Колька, то бишь Николай Васильевич, хоть и из семьи большого начальника, но был парнем в меру воспитанным. Слушал Веру Сергеевну внимательно, задания записывал аккуратно, всё, что не понимал, вежливо переспрашивал и просил уточнений. Правда, на следующий день всё пройденное забывал. Слабая память была его врождённой особенностью. В этот день он снова явился на занятие, напрочь забыв вчера повторённые правила.
Коля, тебе нужно тренировать свою память. Для этого есть специальные курсы. Иначе тебе будет очень сложно в университете, с улыбкой сказала Вера Сергеевна.
Я знаю. Но на этих курсах тоже нужно много чего запоминать, а у меня не получается, не хватит места в голове для запоминания русского языка, бодро ответил Колька, засмеявшись вместе с учительницей.
В этот миг в дверь квартиры кто-то позвонил. Вера Сергеевна испуганно вздрогнула, поменялась в лице, решила, что это, наверное, Василий Васильевич что-то забыл сказать или зашёл, чтобы сообщить о своём срочном отъезде. Такое уже бывало. Но в полутёмном проёме двери она увидела худощавого небритого мужчину лет пятидесяти, с выпуклыми скулами, седыми висками, одетого в мятый жёлтый свитер, коротковатые спортивные брюки и грязные домашние тапочки. Из-под натянутой на голову выцветшей бейсболки на Веру Сергеевну с какой-то загадочной пустотой смотрели неизвестные тёмные глаза, полные боли, усталости и мольбы.
«Бомж. Попрошайка. Сейчас денег будет просить. Господи, и дать-то нечего. Может, еды какой-то», мелькнула мысль.
Вы меня не узнаёте, Веря Сергеевна? Здравствуйте! сиплым страдальческим голосом произнёс незнакомец.
«Почему я его должна узнавать? Вероятно, это кто-то из учеников, раз знает меня», заволновалась Вера Сергеевна. Она вспомнила, как около года назад к ней уже приходил её бывший ученик, просил в долг денег на бутылку водки, говорил, что у него жена ушла и никого из родных не осталось. Деньги взял, но долг так и не отдал, хотя водка за этот год в три раза подорожала.
Я вас, наверное, напугал своим визитом? продолжил незнакомец. Вижу, что не узнали. Вы меня извините, Вера Сергеевна, я здесь неподалеку заглянул к своему однокласснику, про вас говорили, вот решил заскочить
Нет, я вас не узнаю. Извиняю. И вы меня простите, мне очень некогда, у меня люди, сказала Вера Сергеевна, испугавшись своего ответа: «Да, это точно ученик, раз был у одноклассника. Может, не надо так сразу отшивать человека? Хоть имя бы спросила, раз не можешь вспомнить, а ещё Кольке про плохую память что-то говорила»
Ой, простите, я не знал, что у вас люди. Может, вы мне номер своего телефона оставите, а я вам позже позвоню, засуетился незнакомец, медленными движениями рук пытаясь нащупать карман, в котором, надо полагать, был его мобильный телефон. Руки не слушались как у паралитика, мужчина нервно цокал губами и тяжело вздыхал.
Нет-нет, извините. Мне правда очень некогда, продолжила Вера Сергеевна: «Да что же это со мной? Может, человеку действительно что-то от меня нужно? Хоть и бомжеватого вида, но видно, что больной».
Я Славик, Вера Сергеевна, Станислав, не узнаёте?
Нет, Славик, не узнаю, номер телефона свой никому не даю. Всё, я пошла, извините ещё раз, Вера Сергеевна захлопнула дверь, но не отошла от неё, ожидая, что сейчас будет повторный звонок. Однако из подъезда пару минут не доносилось ни звука. Затем постучал Василий Васильевич.
Вера Сергеевна, у вас всё нормально? слегка запыхавшись, словно после пробежки, спросил он. Тут какой-то бродяга к вам, вижу, приходил. Я из машины смотрю к вам в подъезд направился, думал, может, какой сосед или к соседям. Тут ведь, вы говорили, на втором этаже живёт какой-то ханурик. Но присмотрелся он от вас, вроде, как вышел.
Всё хорошо, Василий Васильевич. Наверное, ошибся адресом, успокоила Вера Сергеевна.
А, ну, смотрите. А то если чего, меня зовите. Занимайтесь, я тут рядом, прослежу, чтоб никто вам не мешал.
Вера Сергеевна вернулась к Кольке, пытаясь сосредоточиться на занятии, но в голове роем кружили разные мысли: «Что за Славик? Зачем приходил? Нет, номер свой я ему правильно сделала, что не дала, но всё равно как-то неловко получилось. Если бы Вась-Вась не сидел на своём пункте наблюдения в машине, может, и поговорила бы с человеком. Мало ли, времена какие сложные, человек в беду мог попасть. А так неудобно перед Рябоконем, он платит деньги, тратит своё время, ждёт, а я во время занятия с его сыном не могу с непрошенными гостями разобраться. Ох, а ведь чесались брови-то как с утра, Катя говорила, что это примета к гостям. Всё, Минина, выдохни. Если человеку очень надо, придёт второй раз».
Занятие Вера Сергеевна заканчивала нервно и скомкано, на это даже Колька обратил внимание. Мол, не случилось ли чего у учительницы. Но та отвечала, что всё в порядке, просто нездоровится. Человечество ещё не придумало более распространённого и железобетонного оправдания своему поведению, чем ссылка на неожиданно пошатнувшееся самочувствие.
