный домик, где сам когда-то жил (до того, как переехал в колледж). Я помню этот двухэтажный хорошенький домик с садом, где жила лишь одна пожилая женщина, его хозяйка, и она взялась нас обслуживать. Николай Николаевич и Петр Леонидович (им тогда было всего по 30 лет. Прим. авт.) много общались, разговаривали на научные темы. Капица показывал лаборатории, знакомил с учеными. А потом Петр Леонидович возил нас на своей машине по всей Англии. И в Оксфорд мы ездили, и в Стратфорд, на родину Шекспира, и в разные другие места. Петр Леонидович был за рулем, конечно. Прожив месяц в Англии, мы уехали во Францию»[33].
Такая же трогательная забота о друзьях и гостях станет характернейшей чертой Андрея.
А Наташа Бурцева тем временем продолжает:
«Мы провели во Франции тоже месяц были в Ницце с Френкелями, а перед отъездом в Россию жили две недели в Париже. И я, конечно, сразу же нашла Анну Алексеевну, Анечку мою. Все время, что мы провели в Париже, мы с ней общались каждый день. А тут и Петр Леонидович приехал из Англии для того, чтобы с нами повидаться. И произошло знакомство Петра Леонидовича с Анной Алексеевной, при моей помощи, чем я очень горжусь.
Их общение сразу стало очень непринужденным, озорным, с шутками и розыгрышами. Я почувствовала, что они очень подходят друг другу. Через несколько дней был день рождения Елизаветы Дмитриевны, Анечкиной мамы, и мы все были приглашены к ним в гости. Тут выяснилась одна интересная деталь и мать Петра Леонидовича Ольга Иеронимовна, и Елизавета Дмитриевна были студентками одного выпуска Высших женских (Бестужевских) курсов»[34].
«Я с удовольствием показывала им Париж, который к тому времени успела хорошо изучить, продолжает рассказ Натальи Николаевны уже сама Анна Алексеевна. О Капице я ничего не слышала раньше, хотя он был давно знаком с моим отцом, и Алексей Николаевич к нему очень хорошо относился»[35].
К слову, далеко ходить за невестой Петру Капице было в общем-то и не надо Алексей Николаевич Крылов был в составе той же делегации Академии наук, которая 21 мая 1921 года доставила Петю в Англию.
Елена Леонидовна Капица уточняет: «Отец Анны Алексеевны Алексей Николаевич Крылов после Октябрьской революции довольно долго жил за границей. Он отправился в Западную Европу в 1921 году как член делегации советских ученых для налаживания научных связей. Кстати, Петр Леонидович также был в составе этой делегации и был знаком с Алексеем Николаевичем задолго до того, как познакомился с его дочерью. После того как делегация ученых свою миссию выполнила, Крылов не вернулся в Россию, а остался жить в Париже в качестве представителя Советского Союза с самыми разнообразными заданиями. Анна Алексеевна в те годы также жила в Париже, они довольно часто встречались, но переписка между ними началась лишь после замужества Анны Алексеевны и ее переезда в Кембридж»[36].
Анна Алексеевна впоследствии вспоминала: «Мы с Семеновыми были очень счастливы все вместе и много веселились. Ходили в маленькие ресторанчики и кабачки, в кино и музеи»[37].
И снова рассказ Н. Н. Семеновой: «Я очень волновалась, как будут развиваться их отношения. Но знала, что с Анечкой нужно держать ухо востро: если я хоть раз намекну о каких-то своих матримониальных замыслах, то все будет кончено. Одно обстоятельство меня успокаивало Анечка очень хочет попасть в Англию, поработать в Британском музее, а Капица с готовностью предложил ей свою помощь в этом предприятии»[38]