Вернувшись из Глассборо, Берберова узнала, что первый номер альманаха «Часть речи», где был напечатан отрывок из «Железной женщины», должен выйти на днях, и он действительно появился в начале июня257. На последних страницах альманаха, где перечислялись книги, вышедшие в «Серебряном веке», была анонсирована «Железная женщина» с пометкой «в печати».
Эта информация не совсем соответствовала истине. И хотя Поляк, безусловно, горел желанием напечатать книгу Берберовой, его издательство было маломощным (он был практически единственным постоянным сотрудником) и не имело стабильного финансирования. Поляк финансировал книги или из собственных весьма ограниченных средств, или из пожертвований, а потому ему еще предстояло собрать для издания «Железной женщины» нужную сумму258.
Прождав месяца два и убедившись, что денег по-прежнему нет, Берберова решила предложить свою книгу в другое нью-йоркское издательство «Russica». И хотя это издательство было создано тоже недавно, оно имело более солидную базу. С главным редактором издательства А. Е. Сумеркиным Берберова была хорошо знакома. Как она писала о нем одному из своих корреспондентов, «тут есть один человек, не так давно из Москвы, друг Бродского и многих других, который задался целью стать издателем, как другие хотят стать художником или доктором. Я для него немного работаю советом и всякими мелкими делами. Очень большой энтузиаст»259. К тому времени Берберова уже договорилась с Сумеркиным о втором издании «Курсива» на русском и даже подписала контракт. Но, прочитав рукопись «Железной женщины», Сумеркин и его коллеги решили печатать и эту книгу Берберовой и выдали ей аванс260.
Между тем отрывок из «Железной женщины», опубликованный в «Части речи», имел большой успех у читателей. В частности, крайне доброжелательно откликнулся Джордж Кеннан, которому Берберова отправила ксерокопию. Выражая благодарность за материал, Кеннан писал, что он поражен ее эрудицией, крайне одобряет ее стремление опираться исключительно на факты и надеется вскоре прочитать книгу полностью261.
Эти события, видимо, несколько примирили Берберову с тем, что издательство «Farrar, Straus and Giroux» отклонило «Железную женщину». Сообщая об этом Сильвестру, она сохраняла спокойный тон, выражала уверенность, что с «Chatto & Windus» проблем не будет, но всячески убеждала его не тянуть с переводом.
При этом Берберова понимала, что у Сильвестра, получившего к тому времени профессорское место в Колгейтском университете, большая преподавательская нагрузка и много других забот. В частности, в сентябре 1980 года он должен был отправиться с группой студентов на год в Москву. И хотя Сильвестр продолжил в Москве работу над переводом, теперь он ее делал существенно медленнее и не столь тщательно, как раньше.
Это означало, что от Берберовой требовалось больше усилий по редактуре, но она не роптала. Одновременно с этим занятием она решила еще раз просмотреть русский текст книги, перед тем как отдать рукопись Сумеркину. На ведение дневника в последние месяцы 1980 года у нее, очевидно, не было времени, но 31 декабря Берберова все же сделала запись. Любопытно, что обо всех пертурбациях с книгой о Будберг в этой записи не говорится ни слова. Вместо этого Берберова считает нужным напомнить себе, что в следующем году ей исполняется восемьдесят, а потому ограничивается тремя пожеланиями «здоровья, памяти и тишины»262. Память останется у Берберовой отличной, да и здоровье она сохранит. Труднее будет обеспечить себе «тишину», так как издание «Железной женщины» потребует немало усилий и нервов.
Когда издательство «Russica» приступило к работе над книгой, Берберова была твердо уверена, что «Железная женщина» выйдет в июне 1981 года263. Однако срок выхода книги постоянно отодвигался, в том числе и по чисто техническим причинам (перебои с бумагой). В какой-то момент речь пошла об осени, сначала ранней, а затем и поздней. В результате книга вышла в середине ноября [Берберова 1981].
Тем временем Сильвестр окончательно понял, что ему одному с переводом не справиться. А потому он решил подключить к проекту свою бывшую аспирантку Мариан Шварц. Она специализировалась именно в этой области, став в дальнейшем известной переводчицей.
Видимо, еще ранней весной Шварц приехала в Принстон к Берберовой, чтобы познакомиться и обсудить очередные главы «Железной женщины». Она произвела на Берберову самое благоприятное впечатление, и с этого момента все замечания по переводу она отправляла Шварц.
Что же касается переговоров с «Chatto & Windus», которые во время пребывания Сильвестра в Москве вела сама Берберова, то они внушали ей тревогу. Издательство выражало недовольство тем, что оно до сих пор не получило всю рукопись. Надо было срочно послать последние главы, но они еще были не полностью готовы. В начале ноября Мариан Шварц привезла их Берберовой на редактуру, и та принялась за работу.
В силу исключительной занятости в течение всего 1981 года Берберова практически не бралась за дневник. В нем не отмечен даже тот факт, что «Железная женщина» наконец была издана. Несмотря на счастливое завершение этой эпопеи, 31 декабря Берберова сделала в дневнике достаточно мрачную запись: «Год был тяжелый ожидание Ж<елезной> Ж<енщины> извело меня. <> Боюсь, что силы мои не так скоро восстановятся. Буду стараться»264.
