Опасная профессия - Кирилл Берендеев 8 стр.


Я еще раз глянул на последние снимки Лиды, те самые, с которых на меня смотрела чужая женщина. Отложил, снова взялся за телефон. Писем друг другу за полгода они написали много, на роман, только читай. Но уже не хотелось.

 Не в курсе, а почему они в Горлово поехали?  от неожиданности или от долгого молчания Антонов, кажется, задремал, ибо вздрогнул всем телом и стремительно повернулся ко мне, прежде, чем пожать одним левым плечом и ответить:

 Сколько ты уже читаешь, почти час, а самого главного не увидел. В мае они там побывали, в самом начале знакомства, Харитон какой-то закут снял, четыре дня в нем провели. А перед кончиной решили помянуть былое.

Он выдохнул, долго молчал, не глядя на меня. Потом поинтересовался, буду ли я и дальше мучить мобильник. Я покачал головой.

 Уже без надобности. Возьми.

Вправду, больше незачем. Совсем чужая женщина, ничего общего. Или я за то время, что мы провели вместе, так и не потрудился ее узнать?

Моя Лиза ушла в прошлое вместе с мечтами о ней. Потому и отпустить оказалось легко, как перышко, присевшее ненароком на плечо. Незаметно появилась она из мрака ночи, столь же неуловимо скрывалась в нем.

 Что решил?  спросил Антонов, прерывая ход мыслей. Я кивнул на фото Харитона. Лицо молодого человека обезобразила разбитая скула. Не сразу заметно, при первом, мимолетном взгляде, подумал, тени.

 А что это с ним?

 Я сам подумал на насилие, но нет, за два дня до случившегося к бывшему мэру за подачкой ходил,  и, поймав мой недоуменный взгляд, уточнил:  А ты не в курсе, что у того благотворительный фонд для шибко нуждающихся. Да только мордой не вышел. Там уж совсем бездомных берут или своих обслуживают. По слухам, это обычная стиралка для черного нала.

 Откуда такая информация?

Антонов пожал плечами.

 Ходят слухи. Доказать ничего не можем, вернее, могли бы, будь свидетели поразговорчивее. Сам понимаешь, даже против бывшего мало, кто хочет слов сказать. Он в городе по-прежнему голова, в отличие от головы нынешнего. Так что Харитон зря к нему ходил, бедным у нас не подают. Поддают только.

 Нет, он за другим поперся,  хмыкнул я, пристально глядя на следователя.

Мысль мелькнула, ну не получилось у них, может, хоть у этого выйдет. Глупо, конечно, все равно Лиза ушла. Все равно непонятно, что испытывала да ощущала ли хоть что-то, кроме наивной привязанности, которую принимала за первую любовь. Это все давно позади. Но только что-то, заноза некая, не давала покоя. Хотелось хоть напоследок, в память об ушедшей помочь.

 Харитон человек наивный. Нашел компромат на моего клиента и решил выбить немного денег из бывшего мэра, который засветился при получении взяток от Коробанова в особо крупном  помолчал и прибавил:  Только я тебе этого не говорил.

Антонов осклабился:

 О чем разговор. Ты вообще никудышный адвокат, столько времени пробыл, а ничего не вызнал. Там фотокопии или

 Сам глянь вложения в последних письмах. Ты как-то мимо них сумел пройти.

Он кивнул, тряхнув руку на прощание.

Не знаю, правильно ли поступил. Лиде это уже ни к чему, но может, мне как-то зачтется перед ней. Очень на это надеюсь.

Ежедневник на этот год

Мы еще остаемся в коконе света.

Когда он распадется (медленно или мгновенно),

Успеем ли мы вырастить крылья

Как у павлина ночи, покрытые глазами,

Чтобы устремиться в этот холод и тьму?

Ф. Жакоте

В этом городке мне оставалось провести последний день. Поезд уходил в восемнадцать тридцать одну, у меня в запасе оставалась уйма времени. Пообедав в одном из местных ресторанчиков, где народу всегда немного, а обслуживание великолепное, я решил немного пройтись. Поразмять ноги перед долгой тряской в «коше», ехать в котором предстояло часов шесть, не меньше, и то, если повезет, и машинист будет поторапливаться, опираясь на график движения, а не торчать перед каждым остановочным пунктом, мимо которого должно проехать на предельно возможной скорости.

