Андрей Дубровский
Нешелковый путь
Автостопом на край Земли и путешествие на вершины России, Армении и Ирана
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Дубровский А. А., текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Описание книги
Меня зовут Андрей Дубровский. С 2015 года я путешествую несколько раз лишался работы, делая выбор в пользу очередного странствия. Пять лет я собирал текстовый, фото- и видеоматериал из экспедиций по Армении, Ирану, Северному Кавказу и Русской Арктике. Настало время делиться историями об удивительных людях и чертовски недооцененных местах для туризма, где стоит побывать каждому.
Чем живет современная Персия? Что скрывают горы Дагестана? Как забраться автостопом на самый краешек материка к берегам Северного Ледовитого океана и взойти на главную вершину России и Европы вулкан Эльбрус?
Следуй за мной, забирай полезное и красивое, спорь с текстом, бери билет и марш в путешествие.
Глава 1
На краю материка
В этой главе речь пойдет о путешествии на Русский Север: зимнем автостопе через Карелию и Кольский полуостров прямо к берегам Северного Ледовитого океана. Как самому организовать спонтанное путешествие, пропасть в русской глубинке, затеряться на северных окраинах России, добраться до океана дикарем, автостопом, где жить, что смотреть и как выжить рассказываю.
По карельской тайге то пешком, то в салоне авто.Мчим на север, рюкзаки сорок литров под завязку забиты шмотьем.Мне легко груз тревог и проклятий оставил в столичном метро.И теперь впереди километры дорог: лес да поле и редкий сельпо.Нас здесь двое, но по жизни один. Вещь в себе. Кот в коробке.То ли жив, то ли мертв. На плаву иль на дне.Бреду по тропе под светом холодного солнца.И не жду ничего, не ищу никого. Мой маршрут прост, как крест, Лес, харчевня, попутка и хостел.Из окна то ли поезда, то ли авто вижу озеро. Там, вдали, остров.А за ним волны сопок с зеленой каймой. Поворот. Привокзальная площадь.Утром ранний подъем, быстрый сбор: каша с фруктами, чай с чабрецом.С рюкзаком, котелком кувырком, оставляем свой временный дом,Выходя на обочину трассы.Наступил Новый год. Я, собрав походный рюкзак, прыгаю в дальняк Москва Петрозаводск в компании едва знакомой девчонки, чтобы отправиться в путешествие автостопом к Северному Ледовитому океану, предварительно заскочив к берегам Ладожского озера. Маршрут в полторы тысячи километров занял две недели. Дважды нас подвозили священники, трижды бывшие зэки и еще ветеран чеченской кампании.
Высадились на перроне Петрозаводска, глубоко провинциальной столицы, обросшей серыми панельными коробками поздней советской застройки. Внутри прямоугольных дворов прятались покосившиеся черно-бурые бараки еще жилые.
Отсюда путь лежал на север. Нас было двое, у нас была какая-то тактика: двигаться на попутках в светлое время суток и желание оказаться за полярным кругом. Конечной точкой маршрута было объявлено село на берегу Баренцева моря (океана), где снимался «Левиафан» Звягинцева.
Блондинка с гвоздями
Впереди Питер, позади Мурманск. Шагаем по обочине автотрассы. Стемнело с час назад. До ближайшего города двадцатка. Километров.
Я называю это проблемой, Катя Миронова вечерней прогулкой. Из нас двоих путешественник вроде я. Но в моих штанах сыро и холодно, а в ее глазах щенячий восторг.
Мы среди километров карельской тайги, за лесом журчит водопад Кивач, холодные мутные воды которого пробиваются через толщи снега, срываясь вниз каскадом. Планировал к вечеру вернуться в Петрозаводск, но не учел, что темнеет здесь рано. Время упущено в спину то и дело бьет свет дальняков, мимо проносятся десятки авто. Но никто не берет.