3
Весь день Вера Сергеевна ждала окончания рабочей смены Кати. Очень хотелось поговорить, просто выжигало всё внутри ярким пламенем так хотелось. С сыном Сашей не виделись уже девять лет, как началась братоубийственная война, так он ни разу из Киева и не приехал. Не разделил политических взглядов матери. Ненасытная злодейка-война разделила многие семьи. А после того, как Вера Сергеевна получила желанный российский красный паспорт и сообщила об этом Саше, тот и вовсе истерично крикнул в трубку, что у него больше нет матери. Потом поменял номер, а после и вовсе вся украинская связь в республике исчезла.
Поплакала несладко, решила, что мыкать старость ей хоть так, хоть эдак, а придётся в одиночку. Но не за себя тревогою рвала сердце Вера Сергеевна. За сына. Где он сейчас, чем занят, не пошёл ли по зову американских ястребков на войну против братьев своих и сестёр, против матери своей и вопреки завещаниям деда-ветерана, прошедшего в Отечественную и сталинградский огонь, и днепровскую воду и берлинские медные трубы.
Катя зашла в квартиру Веры Сергеевны без стука и звонка. У неё был свой ключ, даденный ей на всякий пожарный случай. Пожара никогда не случалось, но ключ пригождался часто, особенно когда Веру Сергеевну сбивали с ног мучительные боли в спине, и нужно было возвращать её к жизни.
Как прошло занятие? из прихожей защебетала Катя, лицо хоть и расписано правильными чертами, но посеревшее устала.
Ой, Катенька, да как обычно, всё слышит, но ничего не запоминает, сложный мальчик. А ты как отработала? засуетилась Вера Сергеевна.
На позитиве. Чего расстраиваться, моего пивца, как всегда, нет. Свобода, дыши не хочу! Хоть домой не возвращайся, считай, что не с мужем, а с соседкой живу.
Может, поужинаем вместе, предложила Вера Сергеевна.
Давайте. Вы сидите, я сама что-нибудь приготовлю, Катя скользнула на тесную кухню в пять квадратных метров, где практически всё пространство занимала газовая плита, холодильник, кухонный стол и высокая полупустая пластиковая ёмкость для воды. Воду не качали сегодня?
Да от них дождёшься, скоро лягушки заведутся, ответила Вера Сергеевна, медленно переставляя ноги по пути на кухню. Я тут, Катенька, сегодня попала в непонятную и странную ситуацию. Приходил ко мне какой-то мужчина, неопрятный, грязный, одет как шпана беспризорная, по-видимому, больной, рука у него что ли плохо работает, голос шипящий, и взгляд такой туманный, как у наркомана. Мне показалось, что это кто-то из моих учеников. Но не узнала, кто именно.
Так спросили бы, удивилась Катя.
Да не успела я, оправдывающимся голосом буркнула хозяйка. Сначала испугалась его, потом задёргалась, у меня ж занятие, а в машине контролёр сидит Василий Васильевич. В общем, как-то неловко с этим мужчиной вышло. Дверь у него перед носом закрыла. А теперь сижу и думаю, кто это был ума не приложу. Назвался Славиком, Станиславом, вроде какИ чего приходил не знаю
Станислав? переспросила Катя.
Да. Точно Станислав.
ХмТак альбомы выпускные надо посмотреть, может, узнаете его. Где у вас альбомы хранятся?
Там, Катенька, в спальне, на шифоньере в коробке от новогодней ёлки. Только аккуратно доставай, стул уже сто лет не знал ремонта, весь шатается.
Катя вернулась на кухню с толстой стопкой школьных альбомов и фотографий разных лет.
Станислав, говорите? Помню я одного Станислава, на год старше меня учился, была с ним у меня одна история. Но, судя по вашему описанию, вряд ли это он. Тот Станислав сейчас, наверное, где-то в Москве стольной, ходит по дорогим бутикам, ест в шикарных ресторанах. Но давайте всё-таки с него и начнём. Мало ли Это был выпуск, сейчас скажу, тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. Ищем.
Вера Сергеевна, надев очки в толстой пластмассовой оправе, внимательно вглядывалась в каждую фотографию найденного альбома выпуска 1994 года. Из глубины чёрно-белых фотоснимков далёкого беззаботного прошлого смотрели наивные глаза будущих врачей, учителей, военных, инженеров отличников и хорошистов, добрых и дерзких, таких близких и уже таких далёких.
Ну, узнаёте Станислава? нетерпеливо спросила Катя, уже тянущаяся пальцем показать его фотографию. Вот. Станислав Воскресенский, тот, про которого я вам говорила. Узнаёте? Он или нет?
Ты знаешь, Катенька, очень похож, наверное, он. Но я не уверена, тягуче и задумчиво протянула Вера Сергеевна. Давай мы с тобой поужинаем, а я посижу, посмотрю повнимательней, подумаю. Тут ведь так просто и не скажешь. Воскресенского я вспоминаю. Тихий такой был мальчик, худенький, личико маленькое, светящееся, фотография этого не передаёт. Кажется, в футбол играл, помню, что постоянно его отпрашивали с уроков на какие-то соревнования. А этот, что приходил, не такой. Черты грубые, суровые, взгляд тяжёлый, угнетающий. Неужели жизнь могла так человека изменить?
А другие Станиславы в нашей школе ещё учились?