«Может, помолчишь? спросила Париса. Я смотрю, вообще-то».
Да пошла ты, вслух ответил Тристан, поднимаясь со стула. Нико обернулся, Каллум нет. Далтон, который наблюдал за происходящим из угла, открыл было рот, но Тристан велел ему: Отвали, Далтон, сам знаю.
Далтон ничего не сказал. Тристан видел, что Атлас по-прежнему в комнате, но делает вид, что ничего не происходит.
Глядя на ритуальную голограмму Рэйны, Тристан вышел за пределы круга. Проекция Парисы тем временем подошла опасно близко к Рэйне. Так близко, что если бы Рэйна опустила взгляд, то сама увидела бы мурашки на ее голом теле.
Скажи честно, прошептала Париса-проекция. Ты боишься?
Чего? презрительно спросила Рэйна. Тебя?
Ты с таким же успехом могла бы исчезнуть, пробормотала Париса-проекция. Понимаешь? Твоя сила бесполезна. Самое большее поможешь кому-нибудь разбогатеть. Из тебя скорее выйдет милый декоративный питомец. Ты не меня боишься, Рэйна, ты боишься стать мной, сказала она и с тихим смехом погладила Рэйну по щеке. Внутри симуляции Париса была с ней одного роста, тогда как в жизни заметно уступала.
Ты думаешь, что бунтуешь, продолжала проекция Парисы. Но это не так. Ты просто ничего не значишь.
И как это связано с сексом? глядя прямо перед собой, пробормотала Рэйна.
Дело не в сексе, сама знаешь. Дело вообще не в сексе.
Тогда в чем?
Париса улыбнулась.
Во власти.
Тристан посмотрел на живую Парису: ее снова что-то встревожило.
Ну, тогда Рэйна медленно заскользила взглядом по рельефу обнаженного тела Парисы, изучая его дюйм за дюймом. Насмотревшись, перешла к прикосновениям: глядя на шею Парисы, в легком жесте протянула к ней руку. Живая Париса сделала судорожный вдох; в комнате повисла гнетущая тишина.
В пальцах у Рэйны блеснуло что-то серебристое. Узкое, короткое лезвие порхнуло у бедра Парисы.
Нож.
(Тиканье часов на каминной полке превратилось в тугой растянутый звук.)
Тристан моргнул, выныривая из тумана повторяющихся кошмаров, что преследовали его изо дня в день, неделю за неделей, в них мелькал тот же серебристый блеск. Он подавил охотно пробудившуюся боль.
Есть и другие виды власти, тихо предупредила Рэйна, плавно прижимая лезвие к телу Парисы.
Та усмехнулась и подалась вперед, целуя Рэйну в шею, но та резко вскинула руку с ножом
Лезвие с характерным отвратительным звуком вошло в плоть, и Тристан отвернулся.
(Снова этот блеск стали. Вкус вина и мучений. Близость рокового момента и колебания. Гулкий стук сердца. Часы на каминной полке.)
Симуляция потемнела и погасла.
Сядьте, мистер Кейн, велел Далтон.
Тристан и забыл, что стоит. Он взглянул на живую Парису и на Рэйну, сознание которой вернулось в тело так резко, что та чуть не подавилась ворвавшимся в легкие воздухом. Рукой уже без ножа она коснулась шеи, словно бы проверяя, по правде ли это.
(Блеск ножа. Стук его сердца.)
(Тик.)
(Так.)
(Тик.)
(Так.)
Это что еще за херня? зло спросил Тристан, и все обернулись. У Парисы в кои-то веки был удивленный вид, будто она не ожидала такого поворота событий. Видимо, потому, что и Тристан его не ожидал.
Что? нахмурилась Рэйна.
Мистер Кейн, повторил Далтон, сядьте.
Нож, резко ответил Тристан, не обращая внимания на то, что Атлас мельком нахмурился. Это что, шутка такая?
Тристан, предостерегающе пробормотал Каллум, чем снова привел его в бешенство.
Рэйна же скрестила на груди руки:
Если это шутка, то в чем прикол? Между ними все было совсем не так, добавила она, упрямо мотнув головой в сторону сидящих бок о бок Каллума и Парисы. Это все равно иллюзия, к тому же я честно ее предупредила.
Мистер Кейн, не унимался Далтон, настоятельно советую вернуться на место.
