Ева!
Ева вздрогнула. Над ней обеспокоенно склонился Саваоф Теодорович, но в полумраке комнаты она плохо видела его лицо.
Как Вы себя чувствуете?
Ева ничего не ответила. Она лежала на диване, укрытая сверху тяжёлым пледом, а за окном вовсю бушевала гроза, и чёрное небо, затянутое тучами, не переставая, порыкивало раскатами грома.
Нормально Не до конца ещё вылечилась
«Что это было? вымученно подумала Ева, садясь на диване. Потеря сознания? Сон? Конечно, сон что же ещё? Но что я вообще тут делаю? Я не должна быть здесь, меня сюда не звали».
Кошмар приснился? сухо поинтересовался Саваоф Теодорович, отходя от дивана, и в его голосе Ева уловила какие-то странные стальные нотки: он был не в духе.
Не знаю Пожалуй и да. Мне приснилось, что я умерла.
Страшно было?
Да не то чтобы Просто как-то странно. Меня не было, и всё. Не могу объяснить.
Ева всё-таки встала. Саваоф Теодорович стоял у плиты и смотрел в окно, о чём-то напряжённо думая. Зубы были плотно стиснуты, и на его лице иногда играли желваки; Ева заметила, как язык медленно прошёлся по внешнему ряду зубов и исчез за другой щекой.
Что-то случилось?
Саваоф Теодорович повернулся к ней. Второй глаз, до этого ярко-зелёный, превратился в угольно-черный.
Глава 8. Картинная галерея
На кухне стояла звенящая тишина, нарушаемая только тиканьем часов, которое казалось сейчас до неприличия громким. Ева поднялась из-за стола, чтобы достать кружки и налить чай себе и Саваофу Теодоровичу, который уже несколько минут задумчиво рассматривал графин с водой. Ужин в его тарелке, приготовленный Евой, давно остыл, но он, казалось, и вовсе не замечал его присутствия.
Раньше у меня оба глаза были зелёными, наконец нарушил тишину Саваоф Теодорович, всё-таки обратив внимание на еду у себя под носом. Ева в это время вернулась с чайником и налила ему в чашку горячий напиток. Как сейчас у Ады.
Девушка села за круглый обеденный стол напротив мужчины и размешала металлической ложкой сахар; та зазвенела, словно колокольчик на дуге лошади, запряженной в быструю русскую тройку. Саваоф Теодорович поднял глаза на Еву и долго посмотрел на неё, только он посмотрел как-то мимо, будто не видел её, находясь в собственных глубоких мыслях. Наконец он заметил чашку около себя, тихо размешал сахар, не касаясь ложкой керамических краёв, и отпил, приходя в чувство.
Я сейчас немного плохо вижу правым глазом тем, что почернел, но завтра уже будет всё в порядке, сказал Саваоф Теодорович больше себе, чем Еве. Надо только закапать капли, и тогда всё будет хорошо
Её рука случайно коснулась его кончиков пальцев, и в этот момент Еву вдруг сильно обожгло, словно она дотронулась до раскалённого металлического чайника. Она медленно втянула носом воздух, но руки не отдернула, чтобы не выглядеть невежливой. Саваоф Теодорович, почувствовав чужое прикосновение, встрепенулся, с интересом посмотрел на кисть девушки и, взяв ту в свою большую руку, перевернул ладонью вверх. Жжение прошло, поэтому Еве осталось лишь с недоумением наблюдать, как Саваоф Теодорович выискивает что-то в её руке, с любопытством водя пальцем по ладони.
У Вас довольно длинная линия жизни, наконец сказал он, отпуская её руку. И судьбы тоже.
Вы умеете гадать? с удивлением спросила Ева, рассматривая свою ладонь, хотя линии совершенно ни о чем ей не говорили.
Да, есть такое, протянул Саваоф Теодорович, разминая спину. Когда-то давно заинтересовался этой темой, а потом как-то привязалось. Умеете играть в карты? вдруг спросил он, заглянув ей в лицо.
Только в обычного «дурака», ответила немного растерянно Ева, не совсем понимая, к чему был задан этот вопрос.