Распинываю придорожную слякоть. Пальцы мерзнут в прохудившихся ботинках. Катя предлагает согреться стоянием на гвоздях. Да, эта женщина взяла в поездку самодельную доску с гвоздями.
До этого дня я видел Катю Миронову всего несколько раз на мероприятиях у друзей, мы не общались. Она заинтересовалась поездкой к Северному Ледовитому океану на машине с моим близким товарищем. Но после его внезапного отказа я оказался на трассе «Кола» (Питер Мурманск) в компании блондинки с гвоздями.
Даже мелкие неудачи способны выбить из седла и разгерметизировать самоконтроль. Самообладание рассыпается, как бусины по полу. Как-то в крупной московской газете была опубликована моя новость с заголовком «Под ПарижОм» редактор предложил уволиться, указав десяток моих недостатков, несовместимых с работой, и посоветовал переучиться на другую профессию, пока молодой.
Страх облажаться один из долгоживущих и энергозатратных ужасов, что зудят в подкорке, удушая и нейтрализуя волю к действию. Страхи берут верх и в круговороте месяцев не дают глотнуть свежего воздуха, начать играть в свою игру. Даже когда удается отвоевать кусочек пространства своей маленькой жизни, страхи укрываются, ожидая реванша. Движение к смелой и свободной, наполненной жизни постепенный, не линейный процесс, чреватый множеством глупостей. Бездействие не ведет ни к чему и стоит слишком дорого. Эскапизм опаснее эскапады.
Страшное забытое прошлое
Попутками добрались до развязки, откуда дорога вытянулась в сосновый коридор на Петербург. Запрыгнули в салон к местному. Он спешит в Северную столицу на заработки: вахтой пахать водителем, потом месяц оттягиваться дома, в кругу семьи. Говорит, в Карелии денег не заработаешь, платят тыщ пятнадцать-двадцать.
Работоспособная молодежь бежит из Карелии в Петербург, оставляя республике стариков. Обезлюдели не только села, но и городки, причем все. Людей теряет даже столица Петрозаводск.
Республика пережила 1000 дней оккупации финскими войсками, которые в 1941 году захватили советскую Карелию, примкнув к коалиции Германии, в Петрозаводске финны обустроили для русского населения шесть концлагерей на окраинах столицы, в них от болезней, скученности и тяжелых условий сгинуло до 7,5 тыс. человек[1]. Городу добавили разрушений и свои: при отступлении части Красной армии уничтожили множество критически важной промышленной и энергетической инфраструктуры, сгорели районы деревянной застройки. А при освобождении города по нему отработали реактивной артиллерией «катюшами»[2].
C войны ушло полвека, но безлюдный край рек и великих озер стал еще безлюднее, республика вымирает: с 1990 года ее население сократилось с 792 тыс. человек до 599,6 или даже 533 тыс., то есть на четверть или даже на треть, данные Карелиястата и Всероссийской переписи населения расходятся[3], [4].
Все же есть и обратный тренд: в Карелию едут трудовые мигранты из других регионов и стран СНГ, москвичи и петербуржцы встают в очередь за бесплатным «арктическим гектаром» в Карелии или закупаются здесь квартирами[5], [6].
Еду по России, не доеду до конца[7]
Пересадками дотянули до поселка Ильинского, живущего только племенным хозяйством, лидера по производству молока в республике. Был еще Ильинский лесозавод 1929 года постройки, да схлопнули московские собственники[8]. Молочное хозяйство, надо сказать, из самых затратных и рискованных. Ферму в селе построй, коров корми дорогими кормами и добавками, а молоко те начнут давать, как «раздоятся» года через два-три, а ферму окупят лет через десять-пятнадцать
Идем через леса к запрятанной в тайге турбазе. Катя в восторге от разноцветного пушистого мха, катается по нему, как заводной апельсин, кошкой по ковру или скалкой по тесту. Разулась и ступает голыми ноженьками да по земле-матушке. Мне поручено стать фотографом и запечатлеть сии чудесные мероприятия.
