Чего, сударь, изволите, начал он первым, шагая Илье навстречу, а? Ваше высокоблагородие? судя по всему крестьянка успела шепнуть ему, что за человек потревожил их в утренний час.
Илья отвечать не спешил. Он рассматривал укрывшийся в зарослях кукушкиного цвета наскоро сколоченный спуск к воде. Тут было всего несколько досок на бревне, а рядом, нечто вроде скамеечки. Оказывается, эта часть берега давно обжита. Богомолов ухмыльнулся. Обычно Низовские ребята не ходили с девчонками к реке, а после гуляний миловались у старой ветряной мельницы, стоявшей на невысоком холме в трех верстах от раскинувшегося пшеничного поля.
Изволю искать убийцу старшего сына Маклаковых. Без церемоний ответил Богомолов, Слышали иль видели чего? Давно тут сидите? Обратился он к девушке.
Кого убийцу? Выдохнул парень. Его красивое лицо переменилось из надменного в озадаченное. Девушка при этом налилась краской, опустила глаза и оправила запачкавшийся землей сарафан. От Ильи не укрылось, что новость крестьянку не удивила.
Феди Маклакова. Знаешь такого? Он встал между мужчиной и крестьянкой. Как звать тебя?
Зина.
А чьих ты, Зина?
Городецких.
А! Отец-барский извозчик?
Да.
Поняв, в какой переплет попала, Зина опустила глаза, прижала подбородок к груди и отвечала тихо. Мужчина смотрел на обоих нетерпеливо, видно было, как в нем росло желание поскорей убраться от реки.
А вы?
Григорий Тепляков, прибыл на лето и проживаю в усадьбе Киреевых. Кого говорите убили? Где? Здесь?
Илья прищурился и показал в сторону места, где нашли Федю.
Крестьянского сына. Смотрите: и полверсты нет. Я вас слышал хорошо, должно быть, вы тоже что-то слышали.
Я? Ничего, Ваше Высокоблагородие! Поспешно и обезоруживающе поднял руки Тепляков. Мы сейчас же покинем это место, чтобы не мешать служить вам нашему Отечеству, а вы сделайте милость Он наморщил лоб. Не рассказывайте никому, что видели нас.
Илья хотел было возразить, но блестящие пуговицы на новеньком армяке Теплякова, холеная кожа и начищенные слугой сапоги остановили его. Стало быть, господа в летних домах уже принимают гостей, ездят на приемы в город, а значит, начальство уже к завтрашнему утру будет бить кулаком по дубовому столу и орать, прояви он сейчас неучтивость.
Зина, а ты знала Федю Маклакова?
Знала, батюшка.
Зачем он сюда ходил, скажешь?
Нет. Знать не знаю, вот тебе крест!
Была у него может любовь? Сватался к кому?
Сватался, было дело. К Таньке, сестре моей.
И?
Отказала она ему. Влюблена наша Танька в фабричного одного.
Тю! И отец позволил?
«То добро и свято, еже бы оба из воли и из любви сошлися», она глянула на переминающегося с ноги на ногу Теплякова, Так папенька и сказал ему. Папенька у нас добрый.
И, видно, слепой, не сдержался Илья.
«Эк я б тебя! злился он на себя и грозил кулаком в удаляющиеся спины А наши-то, хороши! Хороши, девки! У! Все как одна: лишь бы из деревни сбежать. Лишь бы к лёгкой жизни пристроиться. Ума нет. Пустят козла в огород, а потом бегают вон, за кукушкиным цветом, да маменькам плачутся. Тьфу!». Илья ругался, утирая пот со лба, и вспоминал, как Глафира, невеста, вот так же по его возвращении со службы стояла, потупив бесстыжие глаза и прикрывая руками огромный живот.
Солнце стояло высоко и пекло нещадно. Во дворе дома бабы Нины не было ни души, только в тени плетня спала разморенная серая кошка. Илья крикнул хозяев, потоптался на месте и напугав кур, проверил амбар и хлев: никакой скотины в хозяйстве Ковалевых, видно, больше не водилось. Ступая как можно громче, он снова обошел двор, постучал, заглядывая, в окна.
Ищите кого? раздалось за спиной.
8.
Богомолов обернулся. У плетня стоял босой мальчишка лет семи с тростинкой во рту.
Хозяев ищу, Ковалевых. Не видал?
