Я убрала со лба выбившуюся прядь волос. Отстав на шаг от молодого человека, я не сводила глаз с его спины. Плечи у него были широкими, он был высоким, словно гора.
А как, кстати говоря, тебя зовут? поинтересовалась я.
Он продолжал пристально, не оборачиваясь, смотреть вперед.
Со Оджин.
Я ждала, что он задаст мне тот же вопрос. Он этого не сделал.
Меня зовут Пэк-хён. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Хён. Он быстро шел вперед, и мне приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним. А что ты сделаешь с найденным кольцом?
Оставлю у себя.
Его ответ раздосадовал меня. Нужно предоставить командиру Сону улики, чтобы он поступил по справедливости прямо сейчас.
Нужно рассказать о нем командиру.
Я пока не буду этого делать.
Почему?
Чтобы дать возможность Кхуну поведать свою версию событий не под пытками.
Оджин, сказала я, не в силах скрыть своего скептицизма, ты же всего лишь слуга в отделении полиции. И не можешь принимать решений на свой страх и риск.
Он остановился так неожиданно, что мне пришлось упереться руками ему в спину широкую, сильную спину, чтобы не врезаться. Он резко повернулся, его глаза встретились с моими. Я быстро убрала руки и подалась назад.
Слуга? переспросил он.
Да. Ты полицейский-слуга, настаивала я. И не должен вести себя, как тебе в голову взбредет. Ты нашел улику и должен передать ее командиру
Он, качая головой, положил кольцо в мешочек, висящий у него на поясе, и лицо у меня запылало от возмущения. В любой момент командир мог начать пытать медсестру Чонсу, чтобы выбить из нее признание. Перед глазами у меня все подернулось красной дымкой. Мысленным взором я видела ее кровавые раны. Переломанные кости. Кровь, пропитавшую ее одежду и капающую на землю. И мне придется жить с мыслью, что я могла предотвратить столь вопиющую жестокость, если бы отдала кольцо командиру.
Мои руки сами по себе метнулись к его мешочку. Пальцы коснулись грубой ткани, но не успела я потянуть за шнурок, как Оджин крепко схватил меня за кисть. Выглядел он таким же ошарашенным, какой я себя чувствовала.
Что ты делаешь? спросил он.
Если ты не хочешь отдать улику, сказала я глухим от напряжения голосом, то это сделаю я.
Его хватка ослабла, но загорелые пальцы продолжали держать мои бледные кисти.
Послушай, тихо проговорил он. Я знаю командира. Если он считает, что ему известна правда, то ничто не заставит его изменить свое мнение. Он не поможет тебе спасти твою учительницу. На это способен лишь один человек.
Красный туман у меня в голове постепенно рассеялся. Я умудрилась прошептать:
Кто?
Настоящий убийца. Его признание вынудит командира Сона передумать. Или же, продолжил он, осторожно отпуская мои кисти, четвертая медсестра. Если она все еще жива, ее показания станут главным свидетельством в этом деле.
Я с удивлением посмотрела на него:
Какая четвертая медсестра?
В полицейский участок приходила женщина и поклялась, что ее дочь, учащаяся на медсестру, отправилась в день резни в Хёминсо и так и не вернулась домой.
Как зовут эту дочь?
Минджи. Ей всего двенадцать лет. Может, ты знаешь ее?
Сердце глухо стучало у меня в груди, ум лихорадочно работал.
Нет Не думаю. Я мало кого знала из младших медсестер, а если Минджи двенадцать, то скорее всего она еще чхохакый то есть учится первый год. И как ты считаешь, что могло с ней случиться
Подожди. Оджин поднял руку, и я замерла на месте, чувствуя, как лицо мне щекочут метелки тростника. Его глаза расширились он смотрел куда-то поверх моего плеча. Я что-то слышу.
Я тоже насторожилась. И поначалу услышала лишь хрустящую зимнюю тишину.
А затем уловила звуки быстрых шагов и свистящее дыхание.
