Дыма было слишком много. Я хотела тебя попросить, ноя знала, что ты скажешь: вечно ты со своими бессмысленными правилами.
И я бы подумала: да, вечно я со своими бессмысленными правилами.
Но это моя квартира, моя гитара, мои подсолнухи в рамке на полке, мои чулки, мои бюстгальтеры, мои кружки, чашки и ложки. Даже ты почти мой. Ты вчерашний разморенный и утомленный, обмякший и раздобревший ты в тот миг, когда тебя выключило, до того, как ты вышел из меня ты был моим.
Но уже не сейчас. И не теперь. Тогда может быть. Мне досталось немного твоего тепла и семени, и времени.
И наши тени, и наши тела на том желтом матрасе с черной простыней на резинке. И мои резинки для волос, которые я купила для тебя, а носила сама.
И след на руке от часов, которые я ненавидела, потому что они всегда убегали вперед на полчаса.
И ты, которого я ненавидела, потому что ты всегда убегал от меня.
23
Ко мне подходит долговязый парень в тельняшке, протягивает три жухлых тюльпана.
Говорит: девушка, вы здесь как? Ждете кого?
Никого не жду, отвечаю я, упершись взглядом в ключицы долговязого. Я ведь не просто так уехала, я ни к кому не ехала, я только собралась счастье свое пытать. Вы какие виды пыток знаете?
Разные знаю, смутившись, отвечает парень. Мне чудится, что он хочет забрать назад свои жалкие тюльпаны и подарить их какой-нибудь нормальной незнакомке.
Я ненормальная, улыбаюсь я ему во всю длину и ширину лица. Но вы не пугайтесь, это не заразно.
Давайте я вас угощу чем-нибудь, предлагает парень, совершенно растерявшийся от такого поворота. Ну, мороженым там, или вафлями.
Вафлями, говорю я, было бы чудесно.
Я волочу тюльпаны как палачи волокут топор. Безжизненно, без энтузиазма, но с некоторой освобождающей легкостью.
Раз красный тюльпан голова с плеч.
Два желтый тюльпан голова с плеч.
Три розовый тюльпан голова с плеч.
И я танцую танец палача-дикаря, вертя тюльпаны с такой силой, размахивая ими, точно воробьи немощными крыльями в ураган и шторм, когда природа направляет свою мощь против несчастных птичек.
Я говорю, что мы ничем не лучше воробьев.
Мой спутник не понимает, улыбается щеками и ушами, и ныряет глубже в свою фуражку.
Плие! Звонок! Свисток!
Граждане, будьте внимательны и осторожны, не кормите диких львов, орангутангов, голубей, чаек, коал и воробьев.
Кормите сами себя, если можете. А если не можете, отправляйтесь на биржу труда, вставайте в очередь, жуйте, что дают, и выкручивайтесь на сотню баксов в месяц. Вот такую мы построили замечательную страну, где все счастливы, довольны, добровольны и словоохотливы.
Правда, охота ведется только на бранные и грубые слова, на сплетни и грязное белье. Не до чистоты нравов, сейчас другие времена. И не до жиру, были б живы.
Ты не понял, говорю я. Долговязый не спорит, только вытягивает свои длинные палубные руки и качается из стороны в сторону.
Мы ничем не лучше воробьев, повторяю я. А чайки намного лучше, нас. Но чайки, в принципе, не лучше, чем воробьи, потому что все птицы и цветы идеальны по природе своей, и нам не удастся их испортить, как бы мы ни старались.