Дельфина почувствовала что-то за миг до того, как все случилось. Порыв ледяного ветра, взгляд, скользящий по толпе, ищущий. Она не увидела, а догадалась: Мара!. Богиня Смерть, которой братец самонадеянно отказался принести жертву. Близко! Девочка успела беззвучно вскрикнуть:
Теор!
Противники стояли довольно далеко друг от друга и вроде бы только примеривались перед новой атакой. Потом меч невозможным движением скользнул поверх кольчуги. Отточено полоснул горло и, сочась алым, остался в руке победителя. Регинец отступил назад, удивленно как-то поднял руку. И, захлебываясь кровью, рухнул к ногам Теора. Толпа в неистовстве закричала: Добей!, и это следовало сделать хотя бы из жалости, но он не слышал. Человек на земле метался в агонии, а островитянин на свой меч смотрел так, словно тот превратился в гадюку. Игра, в которой ему равных не было, вдруг перестала быть игрой.
Клятва, напомнили ему, когда регинец затих. Иди к Морю.
Он не пошевелился. Но Обряд следовало завершить, и Терий подтолкнул его, заставил подчиниться.
Надо произнести клятву, мальчик
Теор был не первым и не последним, кого наставнику довелось видеть в момент первого убийства.
Дай руку. Теперь повторяй за мной. Ничего, мальчик, это со всеми однажды было.
Наверное, Теор все-таки произнес положенные слова, но никто, кроме Терия, их не услышал. Юного разбойника назвали тэру, одним из нас, стали поздравлять, а он совсем по-детски расплакался, повторяя, что не хотел. Дельфина ужасно жалела, что не вправе к нему прикоснуться, но это мог сделать Наэв. Он пробрался через толпу, повел друга прочь, уговаривая:
Но ведь к этому нас и готовили. Разве нет?
Еще вчера Дельфина не задумывалась о гибели врагов, хоть и видела много раз, как их убивают. Срочно решила не задумываться и впредь а то ведь и с ума сойти можно. Теор, забыв всю браваду, всхлипывал на плече названого брата, и юной тэру показалось: нет и не может быть никакого соперничества. Она все придумала. Вот же Наэв, здесь, утешает, как может. Сколько их помнит Дельфина, лучший из лучших шагу не делал без приятеля, хоть и без сомнений мнит себя главным.
И последнее, что запомнилось Дельфине из того дня признание Теора:
это былотак легко
Жрица рванулась к поверхности, и воспоминания рассыпались на тысячу текущих по лицу капель. Поединок всем известная часть Посвящения, есть и потаенная его часть. На берегу шло пиршество. Тэру уплетали дичь, рыбные лепешки и редкий лесной дар плоды древесной земляники. Шутливо делали вид, что не узнают новопосвященных. Говорили: акула Мары сожрала детей, которыми еще вчера были эти четверо. Сожрала детей вернет воинов. Маргара обошла всех четверых с чашей, сказала: они достаточно взрослые, чтоб попробовать меркатскую смолу. Теперь Дельфина все знает о тайной стороне Посвящения, а тогда просто делала, что велели. Осушила чашу, не морщась, стало веселей и теплей. За спиной Маргары стояла змеехвостая богиня Мара, а девочка едва подавила смех, представив, как неуклюжа на суше богиня дальних глубин. Не удивилась, не испугалась: Госпожа Смерть пришла на ее праздник и ждет угощения, как и все. Маргара протянула руку: "Твой Акулий Зуб, дева", и Дельфина отдала кинжал. Не спрашивала, какой обряд свершится в лесу. И Теор не спрашивал, но все понял.
Ныне Акулий Зуб ее погребен в пучине. Она нащупала ногами дно и почувствовала в нем дрожь. Или дрожала она сама для Дельфины иногда стиралась грань между стихией и собственным телом. Может, Море готово извергнуть назад всю кровь, что слизало с берега за века? И ту, что запеклась на ее кинжале, тоже.
Нетвердой походкой она пошла на берег.
Молоко
На память о морском народе в Регинии осталась область Бера его древняя прародина. Это по ее берегу когда-то бродила великая колдунья Арида, чьим именем и теперь пугают регинских детей. Островитяне не пишут хроник. Лишь легенды повествуют о том, как их предки проиграли в борьбе с более сильными народами, и о том, как Острова стали их спасением от рабства.
