Мы боимся, что, если кто-нибудь подслушает наши мысли «про себя», мы предстанем людьми поверхностными, жалкими, невежественными, злобными или инфантильными. Или же нас тревожит, что другие сочтут нас самонадеянными, эгоистичными, самовлюбленными или чересчур сентиментальными.
Однако «мысли про себя» необходимо выявить. Они должны быть взвешены. Они должны к чему-то вести. Их необходимо отделить от мифа. Их нужно перевести в созидательную энергию.
У мужчин многие из таких мыслей сосредоточены на сравнении. Мы склонны оценивать себя в сравнении с бойцом, который, кажется, не ведает страха; со спортсменом, для которого, кажется, нет непреодолимых препятствий; с финансовым магнатом, который ведет себя так, словно его ресурсы безграничны; с ученым, который производит впечатление человека, знающего все на свете. Почему я не похож на них? в тысячный раз спрашиваем мы себя. Как этого добиться? В чем моя ошибка?
Существуют также мысли о личной значимости. Мальчишки воображают себя космонавтами, подростки мечтают о свидании с «мисс Америкой», молодежь лелеет образ преуспевающего менеджера, а пожилые мужчины, увидев целующуюся в парке парочку, представляют себе, каково бы это было снова стать молодым.
У мужчин в число главных «мыслей про себя» входят мысли, относящиеся к чувствам, которые, как научено большинство из нас, должны проявляться лишь очень редко, а то и никогда. Призыв «Не плачь, будь мужчиной» рано входит в нашу жизнь. И мальчик учится контролировать свои слезные железы и придавать лицу выражение, которому позавидовал бы стоик. Чувства могут быть непереносимы, думает он, но этого никому нельзя показывать. С этого момента в жизни мужчины чувства и переживания загоняются в какие-то подспудные глубины. Страхи, печали, тревоги, самодовольство, гнев, радость, одиночество и разочарование не показывай, похорони их в себе, заставь исчезнуть так далеко, так глубоко, так надежно, чтобы никто, даже ты сам, никогда не узнал, что они существуют. Но чувства не остаются под спудом навсегда.
Они неожиданно выныривают, как поплавок на воде после сердечного приступа, например, или когда мужчина теряется от каких-то внезапных событий, к которым он не был готов. Слезы, печаль или ярость вдруг прорываются наружу. Кто знал, что они таились внутри?
Еще один вид «мыслей про себя» связан с разнообразными сценариями типа а что если? А что если мама отвернется надолго, и я успею залезть в банку с вареньем? А что если пожарный возьмет меня посидеть рядом с ним по пути на пожар? А что если у меня откроется небывалый талант питчера (подающего), и менеджер знаменитой команды вызовет меня с трибун, чтобы я спас матч? А что если у меня будет?.. А что если она?.. А что если мой отец?..
Некоторые наши мысли сосредоточиваются на чувстве стыда и вины. Могу ли я поступить против правил? А что если меня видели? Что сказал бы мой отец? Могу ли я работать еще больше и лучше? Почему я так увлекся этой женщиной? Почему меня одолевают сексуальные мысли? Почему меня так привлекают беспочвенные фантазии спуск на каноэ по Юкону, серебристый «корвет», дружба с президентом, аплодисменты во время торжественной встречи героя?
Бывают мысли, связанные с самооценкой. Представляю ли я из себя хоть что-нибудь? Знает ли кто-нибудь меня по-настоящему? Способен ли я хоть что-то совершить? Или мысли о смерти. Не когда я умру, а как я умру? И религиозные мысли. Действительно ли я лишь одно из отдаленных следствий случайного стечения множества обстоятельств? Существует ли, может ли существовать Бог, Который есть нечто большее, чем некая Высшая Сущность или Первоначало Вселенной? Хотят ли все мои праотцы что-нибудь сказать мне? Видят ли они меня? И если да, то что они обо мне думают?