Варю видал. Она на поле обед бабе Нине понесла. Ты иди скорей по энтой дороге, мальчик показал на колею, ведущую к полю, точно встретишь.
Пацаненок скрылся из виду, и Богомолов во весь дух припустил за девушкой одна маленькая фигурка и правда медленно шла вдоль дороги с поклажей в руках. Она выросла перед ним в тот момент, когда Илья обогнул небольшой пригорок. На бегу он столкнулся с худенькой спиной девушки, резко остановился и от неожиданности схватил её за плечи. Девушка сжалась и выпустила прикрытый бурак, расплескав по траве, земле и переднику парное молоко. Илья одернул руки. Варя обернулась, закрывая рот ладошкой, а потом стряхнула с пальцев капли и сердито шлепнула ладонью прямо в вздымающуюся грудь не успевшего отдышаться Богомолова.
Ты что?! Это наше последнее молоко!
На ней был привычный для Низовки наряд: белая холщовая рубаха с рукавами широкими от плеча и перехваченными у запястья расшитыми манжетами брыжалью, простой сарафан, белый передник из пестряди, тоже расшитый по подолу, и лапти с глубоким носом. Волосы сплетены туго, и их полностью скрывал красный платок. Личико у девушки было миловидное, но немного отрешенное, будто замершее. Она говорила сердито, но её высокий лоб, тонкие брови и бледные губы оставались спокойны.
Простите меня, Христа ради, я боялся вас упустить.
По-моему, вы хотели меня напугать.
Она осмотрелась, Илья от странной неловкости тоже. Он поднял деревянную крышку от бурака: вокруг основания ручки та была искусно украшена тиснением в виде волн и маленьких рыбок.
Ты Варвара? Ковалева?
Я.
Слышала про Федю Маклакова?
Слышать слышала, а знать ничего не знаю, девушка обернулась к полю, и что прикажете делать с обедом? У меня были только молоко и хлеб. Маменька злиться будет.
Я могу купить вам молока. Здесь в любом доме продадут с радостью. Давайте только дом с коровником найдем, неожиданно смирно ответил Богомолов, хотя где-то внутри него росло неприятное чувство будто хитрая девчонка о молоке врет.
Что ж, пойдемте тогда до Кривошеевых, близехонько здесь.
Она немедленно успокоилась и пошла очень споро первой, показывая дорогу. Подниматься пришлось в горку. Девчонка едва доходила унтер офицеру до плеча, но шла проворней, ловко поднимая руками подолы юбок. Илья же чуть отстал, и в мыслях не сразу заметил, что любуется открывающимися тонкими девчачьими щиколотками.
Поскорей, Илья Иваныч, обед ждут, обернулась она, усмехаясь уголками губ.
Откуда ты меня знаешь?
А вас все тут знают, она помолчала, красивый ты, вот девчонки и шепчутся. Привык поди?
К чему это?
К толкам. И Варя тихонько рассмеялась, закусывая концы платка.
«Играть вздумала, ну я покажу тебе, бесстыжая» пронеслось у Ильи в мыслях, когда они подошли к добротному сосновому срубу с небольшим навесом, принадлежавшему Кривошеевым. Услышав просьбу служивого человека, хозяин сразу окрикнул жену, и та вынесла во двор молока, хорошего квасу, несколько ломтей пшеничного хлеба и миску квашеной капусты.
Чем богаты, ваше благородие! улыбалась женщина, помогая Варе уложить провизию.
Обидевшись на предлагаемые офицером деньги, Кривошеевы ушли в дом, и Богомолов с Варей зашагали обратно. Женская половина Ковалевых были не робкого десятку. На все вопросы о Федоре, реке, убийствах и прошедшей ночи Варя отвечала прямо и глядя в глаза: ничего не слышала, ничего не видела. Невыносимый полуденный зной путал мысли. Богомолов злился, краснел и пытался не ловить выглядывающие из-под сарафана, вышитого по подолу красной бумагой, щиколотки. Он переменил тон, стал задавать вопросы чаще и резче, но Варя ничуть не смутилась, отвечала прямо и без всякой осторожности с достоинством невиновного человека.
А ты часто к реке ходишь?
Часто. Стираю, там и скамеечка есть.
Говаривают, там и русалки есть. Илья заглянул Варе в голубые почти прозрачные глаза.