Родина Дельфины десять упрямых клочков суши. В голове четырнадцатилетней девочки плохо укладывалась мысль, что мир, подобно человеку, взрослеет и меняется, но она знала, что это так. Непостоянны даже боги. Острова в младенчестве были зелены, изобильны и безлюдны. По их каменистым берегам бродил Алтимар, Господин Морской Глубины, оглядывал, как добрый хозяин, владения готовил дом своим детям. Первой из людей на Острова ступила дева, и была она из рода колдуньи Ариды. Потом морской народ заселил эту благословенную землю, возделывал почву, растил виноград и оливы, охотился в лесах, ловил рыбу, множился и процветал. Боги не ошиблись, избрав своими любимцами островитян, потому что Региния скоро променяла старых богов на Распятого.
В неурожайные годы островитяне привыкли обращать взгляд на Побережье: если высшие силы не дают благополучия, значит, велят его украсть. Прежде было, не как теперь. Походы и набеги были делом отчаянных, остальным и дома жилось не плохо. Но Острова иссякали, не в силах прокормить растущее население. Рыба уходила от берегов, исчезла крупная дичь, измученная земля год от года давала меньше урожая. Навоз и ценный птичий помет уже не могли накормить почву. Господин Морской щедро выбрасывал на берег водоросли, а островитяне вилами зарывали их в пашню, и молили о плодородии матушку Дэю. Уже не помогало. И все заманчивей казались богатые Лесные Земли по ту сторону Моря сколько же там полей, сколько добычи! Постепенно складывалась военная Община. Родившись на Острове Леса, она скоро все Острова взяла под свою твердую руку. Современники Дельфины смутно помнили, как чуть было не собрался морской народ перейти от набегов к завоеванию. И кто знает, чем бы это закончилось для регинцев. То ли Распятый Бог вступился за своих, то ли Мара не знает разницы между своими и чужими. Эпидемия захлестнула вначале Меркат, потом на кораблях причалила к Островам и стала кошмаром для замкнутого мирка. С ужасом повествуют легенды о Плохих Временах мора, голода и безвластия. Смерть добралась и до Побережья, больно прикусила его города и деревни, но островитянам было уже не завоеваний.
Тэру потомки выживших. Эпидемия навсегда изменила облик Общины, сплотилазаперла остатки морского народа в единую семью под непререкаемой властью Старейшин. Эпидемия же подсказала кому-то мысль: заменить умерших сыновей дочерьми. Когда мужчин не хватает, женщины могут пахать землю, управлять и сражаться нужно лишь их правильно воспитать. Во времена Дельфины население Островов вновь росло, а земля медленно, но верно, превращалась в камень. Никто уже не помнил года без набега. Инве и его волков чтили больше, чем богов урожая. А первее всех чтили Алтимара, что открывает дорогу к добыче.
Господин Морской правит великой стихией, от которой зависят Острова. Ему поклоняются в Святилище, его Жрицы благословляют в битву. Каждая девочка становится его женой прежде, чем будет отдана смертному мужу. Мужчины Островов знали, что лучше руку себе отрубить, чем коснуться Невесты, носящей Белые Ленты в волосах. Пять Старших Жриц, Мудрые, были наделены даже большей властью, чем трое Отцов-Старейшин. Их слово священно, их мнение на Большом Совете не оспаривалось, и не было важного вопроса, что решался бы без их участия.
Много лет назад Циана, дочь Цианы и Алтима, явилась на Остров Обрядов с кувшином молока и маленьким сыном, который увязался за ней вприпрыжку. Боги Островов, кроме Мары и Алтимара, считались детьми царственной четы матушки Дэи и Каэ, повелителя голубого неба. В древности у каждого культа были свои храмы и жрецы, но в Плохие Времена боги пожелали жить единой семьей под властью Алтимара. Отчего-то лишь Жрицы Алтимара верно истолковали их волю. Служители других культов, особенно гордые жрецы Каэ, возражали, но не долго. С тех пор нет на Островах жрецов-мужчин.