В обычного «дурака», так в обычного «дурака» задумчиво протянул Саваоф Теодорович. Он собрал со стола тарелки, поставил их в раковину, затем прошёл к одному из книжных шкафов в гостиной и вынул из ящика толстую колоду карт.
Будете? спросил он, перемешивая карты.
Только не на что-то, с сомнением в голосе ответила Ева, подозрительно поглядывая на руки Саваофа Теодоровича, которые ловко перетасовывали колоду.
О, нет-нет, что Вы. Сыграем просто так, заверил Саваоф Теодорович, раздавая карты.
Сыграли. Ева все три раза проиграла, даже тогда, когда, как ей казалось, победа была на её стороне. Саваоф Теодорович, снисходительно хмыкнув, собрал карты обратно в коробку.
Не расстраивайтесь, Ева. Не повезёт в картах повезёт в любви.
Девушка, поблагодарив Саваофа Теодоровича за совместный ужин, начала собираться домой, но на улице в это время началась самая настоящая буря: ветер опрокидывал мусорные баки, цепляя бумажки и пакеты за ветки деревьев, гнул короны чуть ли не напополам и даже снёс с маленькой мороженой будки крышу.
Вы меня, конечно, извините, Ева, но в такую погоду я Вас на улицу не пущу.
Ну что Вы, Саваоф Теодорович, я как-нибудь дойду
Нет, ни в коем случае. Я приготовлю Вам комнату.
Ева не горела сильным желанием ехать в такую погоду домой, поэтому особо не отказывалась, к тому же она боялась, что ей снова может стать плохо. Она сняла туфли обратно, поставила их в прихожей и прошла за Саваофом Теодоровичем по тёмному коридору, который раньше как-то и не замечала.
Как оказалось, слева от лестницы, ведущей на второй этаж, был узкий проход. За первой дверью была ванная, а вот за ней располагалась гостевая комната, которую Ева никогда не видела, и ещё одна лестница куда-то вниз.
У Вас есть подвал?
Да, а Вы что Ах, точно, ведь у Вас не было полноценной экскурсии по дому, сказал Саваоф Теодорович, открывая дверь внутрь. Что ж, нам выпал прекрасный случай это исправить.
Чёрт возьми, Ева, что с Вами случилось?.. с ужасом спросил он, когда девушка повернулась к нему спиной. Ева с удивлением посмотрела на себя в зеркало и только сейчас заметила, что подол её платья был испачкан уличной грязью и местами даже порван.
А, да так, отмахнулась она, рассматривая разодранную ткань. Ничего страшного.
Нет, это не дело. Сейчас я принесу Вам полотенце и новую одежду, сказал Саваоф Теодорович и скрылся в темноте коридора.
Пока он ходил за вещами, Ева прошла в ванную и осмотрела себя в зеркало. Да, платье действительно выглядело не очень красиво в мокрой земле и разводах от проливного дождя; к нему даже кое-где приклеились оторванные ветром листочки наверное, остались после утренней прогулки с Адой.
Полотенце и чистая одежда, Саваоф Теодорович протянул девушке стопку чего-то выстиранного и выглаженного и закрыл дверь. Умывальные принадлежности возьмите на третьей полке, глухо донёсся его голос откуда-то снаружи.
Благодарю Вас, Саваоф Теодорович! крикнула Ева в неизвестность, но ей уже никто не ответил. Тогда, скинув с себя грязное платье, она залезла в большую ванную и включила воду.
Саваоф Теодорович стоял рядом с комнатой, опершись лбом на стену, и внимательно слушал, что происходит за дверью. Вот зашумела вода; мужчина развернулся и коснулся затылком холодной поверхности. Странная девушка. Мало того, что она ничего ему не говорит, так даже в её голове нет ни одной плохой мысли о нём. Саваоф Теодорович вынул из нагрудного кармана маленькое зеркальце и внимательно посмотрел в него. Два чёрных, как угольки, глаза смотрели на него в ответ как-то сурово и грустно одновременно; радужка была настолько тёмной, что зрачок сливался с ней. Вдруг в глубине карих глаз появились красные искорки, словно до этого холодный металл раскалили до предела. Радужки засветились, постепенно окрасились в вишнёвый цвет и так же медленно потухли, оставив после себя лишь лёгкое послевкусие тепла.
