В случае с преткновением Азазила можно попытаться пристально проанализировать ситуацию, но это потребует искусственных построений. Но мы можем ограничиться констатацией того, что предъявленное к нему требование и есть требование совершить действие второго уровня.
Азазил отрицает всё (и потому он Дух Отрицания), но настаивает в утверждении Единого. В этом он не совершает никакого акта. Он такой по существу. Он ТОТ, КТО СТОИТ НА СВОЁМ (неизменно!). И он должен как Дух Отрицания быть отрицающим в поклонении Адаму, но в полноте своего действия он попадает в ситуацию противоречия. И эта метафизическая ситуация Азазила центральный аккорд КНИГИ КИТАБ АТ-ТАВАСИН Мансура ал-Халладжа. Общеизвестен исторический факт: Халладж был подвергнут жестокой казни за утверждение «Ана ал-Хакк», «Я Истина», для канонического ислама выглядящее абсолютным кощунством. Фактически это может значить «Я Бог». Для интересующихся суфизмом и персональной трагедией Халладжа общеизвестно и то, что этой формулой он заявил противоположное: отношения искателя Знания и Того, Кто является и целью, и источником Знания, разрешаются их соединением, в котором «Я» ищущего поглощается и полностью растворяется в бесконечности Бога, и тогда от нашедшего остается только эта экстатическая констатация: «Я Истина»
Но как проникнуть в глубину сказанного Халладжем? Мало кто пытается это делать. И не удивительно: тому причиной инородность текста Халладжа не только нашему времени, но и вообще времени. Принципиальная инородность, иноприродность гностического опыта культурному миру любой конфессии. Несмотря на внешне очевидную и действительную вписанность этого текста в суфийскую традицию.
Поэтому предлагаемые тексты не претендуют на какую-либо однозначность и императивность в толковании сказанного Халладжем. Это лишь пробные версии того, как можно развернуть метафизические интуиции, сжатые в тесном пространстве этой книги и разлитые в бесконечности Знания.1
К ДИАЛЕКТИКЕ ЕДИНОГО
Вспомним об известном Парадоксе Лжеца в качестве мотива для уяснения диалектики Единого. При этом мы сознательно ограничимся сейчас только ссылкой на него в предположении, что его традиционные формулировки есть только вторичный факт, а исходную посылку попробуем обрисовать в нижеследующем тексте.
Мы уже уделяли диалектике Единого некоторое внимание в своих ранее написанных текстах. Там говорилось и о происхождении иного Единому. Говорилось и о том, что источником для явления Иного может быть только само Единое. Это очевидно из невозможности предположения, что независимо осуществившиеся сущие могли бы хоть как-то иметь долю друг в друге и опознавать друг друга как существующие в отсутствии всех внешних предпосылок.
Итак, Иное есть результат отражения Единого в себе. И, поскольку отсутствуют какие-либо сущности кроме Единого, то оно и есть Единое. Это уже само по себе чревато некоторым внутренним противоречием. Фактически происходит раздвоение Единого на субъект и объект. При этом они не разное, но и не одно и то же. Но у нас нет пока необходимости в определённости в этом.
Единое образ себя в себе Иное.
Иное и тождественно Единому, но всегда выявляет себя (свидетельствует) в инаковости (как Иное). Если Иное выявляет себя как Иное, то оно выявляет себя тем самым в модусе тождественности. При этом снимается инверсионность в акте выявления. И так выявляясь, Иное позиционирует себя в этом Единым. Что уже есть опять же в выявлении себя Иным. А если Иное выявляет себя как Единое, то в модусе выявления (свидетельства о себе) оно позиционирует себя как Иное. То есть, полагая себя в модусе выявления как Иное, свидетельствует о себе как о Едином. Но само выявление этого есть полагание в Иное.
Но всякое свидетельство Иного может быть только в модусе инаковости. Но, так выявляя себя (как иное Иному), Иное позиционирует себя как Единое. Но тогда оно должно было бы позиционировать себя в модусе тождественности.
И иначе ещё быть не может, поскольку в этом ещё только образуется парадигма иного и тождественного.
И важно ещё раз подчеркнуть, что Иного негде априори взять, кроме как из «себя» Единому. Поскольку независимая их явленность фатально и неизбежно не имеет никаких перспектив для опознания друг друга в бытии. Нужно третье. Но оно тоже имеет проблемы в такой ситуации, поскольку априори должно иметь долю в каждом из взаимно иных. И хотя Иное не тождественно Единому, оно ему и не нетождественно. Нет ещё априорных предпосылок для этого в отсутствии всех смысловых коннотаций, кроме напрямую заявленных как априорное положение.
Сказанное выше, мне кажется, есть существенное самой диалектики. И никакие суждения именно диалектического порядка не могут обойтись без отражения в них подобного положения.