Циана привязала лодку. Напомнила сыну вести себя тихо. Тщательно расправила покрывало на голове, чтоб ни пряди седеющих волос не было видно. Умылась, выжала и отряхнула намокший подол рубахи. Поверх рубахи была надета лучшая из двух ее туник почти без заплат и крашенная отваром желудей в коричневый. Трудно являться к богам опрятной, если до них несколько часов гребли против течения. Циана была простой и набожной женщиной, при одной мысли о Святилище ей хотелось пасть ниц.
В полном молчании она минула колоннаду, с которой начинались владения высших сил. Склонила голову перед Стражницами Ворот самыми юными женами Алтимара. Их было десять, по числу колон, и на Циану они обратили не больше внимания, чем на палящее солнце. Остров Обрядов тонул в крупнолистной сочной зелени, за которой почти не видно было построек. У малыша Кэва глаза разбегались от цветов всех красок, форм и ароматов. За частоколом стволов и кружевом лиан настолько мало угадывались каменные стены, что и не верилось в камень. Тэру мало размышляли о том, кем и когда было построено Святилище. И не удивлялись, что растения земли богов не встречаются больше нигде на Островах и в Регинии, и даже на родине всех диковинок в Меркате.
Циана прошла мимо рощи Нат, мимо Пряхи на серебряном троне, и, наконец, остановилась у Террасы Супругов. Никто ей не встретился. Ни один звук не нарушал тишину, кроме рокота Моря и пения Стражниц. Кожей Циана ощущала, что за ней наблюдают, но, подобно духам природы, Жрицы оставались не видимы. На ступенях красовались Каэ-бык и золотое дерево Дэи рогатый череп с последнего Бычьего Праздника и ветви, тяжелые от золотых украшений. Дерево было вертикальной жердью с неловко прилаженными ветками, но таким оно могло показаться лишь чужаку. Циана твердо верила, что перед ней воплощение богини. Одиннадцатый раз в жизни она пришла полить воображаемые корни молоком белой телки. Циана не ощущала радости, за которую благодарила богиню, но таков был обычай. Она знала, что отвар спорыньи избавляет от лишних даров свыше, но не смела так поступить без разрешения Старух. Совет учит, что родить Общине ребенка деяние столь же достойное, как сражаться за Общину. Ведь единственное плодородие Островов, которое не идет на спад, в их женщинах.
Анфилада виноградных арок привела Циану к последнему пределу, за который не дозволялось заходить простым смертным, к самому храму Алтимара. Густо высаженные деревья Мары преградили путь, не давая даже рассмотреть священное здание. Женщина склонилась и заставила поклониться Кэва. И произнесла свою просьбу:
Никогда прежде, Мудрые, я так не поступала. У моих старших детей уже растут свои дети. Я рожала десять раз, и с каждым годом это все тяжелее. Что, если в одиннадцатый я умру?
Возможно, позади зелени открылись ворота или калитка. Гроздья желтых цветков чуть задрожали, чуть шевельнулись хвойные лапы дерева Мары. Островитяне умели бесшумно двигаться. Жрицы владели этим искусством настолько, что их появление казалось чудом. Перед Цианой замаячило синее платье.
Молись Матери Дэе, произнес голос над головой женщины. Кэв под боком восторженно прошептал "Рыбки!" и потянулся к серебряной вышивке на подоле Жрицы. Мать машинально дала ему по рукам. Ты крепкая женщина, говорила Мудрая, которую все привыкли звать Медуза. Она была так стара, что все успели забыть, имя это или прозвище. Твой младший уже говорит и не сосет молоко, скоро ты отдашь его Острову Леса. Тебе рано еще быть засохшей лозой. Кто знает, быть может, одиннадцатый ребенок будет тебе дороже остальных?
Они все мне одинаково дороги, сказала Циана, но спорить не посмела. Поклонилась и пошла обратно. Маленький Кэв из всего сказанного понял, что скоро не будет самым младшим.
Мудрые правы, рассудила Циана. Злое дело оборвать чью-то жизнь, а ей доводилось делать это в юности чаще, чем хотелось. Незачем поступать с моим ребенком, как с регинцами, решила Циана и в очередной раз подчинилась долгу.