Ева закончила мыться и вышла из ванной комнаты. Платье, которое дал ей Саваоф Теодорович, было очень удобным и подходило по размеру, хоть и немного старомодным, как будто не из их века, так что оставалось только гадать, откуда оно у него взялось. Травянисто-зелёный цвет платья странно подчёркивал её небесно-голубые глаза и светлые волнистые волосы. Ева любила свою внешность, но иногда ей почему-то казалось, что такое сочетание придаёт глупый или детский вид, хотя ей скоро должно было исполниться уже двадцать пять лет.
Раздался стук в дверь, и Саваоф Теодорович позвал Еву на экскурсию по дому.
Прямо напротив двери временной комнаты девушки была лестница, уходящая куда-то вниз, в темноту; она располагалась точно под лестницей на второй этаж, поэтому Ева раньше её не замечала. Далее находились уже знакомые ей кухня и гостиная, ничем не разделённые между собой, маленькая прихожая, в которой Ева недавно оставила свои туфли, а также подъём наверх.
На втором этаже было довольно много дверей, но ни в одну из них, кроме детской и ещё одной ванной Еве так и не довелось зайти. Саваоф Теодорович достал из кармана брюк связку ключей и отпер одну из дверей с правой стороны. Девушка увидела маленькую, но добротно обставленную комнату: мебель из тёмного, почти чёрного дерева, такой же тёмный паркет, сероватые обои, явно сделанные на заказ. Посередине, чуть придвинутый к стене стоял большой рабочий стол, на котором аккуратными стопочками громоздились разные бумаги, папки, отчёты и прочие документы; стены по бокам рабочего стола украшали шкафы-уголки, битком заполненные книгами. Ева с искренним любопытством и некоторым уважением разглядывала комнату, пока внезапно не почувствовала, что Саваоф Теодорович показал ей нечто очень личное и неприкосновенное, что не показал бы другому человеку и куда, возможно, не пустил бы даже Аду. Ева развернулась к Саваофу Теодоровичу и наткнулась на его хитрый изучающий взгляд.
Это Ваш кабинет? спросила она, пока мужчина запирал дверь обратно на ключ.
Именно так, ответил он и убрал связку обратно в карман брюк. Там моя спальня, Саваоф Теодорович показал на последнюю дверь в конце коридора напротив детской. Думаю, в ней нет ничего интересного, поэтому предлагаю посетить подвал.
Они спустились по лестнице на первый этаж и прошли к тёмной лестнице. Саваоф Теодорович щёлкнул выключателем, и чернота сразу превратилась в светлые и удобные ступеньки, приглашая девушку к себе в гости. Мужчина прошёл первым, нащупал ещё один переключатель, и щёлк! в подвале зажёгся свет.
Вы пока осмотритесь, а я, если Вы не против, проверю Аду.
Ева коротко кивнула, и Саваоф Теодорович исчез на освещённой лестнице. Девушка огляделась. Подвал был больше, чем она представляла: от комнаты, в которой она оказалась, в противоположные стороны, направо и налево, вели два довольно широких для подвала коридора. Помещение, в котором сейчас стояла Ева, представляло из себя то, что и должно было представлять традиционную кладовку, правда, педантично обставленную шкафами. Гаражные полки стояли здесь, как в библиотеке, в несколько рядов, а именно в три, и каждая из них была плотно забита разными книгами. Тут же Ева нашла две головы животных, козла и волка, которые раньше висели в гостиной. «Точно, подумала она, разглядывая неподвижные фигуры, Саваоф Теодорович говорил, что перенёс их в подвал». Слева от лестницы был камин, напротив которого стоял небольшой уютный диван; чёрный ковёр из чьей-то шкуры лежал перед ним, раскинув лапы в разные стороны. Смутное чувство дежавю посетило Еву, и она сразу вспомнила, где видела похожую обстановку: во второй свой день, когда разговаривала с Саваофом Теодоровичем в темноте. Эта мысль так потрясла её, что она ещё несколько раз обежала подвал, дабы убедиться в её правдивости. Да, вот и это кресло слева от камина, на котором сидел Саваоф Теодорович! Ева тоже села в него удобное. Немного понежившись под мягкое потрескивание камина, девушка наконец обратила внимание на два белых пустынных коридора, уходящих в разные стороны, прямиком к ним.