Надо отметить, что исходно только Единое (Одно), а сущность не умножается. С точки зрения сущностной модусы инаковости или тождественности есть только присущности Лица. В них Единое и претерпевает умножение, сохраняя единосущность. И объект знак инаковости. В Ином нет ничего субъектного, поскольку оно Иное. Но в единосущности нет различия в инаковости и нет смысла в тождественности. Они «выделяются» как таковые, не делая то, из чего «выделяются», дуальным. Но в лицах есть тождественность, а потому они и субъектны.
Ничто не препятствует Единому прозревать себя в модусе инаковости. Ведь этот модус находится ниже «сущностности» Единого. И у Единого нет «психики», чтобы оно могло следовать её законам. Когда же даже и Я прозреваю себя как Я, то это может иметь разные наполнения. Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу «отчуждённого», но себя. И опознаю себя в том смысле, в котором я сущностно располагаюсь поверх всех модальностей и презентаций в чём бы то ни было. И это опознание не зависит от того, смотрю я на себя в зеркало или нет. Это ведь именно отображение меня есть иное. И отображение того, что в зеркале, тоже, уже ему, иное. И это они не опознают свои взаимоотражения как себя, но именно как Иное. А я всё тот же един, и в том, кто перед зеркалом, и в отражённом. Поверх отражаемого и отражённого, которые самотождественны, но друг другу иные.
Диалектика Единого (Одного) имеет непосредственное отношение к рассмотрению мифологемы Духа Отрицания. Мы будем постулировать актуальность такого подхода к теме тем более, что об этом существуют традиционные представления. Тем не менее, мы иногда постараемся дистанцироваться от их конкретики. Главное, что нас сейчас может занимать, это то, в чём именно выражается модус отрицания в его диалектической действенности. Первое, что приходит в голову, вариант прямого отрицания чего-либо в привычном смысле в следовании формальной логике. Но в этом случае приходится констатировать, что такое отрицание не создаёт ситуации проблемы в его реализации как в логике, так и в сущих иначе, чем в формальном противополагании «равночестных» взаимоисключающих положений. В этом смысле отрицание чего-либо есть одновременно и утверждение ему противоположного. Здесь нет актуального отрицания, поскольку отсутствует проблема определения сущих в ситуации их внутренней логической несостоятельности.
В диалектике Единого мы рассмотрели парадоксальную структуру ситуации, когда именно сама фактура в отношениях в сущих исключает разрешение её в принятии для неё хотя бы какой-либо утвердительности. Никакой выбор в её определённости не может быть поддержан утверждением: «да!».
Мифологема Духа Отрицания может быть выражена в классическом представлении о том, что таковой позиционирует себя в безусловности абсолютного принятия императивности некой высшей инстанции и абсолютном подчинении (поклонении) ей. При этом он получает от этой инстанции указание в подчинении (поклонении) и чему-либо иному.
Такая ситуация содержит заряд рассмотренного выше парадоксального положения. И она представлена у ал-Халладжа в образе Азазила.
Извращённость логически неразрешимого положения в контексте существующей данности условий для усвоения сущими их законного места в мире их взаимоотношений приводит к принципиальной невозможности разрешить эту проблему в этих условиях. Здесь присутствует не просто предпочтение в выборе в альтернативе, но сам фактор невозможности какого-либо выбора. В том числе и даже всякого отрицания. Это есть ответ в тотальном отрицании всему. И причастный к созданию в себе и, тем самым, в мире подобного положения становится в этом мире символом такого тотального отвержения. Данный мир не может вместить разрешение такого положения и способен только свидетельствовать о том, что здесь утрачивается всякая мера и порядок, которые могли дать ему оправдание в существовании. Дух Отрицания есть символ. И в этом мире «раскрытие» этого символа есть «Чёрная Дыра», которая поглощает этот мир.
Но где-нибудь этот символ может быть раскрыт иначе?
Теорема Гёделя утверждает, что полная система неизбежно противоречива, а непротиворечивая неполна. Это не только логический факт, но и, как минимум, гносеологический. И чтобы удовлетворить обоим требованиям, система должна перманентно дополняться новыми не мотивированными в ней положениями. В перманентном уходе от изъяна неполноты и, параллельно, разрешении противоречий в их ревизии за счёт снятия в различении. Но пополнять надо откуда-то. Это только в логике мы можем об этом не заботиться. Изъян восполняется жертвой. Что есть метафизика жертвы? Какие ресурсы мир имеет как знаемое им в себе для этого восполнения? Только симметричное данному в истинности. Его «наоборот» (отсутствие в истинности).
Эта негативность и есть «чёрная дыра» пустотная и негативная презентация иного, полного, мира в «этом мире». Других ресурсов Иного у Духа Отрицания здесь ведь нет. И Иное вторгается в мир для его пополнения через эту дыру. В жертву для этого приносится он сам (демиург).