Нет, это не шутка И знаете что? заводясь все сильнее, сказал Тристан. (Тик.) Вы мне что-то доказать пытаетесь? Что я слабый? (Так.) В этом все дело? Так вот за кого его держат? За труса? Думают, если бы он поступил иначе и не запорол бы все, то та ночь, этот год, и все их жизни обернулись бы тоже иначе?
(Тик. Так. Тик. Так.)
Это же ты все свела к власти? накинулся Тристан на Рэйну, и та нахмурилась. (Тик-так-тик-так) Это твоя проекция придумала, прорычал он, указывая в центр круга, где завершился ритуал инициации Рэйны. Все ты. Ты выбрала нож, а значит, пытаешься
Они не знают, дружище, безмятежно перебил его Каллум. При виде такого спокойствия Тристан не выдержал и стал прикидывать, как бы втащить Каллуму. Выбить из-под него стул, чтобы растянулся на гребаном эдвардианском полу. Нет, схватить за грудки и со всего размаху ка-ак
Их там не было, сказал Каллум. Они не знают.
Отрезвление рухнуло на Тристана, как нож гильотины. Рэйна хмурилась. Париса взирала на него с откровенным смущением, если не сказать озабоченно.
Чего не знают? вслух спросил Нико.
Кстати, резко обернулся к нему Тристан, что до тебя
Он успел заметить, как пристально смотрит на него Атлас, но тут его словно сковало железным обручем.
Я велел вам сесть, произнес Далтон, кладя руку на затылок Тристану.
В следующий миг Тристан покачнулся, завалившись вперед и моргая от яркого белого света.
Привет, Тристан.
Постепенно зрение вернулось. Ему показалось, что он потерял равновесие и падает лицом вниз, а потом он услышал голос и узнал его
О нет.
Ее образ плыл ему навстречу, постепенно обретая четкость: оттенок волос, форма губ Он знал, что ее воссоздали по его памяти, вынув картинку из головы, но это и было самое удивительное. Куда меньше он удивился бы, явись она ему настоящая.
Надо же, как отчетливо он ее запомнил.
Как цепко детали въелись в память и эта форма запястий.
Линии шеи.
Изгибы ключиц.
Брови, сведенные в вечном укоре.
Роудс, медленно произнес Тристан и тут же добавил: Хорошо выглядишь.
Либби чуть улыбнулась, и в этот момент он подумал, что, может быть, его ждет нечто хорошее. Прощение. И не важно, насколько фальшивое. Разве не мог он выбрать для себя это мгновение покоя?
Нет, разумеется, нет. Далтон же говорил: это игра. Для других, возможно, так оно и есть, но сейчас все происходит в голове у Тристана. В тюрьме, которую выстроил для него собственный разум. И не стоило ждать прощения.
Да пошел ты тоже, равнодушно сказала Либби, выбрасывая руку вперед и выпуская из ладони огонь.
Париса
Тристан, слава богу, увернулся.
Боже! Черт! выругался он, с трудом спасаясь от гнева Либби Роудс, который, видимо, считал заслуженным. Словно это его проблемы с моралью каким-то непостижимым образом привели к ее исчезновению. Если бы Париса следила за ритуалом менее пристально, то нашла бы смешным то, как внезапно Тристан распрощался с комплексом выжившего. Однако нечто подсказывало ей, что ничего смешного в происходящем нет.
Париса взглянула на Рэйну, которая с момента пробуждения после обряда не переставала хмуриться. Но точно ли подходит слово «пробуждение»? Похож ли обряд на сон? Париса осторожно пустила в ход свою магию, проникая в ум Рэйны, как лучики света проникают через трещинки.
Рэйна тут же распознала вторжение. «Неплохая попытка», мысленно сказала она, изобразив жест, который иначе как некультурным не назовешь, и быстро затихла.
Вот, собственно, поэтому Париса ни с кем надолго и не оставалась. Со временем чужой образ мысли становится очевиден. В иных обстоятельствах ответ Рэйны можно было бы счесть проявлением близости или дружбы, но сейчас она лишь требовала не надоедать.
Краем глаза Париса заметила усмешку Атласа.
«Находите это забавным?» телепатически спросила она.
