В палатку вошли Густав, Холгер мужчина с брюшком и тощими ногами и Йонгальф молодой, но седовласый воин с благородным выражением лица. В руках последний держал кувшин с элем. Все трое занимали должности командиров полков.
А где Видар? спросил Йонгальф и поставил кувшин на стол.
Мне безразлично, где он шатается. Я и вас не звал. Эрик сел за стол с мрачным видом и начал нервно пощипывать свою короткую бороду.
Да придет. Я же ему сказал, куда мы направляемся, проговорил Холгер и расчистил стол от карт и писем.
Густав вытащил из шкафа глиняные стаканы и расставил их на столе. Холгер похлопал по плечу Эрика, расположился на соседнем стуле и принялся следить за тем, как Йонгальф разливает эль по кружкам.
Выпьем за Хеннинга, печально промолвил Йонгальф.
Я не буду за него пить, ответил Эрик, отодвигая кружку.
Густав, Йонгальф и Холгер обеспокоенно переглянулись, однако все же помянули погибшего. В этот момент в палатке появились блудница и еще один командир полка Видар, пожилой мужчина с поджарым лицом, светлой бородкой и серьгой в ухе. Он угрюмо оглядел стол, недовольно хмыкнул и устроился на софе, бесцеремонно усадив девицу себе на колени.
Отмечаете? спросил Видар с оскалом. Разве есть что отмечать?
Ему никто не ответил. Видар обвил за талию блудницу, чмокнул ее в плечо и велел массажировать ему шею. Огрубелыми пальцами она принялась разминать толстую кожу, избегая прикосновений к его блестящим от жира волосам.
В палатке повисла непривычная для их встреч тишина. Холгер почесал живот и решился прервать молчание:
Что ж мы за кретины такие? Пришли без триктрака. Надо было у Йозефа взять да сыграть на сотню йонк, а?
Ну-ну. Йозефу не до того, тупица, проговорил Видар с полузакрытыми глазами. Блудница, сжимая губы, старательно делала свое дело. Горе у паренька.
Сидящие за столом непроизвольно бросили взгляд на Эрика, как ни в чем ни бывало смакующего эль из трав, можжевельника и ячменя.
Ты виктигт, да, но не волен убивать друзей, обратился Видар к Ингвару, но тот по-прежнему не откликался на его уколы. Расправляться с кригарскими воинами без обсуждения и суда, Эрик, подло, продолжил он и раздраженно скинул с себя руки блудницы. Хеннинг во все времена был нам верен! Он был твоим другом.
Эрик не спешил отвечать. Ему не хотелось оправдываться. Не впервые Видар злобно скалил зубы, проявлял фривольность и самонадеянность.
Заткни грызло, Видар! Помни, с кем ты говоришь. Мы не можем знать наверняка, был Хеннинг предателем или не был, заговорил Густав. Наш виктигт не стал бы убивать Хеннинга просто так. Верно же, Эрик?
Твой вопрос лишен всякого смысла, ответил Эрик, сидя неподвижно и глядя в пустоту.
Видар же не мог усидеть на месте, он с силой оттолкнул девку и вскочил.
Не выношу твоего молчания. Дерзкий юнец! Похоже, дурь из тебя года еще не вылущили.
Я уже готов каблуком прищемить твой длинный язык, лишь бы ты прикрыл пасть. Хотя бы сегодня оставь свои нападки. Нам всем нелегко. Йонгальф пытался произносить каждое слово спокойно. Эрик, я доверяю тебе, ты знаешь это, но хотелось бы, чтобы ты объяснился перед нами. Не как перед командирами полков, а как перед твоими друзьями. Все-таки Хеннинг был одним из нас.
Кто твой осведомитель? Кто эта тварь? Назови имя! потребовал Видар.
Это тайные сведения, которыми я не могу с тобой поделиться. Ни с кем из вас, произнес Эрик.
Ай! Хеннинг не был предателем, мальчик! не унимался Видар, нависнув над Эриком. Нет, он бы никогда не харкнул своей стране в рожу. Эрик, ты должен был обсудить это с нами, а не вести себя как как бы помягче выразиться как самодур. Эти драные осведомители за золото наплетут тебе с три короба!