Бог с тобой, она улыбнулась, никого там нет. До свидания, Илья Иванович.
Правда при упоминании о русалках она украдкой осенила себя двупалой перуницей на старый лад, и от Ильи это не укрылось. Он дождался пока Варя найдет сгорбленную спину бабы Нины и только потом зашагал в сторону деревни. Как только офицер скрылся из виду, девушка бросила корзинку и побежала к реке.
9.
Время несло низовских к середине лета. Июль стоял душный, воздух с самого утра наливался зноем так, что к полудню и до самого заката полной грудью было не вздохнуть. Бабы зря ждали дождя на Макошину пятницу. Теперь к работе приступали засветло, пока марево не начинало жечь придорожные камни. В те дни к полю мужики стягивались невесело. Похоронили Федю Маклакова, и, словно мелкая пыль из-под колес повозки, траурного поезда, скорбь лежала не смахнутой на плечах односельчан.
На поминках, как водится, собралась вся деревня, но Богомолов до последней минуты идти не хотел. Скорбящих отца и мать он не знал, траурные шествия с толпой неутешных плакальщиц, уже розовеньких после первой на поминках, ненавидел. Тяжелым камнем легла в душу вина. Но потом услышал, как зовет его, слабо держась за плетень, бесцветная высохшая враз Маклакова, и прийти согласился.
Проводив Федю в последний путь, толпа, пропуская вперед дьячка, расселась вокруг накрытого стола на лавках. Растерянную молодежь, сажали рядом с собой, а не гнали, как было принято. Девчонок с распухшими от слез лицами оттеснили вглубь избы, среди них была и Зина Городецких, там же накрыли и на пустой прибор. Богомолов сидел рядом с Дрожжиным и смотрел, как медленно от горячей кутьи рассеивается пар.
В середине трапезы дверь скрипнула, и в избу вошли баба Нина под руку с Варей и маленький сухонький старичок, одетый в подпоясанную длинную белую рубаху и серые помочи. Старик снял шапку и, выказав уважение к родителям покойного, получил разрешение пройти с дороги к столу. Варя тем временем усадила мачеху и понесла корзинку со съестным на ссыпчину хозяйке. Поравнявшись с сидящим спиной к ней Богомоловым, она тихонечко тронула его за плечо. Её маленькая ладошка была теплой, как у ребенка. Мгновения, пока кожа не отпустила эту необычную теплоту, Илья сидел не шелохнувшись. Варя тем временем отдала девкам по указанию Маклаковой завернутый в тряпицу горячий пирог и вернулась к своим. Она почти ничего не ела и лишь изредка поднимала глаза на редкие к середине поминок всхлипывания. Федины отец и мать сидели молча и смотрели перед собой, уставившись в пустоту. Старичок, как оказалось путник, напротив ел много, постоянно утирая от пива густую седую бороду, бойко расспрашивал о Феде и уже скоро сам себе черпал медовухи из выдолбленного в виде плавающей утицы настольного скобкаря. Его умные маленькие черные глаза бродили по гостям, и чаще всего задерживались на унтер-офицере. Богомолов несколько раз пытался заглянуть Варе в лицо, но тщетно. Она сидела, словно заслонившись старичком, и в сторону Ильи даже не поворачивала головы.
Часом позже, раскланиваясь с родителями, гости стали выходить на улицу. Илья выбрался вслед за захмелевшим Дрожжиным, шумно вдыхая еще горячий предзакатный воздух. Семеро мужиков стояли поодаль и тихонько о чем-то спорили. Старичок тут же во дворе разминал узловатыми пальцами, видимо, добытый у гостей табак. Богомолов вернулся в избу, быстро обошел двор, даже заглянул в коровник: Вари нигде не было.
Кого ищешь, Илюша? вдруг пробормотало нечто у него за спиной и выросло в старичка, едва Богомолов обернулся. Они стояли одни в закутке между дровником и амбаром, рядом с жухлым смородиновым кустом. Илья втянул полную грудь аромата свежесрубленного слегка прелого дерева.
Вы зашли с Ковалевыми, Ниной и Варварой. Вот их ищу, не видели?
Ааа, старичок растерянно поднёс к носу табак, но тут же убрал руку и болезненно сморщился, не знаю, не знаю. А пошто они тебе?
