Покидая «ротонду»
Генри Сирил
Данная книга является художественным произведением, не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет и не пропагандирует их. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.
© Генри Сирил, 2023
ISBN 978-5-0060-3804-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Обычное дело. Во всяком случае не что-то из ряда вон выходящее.
Двое отморозков (уже установлено, что преступников было именно двое, их зафиксировала одна из камер наружного наблюдения) вломились в особняк с вероятной целью ограбить дорогое жилище. Но у придурков ничего не вышло. Хозяин дома оказался не из робких. Результат трое погибших: один из нападавших и супружеская пара, хозяева дома.
Впрочем, женщина погибла не от рук преступников. Норио Таката не был криминалистом, и разбираться в причинах смерти не его работа, но по неестественной худобе выходило, что женщина умерла от голода? Однако, почему, собственно, от голода? Люди, страдающие неизлечимой болезнью, часто выглядят намного хуже, чем она. Рак? Ладно, позже узнаем.
Обычное дело. Ничего из ряда вон.
Кроме одного.
Через считаные часы Япония взлетит на воздух. СМИ разнесет эту новость по всему интернету. Каждая паршивая газетёнка, каждый новостной портал вцепится в «сенсацию» своими острыми коготками, какими они выцарапывают себе хлеб из чужого горя.
Жертвой преступников был не кто иной, как господин Кацуми Ямасаки.
Старший лейтенант Таката представил себе, как нечто подобное произошло бы, скажем, со Стивеном Спилбергом. Он представил масштаб такой новости. Ох. Журналисты разорвут его отдел в клочья. Да и черт бы с ним. Но они будут мешать расследованию, вот что скверно. А они будут. Никогда еще не было по-другому. За всю историю существования полиции и этих падальщиков.
«Известный режиссер Кацуми Ямасаки найден дома застреленным!»
Постойте-постойте. А не он ли был режиссером того фильма, в котором снималась пропавшая Эрика Савада? Черт, этого еще не хватало. Таких совпадений не бывает.
Ладно, чего теперь, будет как будет.
Таката отступил на шаг, давая дорогу группе криминалистов. Хотел закурить, но вспомнил, что с прошлого утра твердо решил бросить, вроде как. Да и сигарет у него не было. Не стал покупать. Бросил ведь, вашу мать.
Беспокойство и раздражение старшего лейтенанта можно было понять. Окидывая профессиональным взглядом место преступление, он шарил по карманам в поисках чего-нибудь, что могло бы заменить сигарету (зубочистки что ли купить?) и с рабочего настроения его неумолимо сбивала одна мысль, прилипчивая, как голодная муха: это дело будет самым громким в его карьере, что б вас всех.
Но он ошибался.
Будет шум, будут толпы журналистов, осаждающих его участок; ток-шоу, интервью с «очевидцами», «независимые расследованиями»; чудовищное давление со стороны НПА все это будет. И все со временем успокоится. Забудется. Сотрется из памяти всего мира. Волна утихнет сама собой, как это обычно и бывает. Пропадет интерес масс. Но окончательно о трагедии, постигшей всемирно известного режиссера, забудут через одиннадцать месяцев и семнадцать дней, после его смерти.
Ровно через это время другие камеры наружного наблюдения, теперь уже торгового центра на окраине индустриального района, недалеко от порта Нагои, запечатлеют молодого человека. Он замешкается перед входом, постоит немного, затравлено озираясь по сторонам. Это будет в десять минут третьего по полудню. В следующую минуту автоматические двери торгово центра распахнутся и навстречу молодому человеку выскачет ребенок. На изображении будет отчетливо видно, как мужчина пристально, бесцеремонно вцепится взглядом в мальчика, затем, потеряв к нему всякий интерес, войдет в помещение. В двадцать минут того же часа он медленно расстегнёт пиджак, вытащит пистолет и устроит массовую кровавую расправу над девятнадцатью людьми. Убийца будет стрелять в женщин, мужчин, стариков, детей, инвалидов, в работников торгово центра и его посетителей.