Эрик сжал в руке кружку, задрал голову, чтобы видеть лицо Видара, и ответил:
Твоя вера меня не интересует. И ты бы послушал друзей и притих, пока тебе на хвост не наступили.
Видар, угомонись! Ты перегибаешь, послышался гнусавый голос Холгера. Эрик, почему же ты нам не рассказал о предательстве Хеннинга?
Потому что вы захотели бы остановить меня.
И правильно бы сделали! Видар все еще нависал над Ингваром. Хеннинг не был предателем! Кто бы что ни напел тебе соврал. И я найду того прихвостня и перережу ему глотку, а потом
Эрик вскочил, опрокинув стул, разбил свою кружку о голову Видара, тот закричал. Лоретка с визгом умчалась из палатки. Видар ощутил, как холодные струи эля ползут по шее. Командиры молчали, не желая прерывать Ингвара. Каждый из них понимал, что Видар заслужил такого ответа за свою вольность. Эрик схватил за загривок Видара и со всей силы приложил его об стол. Видар словно оцепенел. В его ухо затекала кровь из рваной раны у виска.
Я в отвратном настроении, промолвил негромко Эрик. Уж не знаю, как я так терпеливо слушал твою чушь. Я уважаю твое умение рубить башки альбиносам, но больше ничего толкового в тебе не нахожу. Знаешь, я сделал определенные выводы, ведь ты уже не в первый раз разговариваешь со мной таким тоном и выражаешь недоверие. Думаешь, я недостаточно умен, чтобы быть виктигтом? Тогда почему ты не стал им в свои пятьдесят?
Видар чувствовал пульсирующую боль. Ему хотелось уйти из палатки своего виктигта и обратиться к врачевательницам больше, чем говорить, поэтому он молчал.
Эрик потянул Видара за волосы, а затем снова с силой прижал его рожу к столу. Раз за разом он повторял эти удары, пока командир не начал плеваться вязкими слюнями с кровью.
Твое поведение убедило меня лишить тебя командования полком. На твое место будет назначен кто-то другой, кто не подвергает сомнению решения своего виктигта. Ты понял? прорычал Эрик.
Понял, прошипел Видар, отрываясь от стола и вытирая рукой кровь со щеки. Не оборачиваясь, он стремительно вышел из палатки.
Виктигт невозмутимо оглядел остальных. От них он протестов не ожидал, но понимал, что объясниться все-таки придется. Йонгальф был прав.
Мой осведомитель принес мне письмо, написанное рукой Хеннинга и отправленное альбиносам. Хеннинг предатель, и он получил по заслугам. Пусть его рассудит Миртл.
Альбиносы читать, что ли, умеют? хохотнул Холгер, но суровые взгляды командиров заставили его осознать неуместность шутки.
В письме были данные о расположении нашего лагеря. Хоть оно и не дошло до врагов, я все же переговорю с обозным, и в ближайшее время мы передислоцируем.
Холгер удивленно присвистнул. Лицо Густава пошло красными пятнами, губы задрожали от невысказанной брани. Йонгальф выразил общее мнение командиров:
Раз так, Эрик, то ты поступил по чести.
За таковское никакие молитовки не помогут Хеннингу. И зря Йозеф глотку дерет и слезы проливает. Холгер отпил эля. Ты ему рассказал правду?
Нет, качнул головой Эрик.
Я сам расскажу. А на Видара не сердись, Эрик. У него дурной опыт с осведомителями. Тятьку его зарезали из-за осведомителя одного
Я устал, оборвал его Эрик, и хочу поспать, поэтому проваливайте.
Холгера и Йонгальфа не пришлось просить дважды. Лишь Густав на мгновение задержался.
Если хочешь продолжить разговор о Хеннинге, то я бы попросил выбрать для этого другой день.
Ничего такого, друг. Я ведь не остановил тебя на озере, промолвил Густав. Лишь хотел сказать, что Бартлид чувствует себя лучше. Идвионские врачевательницы волшебницы.
Я наведаюсь к нему завтра.
Оставшись в одиночестве, Эрик подошел к сундуку и достал оттуда серебряный ларь, усыпанный драгоценными камешками, а из ларя вынул образок с изображением Миртла и его символов трех лучей в уголках. Бог приблизил Солнце, растопил лед и дал жизнь землям, населив их людьми. В Миртла веровал весь Горноземный континент, где, кроме Идвиона и Кригара, ютились еще такие государства, как Верналь, Декия, Калвер, Гренерад и Берсег.