Если таким «мыслям про себя» никогда не давать оценку по меркам, внешним для них, они превращаются в нечто разрушительное для нас, в манию величия или манию ничтожности, в фантазии типа «я самый лучший» или «я самый худший», «меня любят» или «меня презирают», «я особенный» или «я никчемный».
Мне знакомы эти мысли. Большинство из них когда-то приходили мне в голову. От одних было легко отделаться, другие безжалостно осаждали. Я становился участником полночных игр. Я играл в эти игры в темноте и при свете. Я привык играть в них один. Теперь же я более чем удовлетворен, играя в их новый, улучшенный вариант (вариант без состязания), когда моими партнерами становятся моя жена и мои лучшие, самые близкие друзья. Более того, я узнал, что могу играть в эти полуночные игры так, чтобы со мной был Бог.
На протяжении нескольких последних лет у меня была возможность вести беседы с группами мужчин не реже раза в месяц. Многие из этих бесед прошли во время встреч, которые мы называем «Первым понедельником». Сначала они проводились в Лексингтоне, штат Массачусетс. Потом адресами этих бесед были другие районы Соединенных Штатов и Канады, а также Европа и Австралия.
Много раз я использовал название этой книги, чтобы определить основную тему наших бесед. Нередко женщины интересовались, могут ли они присоединиться к нашей группе, признаваясь, что хотели бы немного лучше узнать, о чем думают мужчины: «У меня нет ни малейшего представления, о чем думает мой муж большую часть времени»; «Он со мной этим не делится» и «Если на него надавить, он еще больше закрывается». Я вспоминаю, как одна женщина сказала: «Мне хочется постучаться в его сердце и крикнуть: Эй, есть кто-нибудь дома?».
Я не имею ни малейшего представления, сколько людей прочтет эту книгу. Но думается, что, каким бы ни было общее количество читателей, женщин будет больше, чем мужчин. И это забавно, потому что, в основном, то, о чем я здесь пишу, предназначено для строго мужской аудитории. Отсюда и ориентированный на мужчин словарь, местоимения мужского рода и рассказы для мужчин. Высказав это, хочу добавить, что и женщин ждет наше «Добро пожаловать!» До тех пор, конечно, пока они не начнут восклицать к месту и не к месту: «Ох, не пора ли повзрослеть!»
По «Первым понедельникам» я, кажется, поражаю многих своих слушателей, когда говорю им:
«Давайте представим, что мы собрались в раздевалке. Никаких костюмов; только полотенца. Мы просто компания приятелей у некоторых из нас мускулатура такая, что люди вроде меня зеленеют от зависти; у других обвисший живот и тощие безволосые ноги. Давайте определимся, что такое наши мысли про себя. Это проблемы, с которыми так или иначе сталкивается каждый из нас, хотя каждый думает, что ничего подобного не может происходить ни с кем, кроме него.
Давайте поговорим о родителях, сексе и о том, почему из-за него многие из нас становятся такими идиотами, о разочарованиях, конкуренции, страхах, семьях, работе и карьере, злости, успехах и неудачах. И давайте не забудем Бога и веру, потому что рано или поздно все мы приходим к мыслям о душе она есть у каждого и Бог ближе всего к этой части нашего существа».
Меня никогда не переставало удивлять, как меняется атмосфера. В начале этих встреч немало слушателей сидят молча, скрестив руки в жесте отчужденности или вежливого внимания. У меня возникает ощущение, что кое-кто из них как бы говорит: «Ну-ну, выслушаем это до конца, и я смогу вернуться к более важным вещам еженедельному матчу, моему газону, компьютеру и послеобеденному сну».