Оджин моментально прошел через тростник и выбрался на дорогу, и я последовала за ним. По направлению к нам бежал перепуганный крестьянин, его одежда была в крови, а кожа казалась синей. Одной рукой он зажимал рану в боку, а в другой держал бумажный свиток. Когда он пробегал мимо нас, Оджин выступил вперед и схватил его за плечо. Мужчина с криком повалился на землю.
Что случилось? Не услышав ответа, Оджин сел на корточки перед дрожащим крестьянином и еще раз тихо спросил: Кто это с тобой сотворил?
Я я Мужчина сжал губы, пытаясь что-то сказать, но у него не получилось. Но потом все же с трудом выдавил из себя: Я я не знаю, ч-что я сделал не так.
Расскажи мне, сказал Оджин. Я могу помочь тебе.
Я подошла ближе к крестьянину и постаралась получше рассмотреть рану.
Я ыйнё, успокаивающе сказала я. Дай мне взглянуть, можно ли остановить кровотечение.
Мужчина посмотрел на меня, и его глаза наполнились слезами, словно ему стало легче от одного моего присутствия.
Мне заплатили за то, чтобы я развесил их сегодня по всему городу, и сделал это как можно н-н-незаметнее. Я не могу их даже прочитать. Он, запинаясь, забормотал что-то невнятное, но, когда я села на колени рядом с ним, успокоился и продолжил: У меня дети некормлены, вот я и согласился. А когда я их расклеивал, на меня набросился солдат, и я убежал из крепости.
Оджин взял у мужчины листовку и развернул ее. Пока он читал, лицо его становилось все мрачнее.
Что это? спросила я, осматривая мужчину. Кожа напротив ребер у него была рассечена до кости каким-то острым лезвием.
Это такая же листовка, какие расклеивали вчера, хмуро сказал Оджин. Наследного принца обвиняют в нескольких убийствах.
Кровь застыла у меня в жилах. Крестьянин ошарашенно распахнул глаза.
Кто велел тебе это развесить? спросила я его.
Не знаю! пронзительно крикнул он.
Как этот человек выглядел? настойчиво расспрашивал его Оджин. Это был мужчина или женщина? Рост, особые приметы, дай хоть какое-то его описание!
Крестьянин оглянулся через плечо на пустую дорогу.
Т-теперь ясно, почему они хотели меня убить. Я понятия не имел понятия не имел, что совершил такое ужасное преступление. О боги, у меня нет времени на разговоры. Он попытался встать. Нужно убираться отсюда
Земля задрожала у нас под ногами. Оджин схватил и меня, и крестьянина и утащил в поле. Я вытянула шею и увидела всадников в темно-красных шляпах с плюмажами, торчащими, словно тигриные уши.
Королевские стражники, прошептала я.
Оджин пригнул меня к земле и навис надо мной, грудью прикрывая мою спину, а руками голову. Он прошипел крестьянину, чтобы тот тоже пригнулся. Но мужчина лишь побледнел, его глаза расширялись и расширялись, пока не стали похожи на две только что выкопанные могилы.
Да помогут мне небеса, простонал он, пятясь назад, хотя Оджин и пытался его остановить. Мне нужно идти.
Он развернулся и заковылял прочь, раздвигая тростник, словно плыл по нему, и все время оборачивался, пока не скрылся из виду. Но я все еще слышала шелест травы под его ногами. На какой-то прекрасное мгновение мне показалось, что он спасется.
А затем раздался громкий стук копыт.
Я прижалась к Оджину, вокруг нас колыхался тростник и воздух, казалось, ревел. Мимо пронеслись всадники, запахло лошадиным потом. Но потом все наконец успокоилось и стук копыт стих вдали.
Я слегка повернула голову и оказалась лицом к лицу с Оджином, и глаза его под темными бровями смотрели пронзительно. Мы обменялись нервными взглядами, а потом он отвел глаза.
Воздух разрезал свист стрелы.