Атлас никак не ответил ни мысленно, ни жестом. С самого начала инициации он проявлял чудеса невозмутимости, сведя свое присутствие к загадочному сидению в тени книжных полок. Париса даже подумывала залезть к нему в голову, но понимала, что все усилия окажутся тщетны. Сегодня да и вообще с тех пор, как пропала Либби, его защита была особенно крепка.
(Что само по себе подозрительно. Впрочем, сейчас было не место и не время думать об этом.)
Париса вновь обратила внимание на Рэйну, которая все еще злилась. Видимо, чувствовала себя неловко из-за фантома Парисы в своем воображении. Было бы о чем париться. Как будто Париса себя раньше голой не видела: среди ее партнеров попадались любители снимать пикантные видео, к тому же что бы там Париса ни говорила другим или, скорее, во что бы ни позволяла им верить, большую часть своих денег она получила за работу натурщицей в студенческие годы. Она уже давно приняла факт, что всех интересует лишь ее внешний вид, как у тех же цветов или статуй, и научилась принимать эффектные позы и смотреть выразительней, чтобы все видели только ее лучшие стороны.
На свое отражение в чужих глазах Париса смотрела совершенно спокойно. Так она понимала, с чем именно надо работать. Многим состоявшимся художникам и студентам хватало смелости показать Парисе, что именно их в ней зацепило. Блеск в глазах или игра света и тени на грудях. Загадочная полуулыбка Моны Лизы или узкая, как перемычка песочных часов, талия. Это была их главная цель: идеально уловить и передать ее красоту, но Париса, наблюдая, как разных творцов привлекают разные элементы ее образа, поняла иное: изображая ее, они раскрывали себя.
Париса привыкла смотреть на себя чужими глазами. Не то что Рэйна: ей явно было очень неудобно взирать на себя сквозь призму восприятия Нико. Неужели она и правда ни разу не задумывалась о том, как ее видят окружающие? Скорее всего, нет, и Парису это почти веселило.
Рэйну, которая воспринимала всех упрощенно, Париса считала любопытным экземпляром. Для Рэйны суть людей сводилась к каким-то основным качествам: манипулятор (Париса), нарцисс (Каллум), неуверенный (Тристан), верный кому-то, но не ей (Нико). Это рациональный взгляд, лишенный истинного понимания сути вещей, причин и следствий, а потому Рэйна ожидала от окружающих рациональных, сообразно их принципам и характеру, поступков.
И в этом, конечно, заключалась ее уязвимость. Рэйна Мори все еще не осознала, что люди, как это ни досадно, склонны раскрываться в самой непредсказуемой и нелогичной манере, какую только можно вообразить.
Было даже немного жаль, что этой симуляции не видит Либби Роудс. Париса насладилась бы ее унижением. Либби не понимала людей и потому верила Парисе, хотя все указывало на то, что верить ей нельзя, и сторонилась Тристана, несмотря на то, что он как раз тот единственный человек, который не стал бы действовать против Либби. Странно, как при всем при том, чего она не знала или не понимала, она сумела «прочитать» свой класс куда точнее, чем удалось бы Рэйне.
Париса ощутила острый укол неудовольствия. Даже спустя месяц она не любила вспоминать об отсутствии Либби. Ей не нравились потери, ведь она не понимала чувства печали и вместо нее испытывала обычно досаду, нервозность, как если бы ей свело ногу судорогой. Печаль других Париса воспринимала как отвратительное проявление слабости, но, к несчастью, грусть была заложена в человеческой натуре. Даже чувствуя нотки тревоги, она запрещала себе ее испытывать: стоит однажды впустить в душу скорбь, и та тебя затопит. Здесь с ней согласился бы Каллум.
В пузыре симуляции Либби постепенно брала верх над Тристаном. Он явно винил себя в ее пропаже как дурак, ведь это было совершенно напрасно. Хотя справедливости ради стоило отметить, что в последнее время он много чего по своей дурости делал напрасно.
Каллум, будто подслушав ее мысли, указал Парисе на симуляцию, в которой Либби как раз чуть не оставила Тристана без глаза:
Печальненько.
Париса скосила на него взгляд, а потом снова посмотрела на происходящее в симуляции. Тристан попытался применить физическую магию, но вышло ожидаемо средне, учитывая, что бился он с одним из пары одареннейших магов-физиков своего поколения. Проекция Либби швырнула в Тристана какой-то детской хлопушкой. Тот, упав на колено, распылил крохотный огненный шарик.