Позже к Старухам явилась другая женщина из той же деревни, но в синем платье Жрицы. Совсем юная Стражница Ворот, лишь недавно сменившая Белые Ленты на Синие, жреческие, Тина, дочь Круды и Нависа, услышала приговор:
Твои бедра слишком узкие. Дитя застрянет и убьет тебя.
Тина была тоненькая и щуплая, угловатая и бойкая особенно, когда упоминали ее рост. Казалось, всю отпущенную длину ее тело потратило на волосы угольно-черные, они с бешеной яростью вились, жесткие, неподвластные даже ветру на Море, не то что гребню. За девушкой словно повсюду следовал густой водопад из смолы. В рейдах она бывала отчаянней иных здоровых громил, и гордилась этим. А наставники гордились Тиной как шедевром Острова Леса: даже такую пигалицу можно воспитать правильно! Достигать и не жаловаться вот чему ее научили хорошо. Тринадцать из своих шестнадцати лет она провела на Острове Леса, не помнила давно умерших родителей, почти не знала иной жизни, кроме детской общины. Она выбрала жизнь Жрицы. Значит, у нее не будет иного супруга, кроме Алтимара. А дети ее должны родиться от таинств при полной Луне, когда Жрицы пируют на берегу с богом Моря.
Я дала клятву служить Островам и быть плодоносной! заспорила Тина.
Ты не давала клятвы умереть без всякой пользы, возразили Старухи. Боги знают, как ты смела во время рейдов. Но не каждая создана быть матерью.
Дельфины
Этот берег отчего-то называли Берегом Чаек, хотя водились они на Островах повсюду. Это была большая (но не самая большая на Островах) деревня. Тэру приучены были ничего не считать своим. Земля и виноградники, скот и лодки принадлежали Общине. Региния делила людей на молящихся, трудящихся и сражающихся. Людей и деревьев на Побережье всегда было больше, чем на Островах. Но разбойникам, как и их врагам, приходилось сеять и жать, полоть и молотить, косить и пасти. Поэтому трудились, как и сражались, вместе, чередуя обязанности. Хлеб и улов делили по слову старейшины. О сиротах и немощных заботились всей деревней. Никто не голодал, никто не ютился в покосившейся хижине кроме дэрэ, конечно. В хороший год посланцы Отцов-Старейшин шли по домам и забирали столько излишков, сколько считали нужным. В год саранчи и засухи зерно из амбаров Совета раздавали людям. Циана вернулась на Берег Чаек, домой, и мужу сказала, что их одиннадцатое дитя появится на свет по воле Дэи и Медузы. Вернулась и Тина несколько дней спустя, когда кончился ее черед петь перед Воротами. Мудрые дали ей отвар. Велели выпить перед грядущим Полнолунием, чтобы семя бога не стало в ней ребенком. Тина вылила отвар в Море. Она никогда не отступала перед опасностью. И ненавидела приказы.
Много слухов потом ходило о первом для Тины Обряде. Шептались о предсказание. Будто бы гадание обещало Жрицам, что родится на Островах великий воин. Она быстро поняла, что боги благословили ее, и возгордилась милостью Алтимара и своей смелостью. Молоденькая Жрица, единственная в деревне, не имела близкой родни и жила одна. С соседками она держалась колючим морским ежом, а с соседями начала флиртовать, едва сняв Ленты. Никто не заметил ее секрет. Как и всегда, Тина выходила на лодке за летним зубастиком и сар-рыбой; упражнялась с оружием; вместе с другими женщинами таскала тяжелые ведра морской воды к сушильным котлам, где вода испарялась, оставляя соль. Растущий живот она прятала под одеждой не по размеру. Дитя в ней жило, как звереныш, без человеческой души, потому что Тина не могла просить кузнеца выковать Акулий кинжал ее ребенку. После месяца жатвы пашня заснула под беспощадным солнцем. Деревня снаряжала корабль, мужчин и молодых женщин летом останется дома не больше трети. Накануне рейда Жрица нарочно проколола руку рыбьей костью, чтобы остаться дома. Хвалила себя за находчивость, тихонько смеялась над Старухами из Святилища. Родить она решила тайком и тогда уже предъявить Мудрым живое и здоровое дитя Алтимара как победу над их приказами.