* * *
Восстановить свои силы Берберова, очевидно, сумела, хотя к дневнику не вернулась. Но из ее переписки известно, что в течение 1982 года она отнюдь не бездействовала.
Берберова активно занималась подготовкой второго издания «Курсива» на русском, на которое «Russica» давно заключила с ней договор. Она также находилась в постоянном контакте с Дэвидом Бетеа, работавшим над биографией Ходасевича и присылавшим ей написанные главы. Берберова их внимательно читала, делала поправки и отсылала обратно.
Поздней весной она отправилась в Европу, собираясь побывать в Германии, Италии и Франции. В Германии она хотела навестить Кэрол Аншютц, недавно родившую ребенка, в Италии позволить себе недолгий отдых, а во Франции заняться делами. В Париже Берберова должна была встретиться с Лидией Швейцер, французской писательницей и переводчицей российского происхождения, с которой она давно состояла в переписке.
Несколько лет назад Лидия Швейцер перевела по собственной инициативе повесть Берберовой «Аккомпаниаторша» (1934), в свое время опубликованную в «Современных записках». И хотя сама Берберова ценила «Аккомпаниаторшу» меньше других своих повестей, проявленный Швейцер энтузиазм был ей, конечно, приятен.
Швейцер предложила свой перевод маленькому парижскому некоммерческому издательству, которое согласилось выпустить книгу в количестве трехсот нумерованных экземпляров. О каком-либо гонораре ни переводчику, ни автору речь изначально не шла, но имелась надежда, что книга не пройдет незамеченной. Качеством перевода Берберова осталась довольна и не возражала, чтобы Швейцер переводила и другие ее вещи.
Однако главное дело, ради которого Берберова поехала в Париж, было связано с ее следующим проектом, книгой «Люди и ложи: русские масоны ХХ века». В свои восемьдесят лет она по-прежнему не мыслила жизни без ежедневной работы за письменным столом. В предисловии к книге Берберова подробно расскажет, какие именно события способствовали возникновению ее интереса к русскому масонству XX века. Она также упомянет, что по приезде в Америку начала составлять именной каталог масонов, хотя идея книги на эту тему возникла у нее значительно позднее.
Эта идея возникла в конце 1960-х, когда в славистских журналах стали появляться статьи о русском масонстве. Особый интерес у Берберовой вызвала статья историка, профессора Вашингтонского колледжа Натана Смита, посвященная участию русских масонов в Февральской революции [Smith 1968].
Прочитав статью, Берберова написала Смиту, представилась и сообщила о том, что давно составляет список членов российских и парижских масонских лож. Она подчеркнула, что лично знала примерно половину перечисленных в этом списке лиц, и предложила сотрудничество265.
Смит незамедлительно откликнулся, сказав, что будет счастлив взяться за совместный проект, и вскоре специально приехал к Берберовой в Принстон, чтобы обсудить детали. И хотя в силу разных причин работа была надолго отложена, Берберова и Смит находились в постоянном контакте, обмениваясь идеями и материалами. Своей главной задачей они оба считали поиск неизвестных архивных документов, и в самом начале 1980-х годов их многолетние усилия увенчались грандиозным успехом. В Национальной библиотеке в Париже был обнаружен архив русских масонов, в котором находились документы начиная с 1922 года. Архив был передан в библиотеку семьей русских эмигрантов, спрятавших материалы перед приходом нацистов и долгие годы хранивших их у себя.
Берберова и Смит договорились встретиться в Париже в июне 1982 года, чтобы вместе работать с этим архивом, занимавшим несколько больших ящиков. Работа шла гладко, и им удалось просмотреть почти все материалы и сделать копии. Было понятно, однако, что Берберовой и Смиту придется снова вернуться в архив, и, возможно, еще не раз. Задержаться во Франции на более долгий срок Берберова не могла. Практически сразу по возвращении в Америку она должна была отправиться в Миддлбери, куда уже ездила не первый год.
В летнее время в этом колледже открывалась так называемая «Русская школа», предлагавшая студентам интенсивный курс языка, а кроме того, лекции и семинары по литературе. Берберовой очень нравилось в Миддлбери; уровень студентов был достаточно высок, администрация и преподаватели относились к ней с большим пиететом, туда приезжали интересные ей люди, в большинстве своем недавние эмигранты, да и гонорар за прочитанные лекции был достаточно щедрым. Предыдущим летом Берберова прочитала в Миддлбери лекцию о Набокове, а на этот раз ей предстояло провести недельный семинар по русской поэзии XIX века, и она провела его, как обычно, с успехом.