Ловкости Тристану было не занимать, и это в нем Парисе очень нравилось.
Она посмотрела на Каллума, беспечно наблюдающего за вялыми попытками Тристана сражаться. Видно было, что внутренний конфликт не дает Тристану нанести хоть сколько-нибудь сокрушительный удар. В некотором смысле зрелище и правда выходило печальное, хотя Каллум в последнее время часто предавался определенным фантазиям, и по сравнению с финалом многих из них смерть от огня в бою с Либби Роудс казалась не такой уж и грустной.
Точнее говоря, Каллум видел сны, а если совсем уж предметно то в них он убивал Тристана. Обстоятельства смерти никогда не менялись. Грезы Каллума напоминали кошмарную петлю времени, а сценой служила столовая. Каллум пробовал много сценариев и видов оружия: в одну ночь бил Тристана канделябром, в другую душил подушкой от кресла. Пробовал, разумеется, и голыми руками в этом даже проступало нечто сексуальное. А еще подсыпал яд в суп, что было глупо: все знали о стойкой неприязни Тристана к бульону. Ладно, шут с ними, с методами, но откуда в принципе такие фантазии? Каллум и сам вряд ли знал. Может, он видел в своих обиде и ненависти проявление маскулинности и силы, хотя вел себя как одинокий, всеми забытый ребенок.
Очень печально, согласилась наконец Париса.
Каллум бросил на нее насмешливый взгляд и благоразумно отвернулся.
Тристан все еще сражался с проекцией Либби. Нико наблюдал за ними, подавшись вперед и уперев локти в колени, явно анализировал бой. Он неотрывно следил, как Либби отражает удары, атакует и мечет огнем, при этом в его голове непрерывно варились тяжелые мысли, не покидавшие его весь прошлый месяц.
Рэйна единственная, кто был интересен Парисе, по-прежнему закрывала свои мысли, и это бесило.
«Тебе не кажется странным, небрежно подумала в ее сторону Париса, что от нас не требуют победы? Это же не какая-то игра. Это симуляция. Так в чем же цель?»
Рэйна показала рукой непристойный жест, и Париса мысленно вздохнула, сдаваясь. Она обернулась к Далтону, который как раз смотрел на нее.
«Вижу, что ты что-то задумала», передал он ей свою мысль. Он редко обращался к ней при других напрямую. Даже не редко, а вообще никогда, тем более что сейчас в комнате находился Атлас Хотя, если так подумать, именно присутствие Атласа, наверное, и развязало ему язык.
«Я ничего не задумала, беззаботно заверила его Париса, прекрасно понимая, что Атлас наверняка подслушивает, и не строю схем, а вот заговоры время от времени устраиваю».
«Это ничего не значит, сказал Далтон, чуть заметно указывая на симуляцию, в которой Тристан создал себе нечто вроде тонкого щита, не выдержавшего и одного удара. Всего лишь очередной ритуал».
Париса взглянула на Атласа. Тот не обращал на нее внимания или же притворялся, что не обращает.
«Ты ведь и сам в это не веришь».
«При чем тут вера? ответил Далтон. Я просто знаю».
С этими мыслями и он закрыл от нее свой ум.
Париса снова вздохнула про себя. С исчезновением Либби все пришло в дисбаланс. Тристан тревожился, а она, судя по всему, вообще параноила. Союз Нико и Рэйны трещал по швам, хотя Нико был таким же, как всегда, и разлад замечала лишь Рэйна. А еще нечто странное творилось между Нико и Тристаном: они, видимо, не оправились от того, что хоть в чем-то да согласились. Дело понятное. Такого даже Париса не предвидела.
Она вспомнила, как обнаружили «тело» Либби Роудс, которое, если верить Тристану, телом не было. Естественно, он разглядел подвох. Увидеть разницу могла бы и Париса, но случай был из тех, когда «увидеть» не означало «понять». Однако тогда она впервые испытала, каково это смотреть на мир глазами Тристана. Прежде Париса с удовольствием тянула у него из головы разные мелочи: например, какого цвета волосы у Каллума (блондин, но невыраженный), есть ли у него залысины (скоро, где-то в тридцать, генетика даст о себе знать), однако истинный потенциал его восприятия ошеломил ее. Как и то, что сам Тристан о нем не догадывался.