Минуты бегут, а мы говорим о своем потаенном. Я вижу, что позы меняются. Слушатели подаются вперед, на самые краешки сидений. Дело не в том, что мои слова так зачаровывают. Скорее, присутствующие просто осознают, что их «мысли про себя», в конце концов, не так уж уникальны и необычны. «И вы тоже? Я всегда думал, что я»
Когда беседа заканчивается, я обычно прошу всех встать, разбиться на группы по четыре и посвятить пять минут следующему вопросу: Что из того, о чем вы подумали за последние тридцать-сорок минут, самое важное? Через несколько минут все садятся, и я получаю то, что называется «обратной связью». «О чем вы говорили в своих группах?» спрашиваю я. И на следующие тридцать-сорок минут беседа становится захватывающей. Почти никто не уходит. Мужчины помоложе начинают говорить о своих отцах. Пожилые утверждают, что, будь у них возможность обсудить некоторые из этих вещей много лет назад, их семейная жизнь и их перспективы были бы совсем другими. И почти каждый раз кто-то встает и говорит: «Я думал, что я единственный, кого одолевают такие мысли. И впервые я встретил братьев по духу, с которыми могу поговорить обо всем этом».
Когда мужчины играют в полночные игры и их одолевают мысли «про себя», произойти может все, что угодно, от наихудшего до наилучшего сценария. Надеюсь, что эта книга внесет хотя бы малый вклад в направлении к лучшему.
Гордон МакдональдЛексингтон, штат МассачусетсКентербери, штат Нью-ГэмпширГлава 1
Что значит быть «настоящим мужчиной»
Однажды, когда я был юным идеалистом, я написал сердитую статью для местного религиозного издания. Она взволновала немало читателей, и один из них настолько вышел из себя, что решил встретиться со мной.
Сегодня, десятилетия спустя, тема моей глупой статьи забыта. Но не точка зрения моего критика. Я по-прежнему могу восстановить в памяти, что и как он тогда сказал. И мне нетрудно вспомнить, что его слова разрушили ту шаткую уверенность в себе, которой я, юноша, обладал. Полагаю, что именно этого он и добивался. Я вывел его из равновесия, а он отплатил мне сторицей.
Он сказал с презрением: «Вам бы надо послужить в армии. Может быть, это сделало бы из вас настоящего мужчину».
Этот упрек, отозвавшийся во мне подобно взрыву гранаты, обескуражил меня и на долгие годы отнял уверенность в себе. Сегодня для некоторых мужчин такое замечание не значит ничего. Они бы только посмеялись, возможно, кое-кто постарался бы выбить из него спесь. Я не сделал ни того, ни другого. Я просто захандрил. Ведь то, что он сказал, означало, что я не дотягиваю до настоящего мужчины, и (как дополнило мое воображение) остальные мужчины не считают меня настоящим, одним из них.
Не думаю, что женщины поймут это, но большинство мужчин сочувствуют мне, когда я говорю, что рана от этих слов некоторое время саднила. Вы можете сказать мужчине, что вам не нравится цвет его рубашки, марка его автомобиля, игра его любимой команды и вкус того, что он пьет. Но не позволяйте себе усомниться в его мужественности, если вы не готовы к неадекватной реакции.
В каком-нибудь другом столетии мужчина бы дрался на дуэли из-за подобных слов. Сегодня в иных кварталах мужчины назначают встречу где-нибудь в тихом месте, где дело решат кулаки, ножи или пули. «За такие слова можно и схлопотать», как мы иногда любим говорить.
Однако я предпочел промолчать, а не лезть в драку. В конце концов, соперник превосходил меня на десяток сантиметров и три десятка килограммов. Но что-то глубоко внутри меня, что, конечно, не от Бога, предпочло бы иной вариант, менее мирный. Вот пример, как у мужчин рождаются «мысли про себя».
Когда они приходят, смутная тень представлений о мужестве и мужественности маячит где-то неподалеку. Мы склонны тревожиться из-за того, как нас оценивают другие мужчины. Считают ли меня сильным или слабым? Крутым или слабаком? Помощником или помехой? Другом или врагом? Везучим или невезучим? Умным или тупым?
Может быть, впервые мы задавали себе такие вопросы, когда стояли на бейсбольном поле в толпе мальчишек, ожидая, в какую команду нас возьмут.