По возвращении в избу с мансардным потолком втянулись в крестьянский быт. Катя готовит яства чай и пшенку, ваш покорный слуга по дрова и топит печь.
Без моего согласия приютили с улицы красивую кошку. Облежав все кровати, зверь заинтересовался доской с гвоздями, предназначенной для просветления человеческих особей. Но стояния не случилось. Кот познать дзен не рискнул как и я, надо сказать.
Затемно дотопали на Ладожское, чтобы подглядеть, как просыпается стихия. Выйдя из леса, швырнул рюкзак и рванул вдоль береговой линии, бегом по песку, мимо замерзших луж, к полуострову, что виднелся вдали.
Брюхо асфальтового неба низко свисает над полоской дикого берега. Ладога кипит волнами. Сгустки воды напрыгом разбиваются о глыбы льда, заслонившие пляж от темных холодных масс, и расползаются пеной по бурому песку среди бордово-малиновых валунов. Островки хвойных деревьев скучились у воды, безучастно шатаясь на хлестком ветру. Хочется перекричать бурю, вырвать из горловой полости звериный рев, заявить морю о своем присутствии!
Через лесок продираюсь на каменистый берег к воде. Запрыгиваю на валун и пропадаю Впереди играет бесконечность, глубины черных вод зовут меня к себе. Ветер сносит шапку, я рассыпаюсь под аплодисменты раскатов волн. Здесь, кажется, можно говорить с Богом. Если где-то и можно, то здесь.
Первый раз я увидел Ладогу при случайных обстоятельствах: сорвался в Питер на майских, а оттуда велосипедом до скрытого туманами западного берега Дороги жизни, по лесам, мимо болот, под чугунным небом. Промозгло. Одиноко.
Зашел в болото. Провалился в трясину. Еще час шел. Уверял себя, что человек должен превозмочь. Превозмог дождь, промокшее тело замерзло.
Встретил людей они забрались в этот чертов лес жарить шашлыки. Я пожарил кроссовки на их костре. Двинулся на трассу.
Добравшись до первого продмага, ворвался. Запросил у продавщицы крепкого. Дала сорокаградусную настойку и сало. Заварила «Доширак» и порезала хлеб, выделила мне стол и подала кофе.
Этот шведский стол превзошел тот, что довелось увидеть в детстве в «пяти звездах» Шарм-эль-Шейха. Поблагодарив судьбу, стал жадно навертывать.
Захмелев и доложив продавщице о трудностях моей судьбы, я покинул эти края. Поезд увез в Петербург. Но продмаг в деревне Борисова Грива навсегда останется в моем сердце.
Шепот тайги
Через год Карелия позвала снова до Северного Приладожья добрались на колесах. Отправились на поиски заброшенного карельского села Кителя, в районе которого раньше добывали гранат (минерал красного цвета. Авт.). Дорога к месторождению вела через лес и была по щиколотку засыпана снегом. Нас сопровождала хаски по имени Милка, гарант внимания и получения приключений на жопу. Зверь бежал впереди, поджидая расторопных двуногих.
Прибыв на место, стали копаться в земле в поисках минералов. Аккуратно подкапывая верхний слой почвы, находили кучу камешков с вкраплениями алого и лилового оттенков. На обратном пути Мила устроила охоту на лося. Пришлось полчаса кустарно пробираться по лесу, следуя по следам дикого животного и преследующей его собаки. Спасаясь от хаски, лось бомбардировал белоснежный девственный снег снарядами из отходов жизнедеятельности, что облегчало поиски.
Вечером пили немецкое светлое в арендованной однушке, мечтая о будущих приключениях. Камрад Андрюха Единов задумал свою станцию в Арктике, я прожить год с чукчами. Помимо полной отморози, встречались даже почти адекватные идеи
Затемно выехали. Прилипший к стылой сырой земле мрак рассеяли лучи фар, свет оголил серые избы прибрежного поселка, схваченного дремотой.