Он будет убивать всех, кто окажется в прицеле его пистолета.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Нагоя. Префектура Айти. Япония.
Солнце лениво и привычно раскрашивало город, от которого по ночам оставался лишь контур, прочерченный нитями электрического света реклам, уличных фонарей и автомобильных фар. Как только оно и умеет, мазками сверху вниз, солнце успело закончить почти со всем зданием полицейского участка, оставив темнеть лишь первый его этаж, когда там уже собрались четверо.
Кин Канэко пристально, с нескрываемым любопытством смотрел на женщину, сидящую в дальнем углу небольшой комнаты для допросов.
Господин Канэко, обратился к нему один из полицейских.
Канэко медленно повернул к тому голову, не сводя глаз с женщины. Казалось, ему не хотелось выпускать ее из виду. Затем, так же медленно перевел и взгляд.
М?
Меня зовут Кодзи Сэки. Я старший следователь управления уголовных расследований департамента полиции Нагои. Это, Сэки указал на коренастого мужчину, стоящего у двери, старший лейтенант Норио Таката.
Таката гневно смотрел на Канэко, перекатывая во рту зубочистку.
А это доктор Аюми Накано, следователь жестом указал на женщину, та самая психиатр, присутствие которой на допросах было одним из ваших обязательных условий.
Доктор Накано сидела в глубине комнаты, положив ногу на ногу и держа в руках блокнот с ручкой. Диктофон у нее тоже был. Он лежал в нагрудном кармане темно-синего пиджака.
Единственным, сказал Канеко и слегка поклонился женщине.
Простите? Сказал Сэки.
Присутствие на допросах госпожи Накано не было «одним из условий». Это единственное условие. Не так уж и много, согласитесь?
И вы попрежнему отказываетесь от адвоката?
Попрежнему, подтвердил Канеко.
Сэки кивнул.
Ну что ж, сказал он, мы удовлетворили вашу просьбу и теперь рассчитываем на вашу откровенность, какая, безусловно, пойдет вам только на пользу.
Солнце, наконец, добралось до первого этажа и теперь заливало комнату ярким утренним светом. Окно находилось прямо над головой Сэки, и Канеко, сидящий напротив следователя сильно щурился.
Старые как мир полицейские приёмчики, сказал Канеко усмехнувшись. Допрос с лампой. Глупости какие. Я ведь обещал вам рассказать все, если вы выполните мою просьбу. Вы ее выполнили. И теперь услышите, что вас интересует, он нагнулся через стол к следователю Сэки и неожиданно подмигнул ему и даже в мельчайший подробностях, если вы такое любите.
Таката выплюнул зубочистку и подлетел к Канэко.
Пасть закрой, ублюдок, пока я тебе ее не закрыл!
Таката! вмешался следователь, Прекрати.
Выругавшись, Таката вставил в рот новую зубочистку и отошел обратно к двери.
Канеко улыбнулся и сказал:
Ладно-ладно, я просто пошутил. Не нервничай так, здоровяк. У меня всех развлечений в жизни осталось это три ваших физиономии наблюдать.
Женщина что-то застрочила в блокноте, а Сэки подошел к окну и опустил жалюзи. Вернувшись на место, он продолжил.
Вы обвиняетесь в убийствах, совершенных с особой жестокостью, а так же в сокрытии похищения и в соучастии в пытках
Простите! неожиданно перебил следователя Канеко, Я глупый, я не подумал. Стойте-стойте. Ох, больше всего не свете я не люблю нарушать слово, которое дал, и сейчас противен сам себе, но я вынужден пересмотреть условия нашего договора. Мне бы хотелось внести еще один пункт. На все время, сколько продлятся наши беседы я должен быть обеспечен сигаретами.
Норио Таката побагровел.
Ах ты говно! прорычал он.
Успокойся, Норио, сказал Сэки.
Да он ведь обыкновенно издевается над нами! не унимался Таката. Может тебе бутылочку сакэ принести, урод?
Хватит! Сэки ударил ладонью по металлической поверхности стола, и только тогда полицейский замолчал.
Простите.