Впрочем, я всегда спешу только забронировать места в гостинице. В город, куда увозил меня поезд, было необходимо пробыть некоторое время по работе, а потом лишь, переделав все дела, отмеченные в обоих пунктах пребывания, вернуться домой.

Ноги сами вынесли меня за черту города, неудивительно,  он невелик, да и расположен в окружении лесов. Мимо вырубки природоохранной организации, я и направил свои стопы.

Дорожка петляет, сперва асфальтовая, постепенно становится щебеночной, а затем, поплутав мимо вековых дерев и просто едва заметной тропкой. Еще несколько десятков метров  и она разбегается звериными тропами в разные стороны. Я повернулся и хотел возвращаться, как неожиданно услышал чьи-то шаги.

Выходит, не один только я любитель дальних пеших прогулок. Ко мне подходил немолодой мужчина, на вид лет сорок пять, в светлом костюме-тройке, поверх которого накинута ветровка компании «Адидас», и в черных, начищенных до блеска, остроносых ботинках.

 У вас закурить не найдется?  дойдя до той границы, с которой можно начать разговор, спросил он.

Я молча протянул ему пачку «Ротманс» с некоторым интересом разглядывая мужчину. Он поблагодарил, глубоко затянулся и выпустил в чистое небо струйку табачного дыма. Я заметил, как дрожат у него пальцы, цепко сжимающие сигарету, видно, курильщиком он был заядлым.

Я по-прежнему наблюдал за ним, не говоря ни слова и не трогаясь с места; возникло ощущение, будто нахожусь в музее, подле одного из экспонатов, взятым в кольцо низкими никелированными столбиками с протянутыми меж ними веревкой.

Докурил он исключительно быстро, легко отбросил обкуренный до самого фильтра «бычок» в сторону, в заросли боярышника и, заметив, что я все еще здесь, нахмурился, но тоже ничего не сказал, лишь поблагодарил кивком головы.

Именно в этот момент мне захотелось его убить.

Прямо так  вцепившись ему в горло или у него же шелковый шарф вместо галстука, вот, потянуть за концы, сужая узел, наподобие аркана и.

От волнения у меня пересохло в горле. Чисто инстинктивно я обернулся, разумеется, никого,  кроме того человека, которого мне внезапно захотелось убить; кому еще в голову придет мысль забраться в этакую глушь?

Жуткое, ни с чем не сравнимое желание, оно как лесной пожар, охватило мозг, вцепилось в сознание, завладев им, одномоментно подчинило своей воле. Холодной, настойчивой, безразличной ко всему, кроме одного  действовать и исчезнуть по окончании безумного действия.

Да меня уже сегодня не будет в городе. Послезавтра я потеряюсь из виду вовсе к чему все это, страхи, никчемные волнения, если нет свидетелей, нет надо быть просто аккуратным и чисто довести дело до логического, разумного конца.

Логического, разумного ли? Кто это мне нашепнул, отчего в голове появилась крамольная богохульная мысль? Именно богохульная, ведь я покушаюсь важнейшую из Его заповедей. Жуткое желание преступить и  кажется, ничто и не в состоянии остановить его, точно набирающую силу в бездействии, в бесполезном ожидании лавину низменных, непотребных чувств, освобожденных невольным толчком мысли. Я не имею в виду, конечно, громы небесные и архангелов с грозными ликами, нет, нечто более обыденное, прозаическое, да появись сейчас здесь хоть кто-то!

Я не в силах сопротивляться, я молю о чьем-то вмешательстве, просто смешно. Самое смешное, что я держу в собственных руках, чашу весов жизни и смерти этого человека. Незнакомец, попросивший у меня закурить, не за сигарету же я собираюсь его убить. Я и себе не могу втолковать, зачем мне понадобилось,  а понадобилось ли вообще?  сводить его счеты с жизнью. Он мог бы протянуть еще лет тридцать при хорошем отношении к собственному организму.