В этом его призвание. Но важно понять, каковы метафизические предпосылки для такого призвания. И ясно, что сущность значения в избранности находится за пределами того, где это избранничество осуществляется. В «этом» мире нет места для осуществления в нём «той» сущности. В оппозиции Ахмад (утверждение) Азазил (отрицание) Дух Отрицания есть «местоблюститель» того, что вторгается в мир из-за пределов его данности. Потому я и писал, что Азазил «чёрная дыра». Миссия Азазила чрезвычайно высока, но она осуществляется в бесплотности. Её оправдание за пределами мира. В этом мире он жертва. И негативность его есть символ иного миру. Другим способом обозначить то, что не имеет ещё свершённости в полноте мира, ведь невозможно. Только обозначив эту инаковость инверсией (изнаночностью, отрицанием) того, что пополняется в мире вторжением извне. И этот модус отрицания обозначает и приходящее в мир. А оппозиция Ахмад Азазил есть только знак полноты мира. Плоть Азазила за пределами мира, и, тем самым, он бесплотен в мире. Он обозначает Иное в нём. Это не технология перманентного свершения, а принцип в актуальности такого свершения всегда в совпадении с каждым моментом.
Он демиург, но в этом он присваивает себе то, что ему не принадлежит.
Раскрытие символа, это его смысл в универсуме сущих. Символа тождественности между уже манифестированными сущими и той безграничностью, откуда имеет место манифестация.
Азазил инверсирован в своём раскрытии как символа. Так Он, Дух Отрицания, «вложен» в мир сущих. В нём он определён в абсолютном отрицании. В мире в сущих всё определено, но как символ не мира сего он не определён. А определение в Ином. Но не в отрицании, а в самодостаточности, которая привносится в мир как восполняющее изъян неполноты его.
Сам Дух Отрицания и есть кости или шашки для игры божественного ребёнка Гераклита. Его бытие и есть эта игра. И эта игра аллегория. Его судьба за пределами плоскости, в которой происходит игра. Он жертва в мире сущих. До самого последнего предела. Но это только видимая часть айсберга. Айсберг тает под лучами солнца, но и всплывает невидимая его часть. А она не имеет меры. И верхние воды Океана пополняются из его глубины новыми водами. Солнце Единый, а Ахмад его лучи свидетельства о Едином.
Азазил отпал и стал истинным. В этом и есть его извращённость. Как «чёрная дыра» Дух Отрицания инициирует вхождение Иного в мир с последующим разрешением в синтезе несовместимого. Он вносит иные логосные парадигмы в мир сущих. Они есть последовательное извращение и преодоление бывших. Такое позиционирование себя есть символ этого. И мы тоже соблазнились перспективой усвоения этого как Истины. И мы инициированы Духом Отрицания для разрешения этой невозможности в поисках иных перспектив. Но именно трансцендентный синтез противоположного в модусе неразличения и непротиворечия в логосной фактуре отношений в сущих с сохранением с предыдущего уровня номинального различения получает метафизическую перспективу усвоения такого положения в мире. В новом мире. В нём легитимизируется отрицаемое в мире доселе беззаконие; противоречащее и даже противоположное законному порядку.
Несомненно, что Дух отрицания и есть Змей Книги Бытия. И первой жертвой инициированного им беззакония были Адам и Ева, позиционированные им не в неразличимости единства, а в дихотомичности взаимного дополнения и персонификации в мире. Узнавшие от Змея, что они вывернуты относительно друг друга и «законно» отрицают в своей природе в новой логосной парадигме друг друга. И они познали это от Духа Отрицания -Змея. И стали как боги. Но сверхзаконное познание пришло через женщину в мир, который усвоил это, став иным. Потому она и есть сообщница Змея в этой паре и носитель образа Азазила Змея Книги Бытия.
Мы не знаем меры уникальности даже нашего личного опыта. Возможно, что в нём есть моменты, которые недоступны никому. Что значит, что некто получил безусловное знание, что смерти нет. Ну и что? Ни он, ни я не обрели такого безусловного и абсолютного состояния, чтобы это ЗНАТЬ как данность, но не знать его в альтернативе даже и в фантастическом предположении. И даже не догадаться, что возможно иное. Просто не ведать. Как Адам и Ева до грехопадения, давшего им всё во взаимоотрицании возможностей. До грехопадения не было «правого» и «левого», «внутреннего» и «внешнего» И у жизни должна быть противоположность. Но что это такое, если оно может быть осознано только живущим?
Через Дух Отрицания входит в мир проблема разрешения невозможного положения, но разрешает её не он. Но он персонификация метафизического принципа невозможности и противоположности законному.
Избранность Азазила Промысел Божий. И для уложения призвания Азазила в сферу оправдания можно предположить, что именно это и делает Он, когда разрешает в новой законности и извращение Азазила.
И в Духе Отрицания проблематична для нас коллизия, связанная с истинностью лжи и ложью истины. Только постановка в бескомпромиссное положние необходимости разрешения этой коллизии и может инициировать необходимость разрешения её в метафизическом акте трансцендирования