Это была картинная галерея.
Всё было как в музее. На белой стене слева висели через равный промежуток небольшие картины, освещаемые сверху лампами на изогнутых ручках. Полумрак, парящий в воздухе между полотнами, прерывался островками света, треугольниками спадающими с потолка на пол.
Ева подошла к первой картине. На ней был изображён Саваоф Теодорович, сидящий в большом чёрном кожаном кресле, при этом здесь он был явно моложе: оба глаза ещё были зелёными, а сам мужчина немного худее. Ева с некоторым удовольствием отметила, что нынешний Саваоф Теодорович нравится ей гораздо больше. «С.Т. Деволинский», было подписано на маленькой железной табличке под картиной.
На следующем полотне была изображена молодая пара, стоящая где-то в английском парке на фоне белой каменной беседки. Худощавый высокий парень в белой рубашке и тёмных брюках на подтяжках, с клетчатой кепкой на голове согнул в локте руку и подставил её своей спутнице. Глаза у него были немного раскосые, на выкате, и смотрели колко и цепко даже с картины. Приглядевшись, Ева с удивлением узнала в нём «человека в окне» и сразу с ужасом отпрянула, будто он мог сейчас же сойти с полотна и протянуть девушке руку. Молодая спутница человека была одета в чёрное платье с таким же чёрным тугим корсетом, затянутым на спине; чёрные, как смоль, локоны крупными волнами спадали по спине, и ярко-зелёные глаза, будто светящиеся изнутри, задумчиво и как-то печально смотрели на зрителя. Девушка держала своего спутника в сгибе локтя и едва заметно улыбалась, явно по просьбе художника. Подписи у картины не было.
Далее шло изображение младенца, лежащего в довольно широкой колыбели: чёрные волосы коротким пушком обрамляли голову, словно шапочка, а ярко-зелёные глаза выделялись на лице двумя большими изумрудами. Справа от картины была медная небольшая табличка: «Аделаида Саваофовна Деволинская».
Ева медленно прошла ещё несколько портретов. Вот маленькая девочка всё с теми же зелёными глазами стоит в парке вместе с Саваофом Теодоровичем и держит его за руку. Вот школьница лет семи с чёрными волосами ниже плеч и большим букетом в руках сидит на кожаном диване, очевидно, в гостиной, а вот на вид девятиклассница с длинными чёрными косами и ярко-зелёными глазами в простом чёрном платье показывает невидимому художнику красный аттестат.
Ева прошла дальше. «Аделаида Саваофовна Деволинская», гласила маленькая надпись на позолоченной раме. На картине была изображена красивая молодая девушка лет семнадцати с длинными, чуть кудрявыми чёрными волосами и ярко-зелёными, как у отца, глазами. Она смотрела на Еву весьма осмысленно и исподлобья, со злой хитринкой во взгляде, словно её юная душа уже успела познать все тайны грешного мира. Уголки немного пухлых губ сердечком грустно опустились, а сцепленные в замок ладони побелели от напряжения. На девушке было красивое платье иссиня-чёрного цвета, на котором тонким белым узором были вышиты кружевные розы.
На следующей картине была изображена зрелая женщина на вид лет тридцати. Чёрные соболиные брови хмуро сведены вместе, острый взгляд всё тех же ярко-зелёных отцовских глаз. Женщина сидела в кресле, вальяжно положив руки на подлокотники, а у её ног лежало большое чёрное мохнатое нечто. «Аделаида Саваофовна Деволинская», было написано мелким почерком на табличке рядом с картиной.
Ева подошла к следующему полотну. Статная пожилая женщина с чёрными волосами, уже тронутыми у корней сединой, строгой аристократической осанкой и суровым взглядом потемневших от времени зелёных глаз стояла рядом с фортепиано, положив на него руку. Чёрное струящееся платье практически в пол подчёркивало её худую фигуру, которая сливалась со стоящим позади лакированным роялем и тёмным, очевидно, мраморным полом. Её ноги закрывало какое-то большое мохнатое существо, отчего почти вся картина сливалась в чёрное нечёткое пятно, на фоне которого выделялось болезненно бледное лицо женщины. «Аделаида Саваофовна Деволинская».