А ведь страшно? Немного да, немного, я не понимаю своего состояния. Только адреналин в крови да шум в ушах, должно быть так или, похоже, чувствуют себя все охотники. И какая-то странная радость, возбуждение от предстоящей игры.

Я назвал себя игроком, очень точное сравнение. Банальные фразы о суетности мира, о добре и зле неуместны, я позволил себе стать тем, кем, быть может, подсознательно мечтал быть с малых лет, кем, пусть и, не осознавая того, мечтает стать почти каждый из серой массы человечества. Вот так прикоснуться пальцами к чужой жизни, подержать ее нить в руке, подергать за нее.

Если не заговорит во мне совесть. Но она молчит, моя совесть, свернувшись в клубок, спит, точно котенок, утомленный игрой, и видит радужные сны о том, что он проснется и войдет в ликующий мир, и день принесет ему то, о чем он мечтает.

Спи, моя милая совесть, спи дальше, я тебя не потревожу, я все сделаю тихо и аккуратно, ты и не заметишь. Смотри свои цветные сны.

А я пока пытаюсь понять, что есть человек  вселенная или половинка дикой груши. Такая возможность предоставляется редко, раз в жизни, наверное, я не могу ей не воспользоваться.

Не знаю, что на меня нашло. Что я могу сказать в свое, нет, не оправдание, в объяснение неумолимо предстоящему поступку. Только то, что стояла прекрасная погода, а вокруг ни единой души, что мне встретился любитель прогулок. И только? За это не убивают человека, но за что скажите на милость, я вообще хочу его убить?! Какая-то непереносимая жажда чужой смерти, будто она избавит меня от давящего уже много лет, даст свежие силы, будто случится то, о чем я давно мечтаю.

Кто знает, наверное, и вправду. Не уверен, просто подумалось, ведь бывают такие мечты, бывают же? Правда, ловить себя на подобном приходилось разве что на просмотре дешевых голливудских боевиков, когда я искренне переживал за несчастных злодеев и всеми силами желал смерти положительному до идиотизма герою. И не дожидался ее никогда.

Глупейшая мысль, единственная, что мне приходит в голову, вот только кто же определит, где за явной глупостью стоит то или иное глубоко осмысленное подсознанием и логически им же обоснованное действие? Никто не возьмется решать подобную задачу, ведь и человеческий разум  сплошная загадка, так как же с его помощью, возможно найти истоки любых деяний, понять и оценить их? Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в ларце, ларец на дубе на семи цепях, окруженный недреманной стражей. Как проникнуть туда без заветного ключа, как усыпить бдительных сторожей, как добыть то, что считается самым сокровенным? Я не знаю ответа, никто не знает. Мир ищет этот вековой дуб, а, быть может, он давно рухнул от старости, и стражи разошлись по своим делам. Сказка кончилась, не успев как-то толком начаться.

А может, и не было никакой сказки.

Мужчина отошел от меня на порядочное расстояние, тем лучше. Я быстро догнал его, он не оглянулся, погруженный в свои мысли. От быстрой ходьбы адидасовская ветровка задралась, под ней показался широкий пояс, на который обыкновенно деловые люди вешают различную электронику вроде пейджера или электронного секретаря. Выходит, что и «мой» из таких. Очень похоже. Надо будет получше рассмотреть потом, как-нибудь потом, если будет интересно после всего этого еще и

За пару шагов мужчина обернулся, на лице его я прочитал легкое удивление  да я все еще был здесь, вместо того, чтобы, оказав ему услугу, раствориться в неизвестном направлении.

 Не подскажете,  спросил я, оглядываясь при этом по сторонам,  который час?

Он выпростал из рукава ветровки позолоченные часы, солнце отразилось в них, на миг ослепив нас обоих. Этого мне было вполне достаточно. Мужчина был занят часами, видно, недавно купил и как бы, между прочим, демонстрировал незнакомцу, что за прибор служит ему: дорогая и прекрасно отделанная вещь немалой цены.

Он хотел сообщить требуемое, когда судьба решилась. Он открыл рот, когда я резким, почти неуловимым движением схватился за концы легкого шелкового шарфа, лениво полоскавшегося на ветру.