Лицо Канеко сделалось серьезным.
Я вовсе не издеваюсь над вами, сказал он спокойно. Я курильщик. И мне совсем не нравиться перспектива выклянчивать у вас сигареты каждый раз, когда мне захочется покурить. И уж тем более, мне бы не хотелось, чтобы вы использовали мою маленькую зависимость в свих целях.
Следователь потер ушибленную ладонь и придвинул к себе увесистую папку, лежащую на краю стола.
Хорошо. Это все?
Канеко кивнул.
Итак, Продолжим. В первую очередь мне бы хотелось знать, зачем вы это сделали.
Канэко молчал.
К сожалению, вы все равно не поверите, наконец сказал он. Нечего и начинать.
Сэки устало выдохнул, а Таката злобно закатил глаза и намеревался что-то сказать, но Канэко поспешно остановил его жестом рук, пристегнутых наручниками.
Нет-нет, сказал он, это я так, риторически. Ведь в то, о чем я собираюсь вам рассказать, действительно поверить трудно. Даже, пожалуй, невозможно. Но я попробую.
Я буду с вами честен, сказал следователь Сэки. Мне плевать на вашу мотивацию. Может быть в детстве вас избивал отец, может бросила любимая девушка, мне все равно. Вам светит смертная казнь и тут уж не поможет ни один адвокат, пускай и самый лучший в Японии. Впрочем, от их услуг вы отказались. Мне важно понять, стоит ли за вашим поступком кто-то еще.
Канэко грустно улыбнулся.
Вы имеете в виду террористическое движение? Нет. Нас было только двое. К сожалению. Но мне хочется верить, что есть и еще кто-то.
Сэки быстро взглянул на него.
Да, да, хочется. Потому что если это не так, то мы обречены.
Женщина-психиатр внесла что-то в блокнот. Все трое смотрели на Канэко, но тот молчал. Пауза затянулась. Сэки вытащил пачку «Мевиус», прикурил две сигареты и протянул одну Канэко. Таката недовольно покосился на табличку, запрещающую курить и усердней стал грызть зубочистку. Она не особо помогала. Равно как и никотиновые пластыри, которыми он облепил плечи обеих рук. Психиатр подала стаканчик с недопитым кофе, в качестве пепельницы.
Давайте вот что, продолжил следователь. расскажите все с самого начала. И тогда, быть может, мы все вместе разберемся, как вы дошли до того, что сделали то, что сделали.
Канэко сделал несколько глубоких затяжек подряд, скурив сигарету до половины, пустил дым в потолок и бросил бычок в стакан.
Вы уже ознакомились с записями Исикавы?
Сэки покосился на папку рядом с собой.
Я получил ее только сегодня. Еще не успел.
Канэко кивнул.
Изучите их.
Разумеется.
Канэко попросил еще сигарету. Закурил.
Простите, господин следователь, сказала Аюми Накано, могу я задать вопрос господину Канеко?
Господину, буркнул Таката.
Да, пожалуйста, ответил Сэки, а Канеко с интересом посмотрел на женщину.
Накано царапнула ручкой в блокноте, закрыла его, положила на колени и обратилась к Канеко:
Скажите, почему именно мое присутствие в качестве эксперта было вашим непременным условием для сотрудничества?
А с чего вы решили, что вы мне нужны именно в этом качестве?
Аюми Накано непонимающе вскинула бровь. Она ждала пояснения, но вместо этого Канеко легкомысленно пожал плечами, откинулся на спинку стула и сказал:
Ну скажем так: я уверен в вашем профессионализме. Я читал несколько ваших научных статей, пару раз вы мелькали на местном телевидении в статусе эксперта-психолога короче говоря, я жертва маркетинга.
Спасибо, сказала Накано, открыв блокнот и сделав запись. Правда я психиатр, не психолог, но я вас поняла.
Тем более, улыбнулся Канэко. Психиатр мне сейчас нужнее, правда?
Накано извинилась перед следователем за вмешательство, сказала, что пока вопросов у нее больше нет, во всяком случае, по существу нет, и заняла свою прежнюю позу, положив ногу на ногу и раскрыв блокнот на чистой странице.