Она вонзилась во что-то живое, и раздался крик. Я вздрогнула всем телом. Крестьянин. Его подстрелили, словно дикого зверя. Крик перешел в мольбы о пощаде, а потом кто-то рявкнул:
Ты посмел оклеветать наследного принца нашего королевства! Ты опорочил его, а это преступление карается смертью.
П-п-пожалуйста! Я не знал
Раздался металлический лязг, и я услышала, как захлестала кровь.
Я готова была закричать от ужаса. Оджин зажал мне рот, спиной я чувствовала быстрое биение его сердца. Он был напуган не меньше моего.
Закопай труп в холмах! приказал кому-то солдат. А ты найди семью предателя и арестуй их всех. Король поступит с негодяями, как ему будет угодно. А остальные пусть и дальше срывают листовки. Чтоб к ночи ни одной не осталось!
Я едва могла дышать. Мне еще не доводилось видеть, чтобы человека лишали жизни так бессердечно, так быстро, без намека на сожаление или упреки совести. До меня дошло наконец, что, если я и дальше буду расследовать резню в Хёминсо, меня могут убить. И эта мысль потрясла меня.
«Тогда беги отсюда, прошептал мне внутренний голос. Медсестра Чонсу тебе не кровная родственница. Уноси ноги. Спасайся».
Со все нарастающей паникой я смотрела на колышущийся тростник. Я была слишком молода, чтобы рисковать жизнью, передо мной открывалось еще столько возможностей. Я могла бы забыть о страданиях медсестры Чонсу, отвернуться от нее, и никто не стал бы винить меня в этом. Вообще никто.
«Но я не должна так поступать, подумала я, и это была скорее обращенная к себе мольба, чем осознанное решение. Я не смогу с чистой совестью считать себя медсестрой, если не воспротивлюсь столь вопиющей несправедливости. Я должна что-то предпринять».
5
Мы прятались в зарослях тростника до тех пор, пока небо на западе не начало становиться пурпурным. Убедившись, что мы остались совершенно одни, Оджин медленно встал. Руки и ноги у меня затекли, и их покалывало, когда я с трудом пробиралась по полю к дороге. Я не спрашивала, куда мы идем, мне было все равно, лишь бы оказаться подальше от того места, где был убит крестьянин.
Если тебе надо поговорить сказал Оджин, глядя на меня.
Я не могла произнести ни слова. Мы оба молчали, и как я ни старалась забыть о случившемся, в ушах у меня все еще звучали свист стрелы и ужасающий глухой звук, с которым наконечник вонзился в тело. Мне казалось, я сойду с ума.
Оджин же быстро справился с потрясением. Он скрупулезно изучал листовку.
Я хочу домой, наконец сказала я, не желая больше иметь дела ни с листовками, ни с врачом Кхуном, ни с чем. Я ухожу.
Уверена? посмотрел на меня он. А я вот сомневаюсь, что ты хочешь как можно скорее оказаться дома.
Я проследила за его взглядом и увидела, что мои пальцы в крови, рукава все красные, и еще больше крови у меня на теле ведь я пыталась остановить кровотечение у крестьянина. На меня накатила тошнота.
Сначала тебе стоит привести себя в порядок. Вот, возьми. Оджин снял длинный белый плащ и накинул на меня. Ткань все еще хранила его тепло, и это странным образом успокаивало. Так ты будешь привлекать меньше внимания.
Куда мы пойдем? шепотом спросила я.
Нам надо съесть что-нибудь горячее.
* * *
Мы пришли в харчевню, находившуюся за пределами крепости и переполненную такими шумными посетителями, что ее стены буквально сотрясались от хохота. Компании мужчин выпивали, сидя на небольших возвышениях или прямо на холодной земле вокруг низких столов. Прислуживающие им женщины сновали туда-сюда с подносами, на которых стояли стаканы с вином и тарелки с дымящейся едой. Из кухни в зал шел густой пар, несший с собой запахи моря и горных трав.
Я очень обрадовалась тому, что мы пришли в харчевню. Это место, до отказа забитое запахами и звуками, не оставляло места для воспоминаний о свистящих стрелах.