Но рассеять мрак Миртлу до конца не удалось. С приближением Солнца некоторые тени улизнули под землю. Тень Миртла стала их хозяином, его называли Возмездием, ибо о нем он мечтал. Оставлять людей в этом мире без помощи Бог не мог, поэтому совершил Священный акт barhlöm, в результате которого Он создал Котлован, наполненный энергетической эссенцией, из капли своей крови. Все, кого наградили магическими умениями: чаровницы, одерты, жрицы и другие, черпали свои силы из Котлована. Они противостояли Тени Возмездия, Первоте́ни, и ее слугам, демонам, а другие, кто был на стороне зла, противостояли Миртлу. Одерты же использовали силу только при острой необходимости: когда учились ей овладевать, в войне за правые дела и для защиты невинных. Они, в отличие от ведомых Тени, берегли эссенцию.
Пристроив образок к жирандоли, Эрик сел на стул и приступил к молитве. Перед Миртлом не следовало вставать на колени, с ним говорили как с равным, как с отцом или верным другом. Эрик молился о прощении и помиловании души Хеннинга. Он просил Бога принять его друга в свою Твердь, где о нем бы заботились божьи слуги миртлики.
Вытерев с щеки слезу, виктигт закончил первую молитву и принялся за вторую.
Глава 2
Эверлида, как и остальные врачевательницы, носила серые одежды, чтобы отличаться от одертов и мирных жителей. Она одевалась в льняные рубашки с растительной вышивкой на рукавах. Идвионки, а Эверлида была как раз одной из них, обожали кружева и не боялись полупрозрачной ткани. Увы, у Эверлиды не было достаточно средств, поэтому она не могла позволить себе кружево. Однако часто любовалась одеждами Хенрики. Во весь голос восхищалась ее гипюром, шелком, тафтой, шифоном, репсом, бархатом.
В Идвионе свобода в выборе одежды добрая воля мужчин за женскую покорность. Женщине дозволялись смелые ткани и необычные наряды, поражающие некоторых особо консервативных иностранок, но зато на них налагались другие значимые запреты. Строгое воспитание выкорчевывало из идвионок похоть, строптивость и в какой-то мере трезвую рассудительность. Мало кто задумывался, почему слово мужчины это слово Бога, а слово женщины просто слово. А если кто и задавался подобным вопросом, то мужчины заявляли: «Ты видела, в чем ходят кригарки? Замотанные по уши! А у тебя даже плечи открыты. И кто из вас в тюрьме?» И идвионки верили. А Эверлида уж тем более верила всему, что скажет ее отец.
Грея руки о дымящуюся кружку с чаем из мяты, тимьяна и лемонграсса, она болтала в слабом свете почти догоревшей пары свечей и таращилась на Хенрику. Та старательно измельчала в ступе лекарственные травки для будущих мазей. По палатке Хенрики струился удушливый резкий запах, уже привычный обеим девушкам, оттого они и не обращали на него никакого внимания.
Эверлида наслаждалась каждым мгновением, проведенным с подругой. Она уже давно для себя решила покинуть лагерь, но все не могла набраться смелости сообщить об этом Хенрике.
Завтра домой, да? спросила Эверлида с кружкой у рта, а затем сделала три громких и больших глотка.
Не знаю, Эва. Не уверена, ответила Хенрика с сожалением. Подожду, пока оправятся те двое из одертов. Уж слишком серьезными были их ранения, нужен контроль еще пару дней.
Поглядите, какая ответственная, с шутливой укоризной сказала Эверлида. Напрасно ты их жалеешь! В ее глазах скользнула тень презрения. Они, конечно, герои, и я им благодарна, но ты погляди, что творится кругом.
И что же творится?
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как одерты выдворили ведьм и альбиносов. Самое интересное, что каждый из них знает наш язык, да так, что и не отличишь их от идвионцев. А нам, дуракам, они говорят, мол, с детства языки разные учат. А зачем? Везде не побываешь. И ладно бы с ним, с языком этим, так ведь все еще никак лидера Идвиона избрать не могут. Один не подошел, второй Видать, костью в горле у кригарцев эти люди, не захотели под их дудку плясать, вот они их и погнали пинками с трона.