Илья не ответил, разглядывая дедовы ивовые коверзни, которые несмотря на сухую безветренную погоду, будто бы были только что из воды. Старик должно быть наступил в лужу и сейчас переступал с ноги на ногу, оставляя на серой пыли мокрые следы. Неожиданно он повторил вопрос чуть громче.
Зачем ходишь за ней, Илья Иванович?
Я? Ты чего, старик? Не за кем я не хожу, меня прислали убийцу найти Откуда меня по имени знаешь?
Так жалуются на тебя. Извел их своими расспросами, ходишь к ним, ищешь всё, высматриваешь, будто виноваты они в чем. А они добрые, старик приблизил лицо к Богомоловой груди и грозно выдохнул табачным духом, смотря прямо перед собой, не тронь их!
Илья отшатнулся. «Юродивец, видно». Эта мысль успокоила и зарождающееся волнение отступило. Тут старик подался вперед и занес кулаки, но офицер, уже развернулся, чтобы вернуться во двор.
10.
На нем царило необычное для поминок оживление. Молодежь расходилась парами, пока раскрасневшиеся родители теряли бдительность. В хохочущей за амбаром девушке Илья узнал Зину, дочь кучера Городецких, ту самую, что встретил с барчуком на берегу Шоши. Она сидела рядом с двумя мальчишками лет шестнадцати, широко расставив ноги под натянутым коленками сарафаном. От спора на улице становилось громче, в какой-то момент один из мужиков даже сорвал с себя шапку и бросил под ноги. Дрожжин стоял у дороги, и из-за его широкой спины почти не было видно худенькую фигурку Вари. Они разговаривали. Илья поспешил к ним, но толпа вокруг стала смыкаться: то тут, то там его пытались отвлечь, спросить что-то, рассказать, поприветствовать. Добравшись наконец до Дрожжина, Вари он не застал.
Чего это ты, Спиридон? раздосадовано кивнул Богомолов куда-то в сторону.
Ай?
Зачем тебе, Ковалева?
А тебе-то что? Ответил Дрожжин подняв брови, а потом добавил уже мягче, будто извиняясь. Ох, ехал бы ты обратно в город, Илюша. Изведут они тебя. Ох, изведут.
Изведут? Кто?
Дрожжин не ответил, только посмотрел, в сторону реки.
Я просил Варю за вандами присмотреть.
Илья оправил рукав, и нахмурился:
Ты же, Спиридон, на тот берег за рыбой не ходишь?
Как же не ходить, хожу. Просто порядок знать надо.
Какой порядок?
А такой. Варя меня научила. Приходить надобно только с рассветом, сначала шуметь немножечко на берегу и только потом идти. А как ванды ставить, у воды надлежит на рыбу разрешение попросить: «Синь вода, дай мне рыбки деткам на пироги». И кинуть в реку гостинец какой, женский. Я тут зеркальце у старьевщика купил, а на той неделе шелковый платочек был. Клев сам идет, только успевай снимать.
Да ты, Спиридон, шутишь. Богомолов ждал, что тот наконец рассмеётся, хлопнет по плечу и в обычной манере кивнет в сторону дома, мол, пошли уже. И идти всю дорогу молча. Рыбы у воды просить, ну-ну. Дрожжин, однако, стоял, не шелохнувшись, и в сказанном ни минуты не сомневался.
Домой шли порознь. Добравшись уже в сумерках, Илья нерешительно постоял у избы прежде, чем войти. Уже у двери за плечом ему почудилось шевеление. Обернулся никого. Он снова постоял в нерешительности, держась за ручку и вглядываясь в сероватое небо, раскрашенное полосками янтаря: последние птицы спешили укрыться от темноты. Из приоткрытой двери тянуло сыростью и теплом подгнивающей у земли соломы. Возвращаться в комнату с заколоченными окнами не хотелось.
Илья Тихо позвал женский голос.
У дороги в ярко-красном кокошнике, сороке, как его здесь называли, похожем на полумесяц, обращенным вниз концами, и унизанным жемчугом, стояла девушка. Вместо скромного наряда с поминок теперь на ней была белая рубаха с обшитой воротушкой у шеи, в рукавах которой отливали шелковые полосы. Синий сарафан украшен тесьмой -вьюнчиком красно оранжевого ситца, широкий пояс обхватывал тоненькую талию. От нарядной Вари Илья не мог отвезти глаз.