Ни хера не видно и чертовски холодно. Единственное, что я понял, вывалившись из тачки. Ветер скрипел по коже и залезал под шапку. Под ногами продавливалась вязкая, слегка застывшая глина. Впереди сопели волны Ладоги. Скрипели сосны на склонах карельских сопок. А где-то на окраине поселка Хийденсельга («Море лешего») выли собаки.
За шатрами вечнозеленого соснового леса скрывается крошечный остров Койонсаари, окруженный водами Ладожского озера. Волны здесь с дурью бьются о скалистые берега и катятся по песочному пляжу. Кажется, здесь заканчивается земля, а там, за толщами свирепой холодной воды, пропасть. Будь у нас байдарка, мы бы двинулись вдоль берега, в эту пустошь, в поисках ненайденной Ультима Туле.
Строгая и мрачная красота Русского Севера. Я чувствую ее притяжение, слышу шепот тайги. Здесь я слабый и беззащитный, здесь ночует мое одиночество и прячется мой страх.
Могу ли я понять эту безлюдную даль? Могу ли оставить здесь мои стенания о лучшей версии себя, погоню за успехом и поиски своего места в обществе? Может, здесь все это просто окажется сном, беспокойством уставшего духа?
Могу ли я оставить свое Я, что жаждет признания и любви, собрать рюкзак и отправиться туда, где все это не значит ничего? Готов ли я отказаться от всего, что было важным для меня, от всего, что есть у меня, когда придет время?
Зимняя дорога
Воротившись в Петрозаводск, застали город засыпанным снегом. Двинулись из карельской столицы на единственной электричке, движущейся отсюда в северном направлении. Билеты на посадку продаются в пригородных кассах вокзала только за час-полтора до отправки. Остальную часть дня пригородный вестибюль здания закрыт. И это оправданно. Бегущая всего раз в день собака с красной квадратной мордой оказалась пустой.
Четыре вагона предоставлены в пользование: двум путешественникам, команде теток-контров, зайцу-алкашу, который хорошо знаком команде контров и к которому они испытывают стойкую неприязнь, смешанную с чувством тупой беспомощности, и с излишком набравшемуся обрыганному таксисту-рыбаку, которого где-то в глухой деревне ждет какая-то подруга. В таком тривиальном составе мы мчали по зимней дороге вдоль северной оконечности бескрайнего Онежского озера, претендующего по размерам на статус моря.
До Медвежьегорска, где снимали «Любовь и голуби», добрались в ночь. Городок можно разглядеть сверху с сопки. Этим пользовались финны во время войны с СССР. Наверху по-прежнему остались оборонительные укрепления.
Город появился во время Первой мировой войны, в 1916 году, вокруг станции ж/д, через которую, гремя колесами, идут составы с кругляком. Сейчас железка делит его пополам. С одной стороны деревянная застройка, с другой панельки в пять этажей.
Железная дорога стала скелетом Центральной и Северной Карелии, ее станции, будто кости мясом, обросли поселками: серо-черными избами с придомовыми садиками, огороженными проволокой и шинами, высокими ржавыми бараками и пятиэтажными панельками. В жилищах поселились люди и зашевелились, загуляли по замкнутой поселковой системе красными тельцами, наполняя бетоноблочные и жестяные сосуды жизнью.
Так было и на Диком Востоке. Железка привезла города в Сибирь. В Российской империи строилась самая длинная железная дорога в мире Транссибирская магистраль (Челябинск Владивосток). В СССР взялись за второй Транссиб, севернее первого Байкало-Амурскую магистраль (БАМ). Были планы даже соединить страну скоростными ж/д магистралями, как в Японии, поезда по ним могли бы нестись быстрее 200 км/ч. Первая такая дорога должна была соединить Москву с Петербургом, к разработке приступили в начале 1990-х. Но внезапный развал Советского Союза прихватил проект вместе с собой на свалку истории.