А разве такое не идвионцы решают? Ну, вышестоящие.
Хенрика, ты же вроде не дура. Кригарцы учили наш язык не просто так Мне мой батюшка поведал, почему. Эва скорчила физиономию всезнайки, ожидая от Хенрики расспросов.
Ну и что он сказал?
А то, что чужеземцы победят альбиносов, и все И все, Хенрика! Захватят власть в свои руки, а нас в рабов превратят, понимаешь? Можно уже смело называться Южным Кригаром.
Хенрика вздохнула и отставила ступу. Такого она еще ни от кого не слышала и испугалась.
Зачем им наши земли?
Они у нас плодородные. Война как раз из-за них. Всем территория нужна. Вот почему у нас до сих пор ни короля, ни королевы. Кригарцам не выгодно.
Что это ты в последнее время на них обозлилась?
Чего-то они замышляют недоброе, а мы им жизни спасаем. Сколько раз уж думала, правильно ли это, и не знаю потупила взгляд Эва, чувствуя, что скрывать свой уход от Хенрики больше не может. Иной раз предательницей себя ощущаю.
Это ведь ради Идвиона, а не ради одертов.
Не хотела тебе говорить сегодня, но все равно придется. Какая разница: сейчас или потом, да?
О чем ты? Что не хотела говорить?
Эва до боли закусила нижнюю губу, уговаривая себя рассказать о своем решении. Или, скорее, о батюшкином. Девушка не осмелилась посмотреть на взволнованную Хенрику, но все же заговорила:
Мне думается, я все же отдала дань одертам и спасла много жизней. В следующем месяце я решила отправиться на западный фронт, где наши идвионцы войну ведут. Опротивели мне эти одерты.
Хенрика заметно огорчилась и не отрывала глаз, наполняющихся слезами, от Эвы.
Как же так? Если ты уйдешь, кто останется здесь?
Ты останешься, одертам хватит тебя с лихвой. На Этель, Стеллу, Маргарет и других глупых куриц особых надежд у меня нет, а вот на Доротею и Гертруду вполне. Эверлида помолчала, затем продолжила: А пойдем со мной на западный фронт?
Хенрика, отвернувшись от Эверлиды, задумалась. Раньше ей казалось, что она навечно обязана одертам за освобождение Идвиона, но шли месяцы, а жизнь лучше не становилась. Что хорошего в войне? С другой стороны, что еще могли сделать одерты? И что они попросят взамен за победу над альбиносами? Или они куют победу из милосердия к соседям? На эти вопросы ни у кого не было ответов. Судачили, что своих ближайших родственников Сверр поубивал еще при жизни, а охотников становиться новым главой государства днем с огнем не сыскать. Но кого они обманывают? Где же это видано, чтобы никому не хотелось на трон?
Однако уйти на западный фронт Хенрика не могла. Ее грызла совесть, шепча, что это предательство по отношению к своим избавителям. Все же именно благодаря одертам в дома идвионцев среди ночи не врываются альбиносы, не воруют провизию, не насилуют женщин, не убивают скотину ради забавы и не травят детей дикими псами. Можно спать спокойно, хотя и не всем. Большинство мужчин призваны воевать в рядах охроносцев идвионских солдат в охровых плащах, другие работают, а женщины в ожидании окончательной победы воспитывают детей в одиночку. Разве это и есть тот мир, о котором мечтали идвионцы?
С улицы доносился хохот и немелодичная речь кригарцев. Язык их казался идвионцам резким и порой страшным. Отвратительное поведение завершало грубый облик освободителей. Эву сердило в них все, даже веселый смех.
Мы должны одертам неуверенно сказала Хенрика.
Не знаю, как все, но я им ничего не должна, раскраснелась Эва. Я нет, я не останусь. Ухожу немедленно! В лагере столько убийств помимо войны! Ну их, кригарцев этих! Они по своей природе злые и непредсказуемые. Такие громкие! И еще пьют много сливянки. За любую провинность режут друг друга, дерутся и бесконечно спорят. Я была готова мириться с этим, сколько хватало моих сил, но я больше не хочу оставаться здесь ни минуты. К счастью, мы вольны выбирать. И теперь я выбираю западный фронт.