* * *
Вернувшись из Миддлбери, Берберова принялась разбирать привезенные из Парижа материалы для книги о масонах. Она также приступила к работе с Мариан Шварц, выразившей желание перевести на английский несколько ее повестей, включая «Плач» и «Лакея и девку»266. За время работы над «Железной женщиной» Берберова имела возможность по достоинству оценить профессиональные и человеческие качества Шварц. Она была тронута тем, что Шварц продолжала переводить ее вещи, несмотря на то неприятное обстоятельство, что перевод книги о Будберг, в который было вложено столько труда, пристроить в издательство пока не удавалось, хотя интенсивные переговоры шли уже два года.
Это было тем более неожиданно, что книга на русском пользовалась несомненным успехом. Восторженные отзывы на «Железную женщину» поступали к Берберовой со всех сторон от друзей, знакомых и коллег. В частности, отозвался ведущий американский специалист по советской литературе Эдвард Браун.
Признаваясь, что он не знал, какую роль играла Мура в жизни Локкарта, Горького и Уэллса, Браун писал:
Будучи настоящим художником, Вы сумели сделать из этой истории увлекательнейшее повествование, в котором есть и ирония, и пафос и в котором на редкость удачно сочетаются сочувствие Муре и желание отдать должное ее незаурядности со скептическим отношением к ней и желанием от нее дистанцироваться267.
А в конце письма Браун вопрошал: «Понятно ли Вам, какую замечательную книгу Вы написали? Мне кажется, что нет!»268
Отзывы на «Железную женщину» поступали к Берберовой и от незнакомых читателей. Среди них был, в частности, Сергей Довлатов, которого Берберова знала в то время лишь понаслышке. Излагая свои впечатления от прочитанного, Довлатов писал:
Мне представляется совершенно исключительной жанровая разнородность этой книги при общем единстве материала. В ней есть черты биографии, авантюрного романа, культурного трактата и физиологического очерка. Но гораздо более меня поразило нечто такое, что я затрудняюсь выразить, и, пытаясь все же это сделать, заведомо предвижу собственное косноязычие. Меня поразила сбалансированность, внутренняя соразмерность чувств и отношений автора с героями. Притом что в книге содержится масса негативных соображений относительно Марии Будберг, Уэллса, Локкарта и Горького в самом широком спектре: от иронии, насмешки до изобличения во лжи, бездушии и маразме у читателя нигде не возникает впечатления дискредитации и тем более сведения счетов, зависти и злобы. Что бы Вы ни писали о Горьком (а там, особенно в конце, есть убийственные вещи), все равно остается впечатление крупной личности, каковою Горький, видимо, и являлся. <> То же (насчет соразмерности чувств, баланса отношений) можно сказать и о других героях. Короче (и, может, не стоило мне огород городить), получились живые, многокрасочные портреты и люди [Довлатов, Берберова 2016: 35]269.
Как Берберова узнала впоследствии, в «совершенном восторге» от «Железной женщины» был и живший в Париже Виктор Некрасов270. С Некрасовым Берберова знакома не была, хотя всегда хотела познакомиться. Но каждый раз, когда она приезжала в Париж, он был или серьезно болен, или в отъезде, а в 1987 году скончался.
Первый тираж «Железной женщины» разошелся стремительно (спрос на эту вещь, как Берберова писала Лидии Швейцер, уступал только спросу на книги Солженицына271), и «Russica» срочно готовила второй тираж. На волне такого успеха издательство заключило с Берберовой договор на сборник ее избранных стихотворений, а также на книгу о масонах.
В том же 1982 году парижское издательство, куда Швейцер отдала свой перевод «Аккомпаниаторши», после длительного промедления выпустило повесть. Берберова получила несколько экземпляров, часть которых раздарила знавшим французский знакомым. Отзывы на перевод были самые лестные, чем Берберова поторопилась порадовать переводчицу.
Словом, хорошие новости значительно перевешивали плохие, но зимой настроение и самочувствие Берберовой внезапно пошли на спад, побудив 31 декабря записать в дневнике:
Что-то со мной делается странное: psychosomatic. Усталость сердца, судороги, тоска, ничего не могу, но ничего и не хочется. Думаю, начало конца. Хочется солнца, и легче, когда оно есть. Что-то надо предпринять решительное. Стало вдруг ясно одно: что не важно когда (хоть сейчас), а важно как. Но хорошо бы привести в порядок мои архивы и отдать их в Бейнеке. Боюсь, что на это не хватит сил. Сил меньше, чем было год назад, и иногда мне кажется, что их меньше, чем неделю назад. Но это не так, и когда сияет и греет солнце, то все меняется272
Следующий, 1983 год был, видимо, достаточно солнечным, и состояние Берберовой значительно улучшилось. Об этом говорит ее переписка, так как к дневнику она не прикасалась.
Вопреки опасениям Берберовой, у нее хватило сил на то, чтобы подготовить и передать в Бейнеке, где была уже бóльшая часть ее архива, очередную порцию материалов. Она также смогла принять деятельное участие в посвященном Набокову «фестивале», проходившем в апреле в Корнельском университете. К этому «фестивалю» Берберова подготовила доклад под названием «Nabokovs British Ancestry» («Английские предки Владимира Набокова»), который, несколько доработав, опубликовала впоследствии на английском и на русском [Berberova 1985; Берберова 1987].