Помните этот ритуал? Два самых лучших, самых сильных игрока бросают монетку или биту, чтобы определить, кто из них начнет поочередно набирать игроков в свою команду. Затем начинается этот мучительный процесс. Вы можете прочесть, что написано на лицах обоих капитанов, когда отбор подходит к концу и остаются одни слабаки: Взять, что ли, вот этого? Если тебя выбрали одним из первых, знаешь, что ты в порядке, что тебя оценили. Ты, так сказать, в начале очереди в высшую лигу. Но если ты последний! Да, это удар, и удар тяжкий. Ты готов умереть. Только одно может уязвить тебя еще глубже когда капитан назначает тебя «дальним филдером» («Ты будешь помогать аутфилдерам подбирать мяч!»).
Что такое настоящий мужчина? Узнать, что делает меня мужчиной непростой вопрос.
Не считая определенных физиологических различий, сегодня уже не всегда доподлинно известно, что мы имеем в виду, когда называем кого-то мужчиной или говорим, что кто-то до настоящего мужчины не дотягивает. Женщина говорит: «Есть мужчина для тебя!» Слышится здесь какая-то ирония, предполагающая, что быть мужчиной почти то же, что быть варваром или клоуном. С другой стороны, «вот мужчина, так мужчина» подразумевает нечто иное. Эта оценка обычно приберегается для человека сильного, умелого, надежного, для победителя. Того, к кому тянутся другие мужчины и чьей дружбой дорожат.
«Берегись мужчин!» звучит как девиз обиженной половины человечества. Здесь мужчина предстает жестоким тираном. Рассмотрим и другое: «Таких благородных мужчин еще поискать!» Возникает впечатление мужественности, определяемой твердостью характера и великодушием. Уильям Бут, основатель «Армии спасения», однажды пошутил: «Лучшие мои сотрудники это сотрудницы». Подчеркивались, очевидно, их бесстрашие и решительность.
Так это или нет, но мы все привыкли думать, что знаем точно, что такое мужчина и что такое женщина. Раньше существовали строго очерченные разграничительные линии, и было не много людей, которые их пересекали. Но произошли перемены. Если вы ощущаете себя мужчиной сегодня, нет гарантий, что так же будет и завтра. Почему? Потому что сама суть мужественности в нашей культуре подвергается переосмыслению. Мужчинам такое положение дел может не нравиться, но это факт, и нам лучше осознать его и перестроиться.
Представления о мужественности тех, кому пятьдесят и больше, могут не соответствовать представлениям тех, кто моложе. Мы выросли на таких образцах мужественности, как Одинокий рейнджер[1], генерал Дуглас Мак-Артур, Роберт Митчем и Чарлз Линдберг. Худшим безусловно худшим словом, которым у нас обзывались, было слово девчонка. В моем поколении это слово было взрывоопасным.
Не так у нового поколения мужчин, которые, кажется, обзавелись новыми образцами. Рок-музыканты, программисты и мужчины-домохозяйки вполне могут входить в их число. Образцы прошлого отличались некоторой симпатичной грубоватостью. Нынешние вызывают ощущение страстности или мягкости.
Слишком часто мужественность определяется поверхностно, через набор стереотипов. Вот, например, три таких стереотипа. Мы, мужчины, иногда допускаем, что представления о мужественности основаны на работе, на том, что мужчина делает: настоящий мужчина охотник и добытчик; он несет в дом добычу. Иногда мы определяем мужественность способностью привлекать женщин: настоящий мужчина «ходок», женщины не в силах ему отказать. А можно замкнуться на третьем определении, связанном с тем, как мужчина расправляется со своими врагами и соперниками: настоящий мужчина боец, другим лучше поберечься, когда он идет.
Все эти три стереотипа нашей культуры могут причудливо перемешиваться и не всегда выражаются в удобных или строго разграниченных категориях мышления. Но они послужат для нас отправной точкой.