Канеко не спеша докурил, в этот раз до самого фильтра, и какое-то время сидел неподвижно с погасшим бычком, зажатым между пальцами. Его не торопили. Даже Норио Таката стоял молча, понимая по лицу задержанного, что тот молчит совсем не потому, что снова решил валять дурака. Он собирался с мыслями. В такие секунды не стоит давить на подозреваемого, нужно пристально следить за ним, и только когда (и если) в глазах его начнет мелькать сомнение, говорить или не говорить, вот тут и рявкнуть, выбить почву из под ног, не дать опомниться и передумать. А покуда ничего подобного в глазах сидящего в наручниках не мелькает молчать. Это известно и стажерам, только окончившим полицейскую академию. А Таката был опытным полицейским.
Хорошо, сказал Канеко, бросив окурок в пепельницу, я все расскажу. Но повторю: к огромному сожалению, нет в этом смысла, господин Сэки. Моя история покажется вам ахинеей душевнобольного, либо историей, выдуманной человеком, решившим поиздеваться напоследок перед казнью над парочкой полицейских. Я прекрасно это осознаю, он привалился к спинке стула, прикрыл глаза и устало надавил пальцами на веки. Вы обвиняете меня в убийствах, но, Канэко открыл глаза и закончил фразу спокойно и уверенно, я никогда в жизни не убивал людей.
***
Исикава перевернул мою жизнь. Но перед этим он спас ее.
Иногда я думаю, что, если бы в тот день мои картины продавались чуть лучше? Возможно, я задержался на площади до вечера и двое уродов не стали бы дожидаться меня? Их ломало, а в таком состоянии вряд ли легко сохранять терпение и выдержку. Наверняка, отправились бы на поиски кого другого. А впрочем, кто знает. У вселенной свои планы. Исикавае нужен был ученик; тот, кому он сможет передать свои знания. Если все это не просто так, то что уж, значит я был обречен на встречу с ним. Такой мой путь, и сожалеть о нем глупо
***
Что ты мелишь? перебил Таката. За шизика хочешь сойти? Не выйдет. Давай по делу.
Канэко замолчал и равнодушно посмотрел на него. Затем перевел взгляд на следователя Сэки.
Эту историю нельзя изложить в двух словах, сказал Канэко. Если вы хотите узнать, что на самом деле происходит, вам придется задержаться здесь до глубокой ночи. Конечно, я мог бы опустить подробности, но дело в том, что я не собираюсь этого делать. Потому что не намерен сдаваться. Я совершил глупость, нервы мои были на взводе, после смерти Исикавы, я не знал, что делать, был в отчаянии, на грани безумия. Ведь если я прав и нет никого больше, кто знает правду, кроме меня, то В общем, мне не следовало так опрометчиво поступать. Будь я осторожен, я все еще был бы на свободе и смог бы сделать гораздо больше, смог бы продолжать борьбу. Но я сдался. Отчаяние овладело мной.
Ах ты урод, отмороженный, прошептал Таката.
Канэко проигнорировал его реплику и продолжал:
Я повел себя как идиот и все испортил. Нужно было уходить в тень, прятаться, стать затворником, узником проклятого завода, каким был Исикава. Я должен был занять его место и продолжать бороться, а не попадаться в ваши лапы. Шансов и так почти не было, а теперь их и вовсе не осталось. Поэтому я цепляюсь за последнюю надежду.
Надежду? переспросил Сэки.
Да. Я надеюсь, что сумею открыть вам глаза, господин следователь. Я понимаю всю безнадежность ситуации, но мне остается лишь одно. Попробовать. И если для этого мне придется говорить всю ночь, обнажая перед вами самые сокровенные мысли, я готов.
Сэки открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут заговорила Аюми Накано.
Господин Сэки, можно вас на пару слов?
Следователь кивнул, и они вышли в коридор. Полицейский, сидевший на стуле рядом с комнатой допросов, выпрямился по стойке смирно.