И с силой сдавил, потянув в разные стороны. Кашне, вмиг превратившись в удавку, захлестнуло шею. Я тянул что есть силы, слова, что так и не были произнесены, перешли в хрип; мужчина вскинул руки, защищаясь, слишком поздно, пальцы лишь бессмысленно хватались за кашне, ползли по нему, не встречая сопротивления.

Резким движением я намотал на костяшки пальцев конец шарфа и вновь с усилием потянул. Хрип начал слабеть, мужчина попытался перехватить мои руки; в этот миг у него откуда-то сбоку раздался переливчатый визг  затарахтел пейджер.

Мы оба вздрогнули, и драгоценные мгновения были потеряны нами обоими. Я замер, он тоже, только новый сигнал вывел нас из состояния прострации. Кашне еще глубже врезалось в шею, послышался треск рвущейся материи, поздно, слишком поздно, мужчина отпустил меня, глаза его, изумленно раскрытые, распахнулись еще шире, рот замер в задохнувшемся крике, он покачнулся и стал заваливаться на меня. Не выпуская кашне из рук, продолжая усердно давить, я опустил его, уже мертвого, на землю.

На всякий случай сдавил еще сильнее  кашне порвалось в пальцах, не выдержало бессмысленного усилия.

Я поднес зеркальце к раскрытому в агонии рту и подержал несколько минут. Какая предусмотрительность, вообще-то оно предназначалось для другого, но пригодилось и теперь. Так и не запотело. Пульс я боялся касаться, но все равно придется проверить его на шее, где еще. А для этого надо будет снять остатки кашне. И куда его в карман, потом, по дороге выбросить.

Пульса нет, теперь, когда выяснилось, что я имею дело с трупом, меня охватила дрожь.

Словно в лихорадке я прыгал на месте, дергался, пытался изгнать ледяной холод из тела, но озноб не проходил; минут десять я бестолково топтался у трупа прежде, чем снова смог придти в себя.

Что теперь? Понятно, что рано или поздно его найдут. Господи, как же не хочется шарить по карманам в поисках документов, удостоверяющих личность покойного,  рано или поздно его найдут, может, завтра, может, через день. Дабы иметь фору перед органами дознания, которым какой-нибудь гуляющий прохожий, натолкнувшийся на неподвижно лежащего с открытым ртом и вылезшими из орбит глазами мужчину среднего возраста, не преминет сообщить об обнаруженной аномалии. Они моментально прибудут на место, переполошат весь город  полагаю, здесь, в глухом городишке, убийство будет знаковым событием.

Газетчики точно будут в восторге. Если этот человек  ах, как не хочется обыскивать его карманы!  и впрямь окажется местным «белым воротничком», если я положил кого-то из чиновничьей, финансовой братии, пускай и урюпинского масштаба. Еще больше, если найдут подозреваемого.

И совсем иное  меня.

Подобная перспектива едва ли может устраивать. Надо что-то предпринимать и как можно скорее. Но спокойнее, спокойнее, главное  не оставить следов, тех, что могут вывести

Лучше сразу к делу.

Странное состояние  еще секунду назад я кипел, был полон решимости, планы громоздились один на другой, грозя перехлестнуться через порог сознания, а теперь внезапная пустота, слабость, вялость. Должно быть, адреналин схлынул, оставив меня наедине с человеком, который перестал существовать всего несколько минут назад. По моей вине, что ж, это дело второе, но ведь делать-то что-то надо.

Я стер холодной липкий пот с лица и присел на корточки. Пару раз глубоко вздохнул, выдохнул. Еще раз.

Вроде полегчало. Так.

Кашне, совсем забыл о нем!.. Нет, не забыл, просто, просто

Что-то не так. Неладно что-то в Датском королевстве. Шутка даже кривой усмешки не вызвала, наоборот. Не до острот сейчас, надо снять кашне.

Я коснулся рукой шеи мужчины и замер. Снова дрожь, ее только не хватало, но на сей раз недолгая. Через пять минут я снова был в норме. Только слегка кружилась голова, и мутило от вида лежащего рядом тела.

Назад Дальше