Мы снимем комнату, чтобы ты переоделась и можно было бы поговорить, сказал Оджин, складывая листовку и пряча ее в карман халата. Затем повернулся и позвал: Чумо!
К нам подошла женщина с обезображенными шрамами губами, прижимавшая к бедру поднос. Ее глаза перебегали с Оджина на меня и обратно, а потом она расплылась в широкой щербатой улыбке.
Ах, вы такая красивая пара. Только что поженились?
Оджин откашлялся, его лицо пылало.
Считалось неприличным не состоящим в браке мужчине и женщине находиться в подобном месте, да еще и так поздно. Привлекать к нам внимание сплетников было бы неразумно, и потому я поспешила ответить:
Да. Вот сегодня.
Кончики ушей Оджина покраснели еще больше.
Нам нужна комната и горячая еда, пробормотал он, в его голосе явственно звучало смущение.
Ну конечно, мои дорогие. Женщина понимающе изогнула бровь. Идите за мной.
Обогнув низкие столики, перешагнув через руки и ноги пьяных посетителей и чудом избежав падения, мы наконец оказались перед дверью в небольшую комнату.
Не будете ли вы так добры принести лохань воды? Я как можно плотнее запахивала плащ, пряча окровавленные пальцы в широких рукавах. Мне нужно освежиться.
Это я мигом, моя дорогая! Служанка открыла перед нами раздвижную дверь и зажгла свечу, потому что уже наступили сумерки. Затем она принесла мне лохань с водой. Еда тоже скоро будет.
Оджин заплатил ей, и как только мы остались одни, сел за низкий столик и снова достал листовку.
Я отвернулась от него и посмотрела на деревянную лохань. Чем скорее я избавлюсь от следов крови на руках и одежде, тем скорее забуду об убийстве. Закатав широкие рукава, я погрузила руки в воду и стала отмывать пальцы от крови; это было трудно, казалось, она глубоко проникла в поры моей кожи.
Потом я развязала пояс, высвободилась из запятнанного фартука и бросила его в угол. И внимательно осмотрела себя. Кое-где на одежде все еще оставались красные пятнышки, но мне пришлось смириться с этим.
Я заправила за уши выбившиеся пряди волос, расправила помявшуюся юбку и села за шаткий деревянный столик напротив Оджина.
Ты хотела прочитать листовку, глухо сказал Оджин. Не раздумала?
«Не прячься. Не убегай».
Я кивнула:
Нет.
Он повернул ко мне мятый лист бумаги, заляпанный кровью. По моему телу пробежал озноб я снова услышала свист стрелы и шум смерти. Закрыв глаза, я сидела так, пока мой разум не прояснился, и тогда я подняла веки и увидела такие вот слова:
Наследный принц убил меня.
Наследный принц убил четырех женщин.
Наследный принц продолжит убивать.
Я крепко сжала руки. Меня пронзило осознание того, что за выгораживание принца меня, возможно, ждет смерть. Оставалось надеяться лишь, что листовка лжет. Люди имеют обыкновение выдумывать небылицы о членах королевской семьи.
Командира вынуждают быстро вынести вердикт, сказал Оджин. Я не понимал прежде, почему от него это требуют, но теперь до меня дошло: королевская семья старается пресечь слухи о наследном принце.
Примечания
1
Дворцовый комплекс в Ханяне (сейчас Сеул). Построен во времена правления династии Чосон (13921897).
2
Ли корейская мера длины, равна 0,393 километра.
3
Японский термин со значением «энергия».
4
Медицинское учреждение времен династии Чосон в Корее.
5
Блузка или жакет, часть корейского национального костюма.
6
Суффикс а (после согласного) или я (после гласного), идущее вслед за именем, означает обращение на «ты».
7
Женщины на государственной службе во времена династии Чосон. В полиции занимались делами, имеющими отношение к женщинам. Считались ниже рабов.
8
С 1948 года Сеул.
9
Дом, где работают кисэн артистки, развлекавшие короля и знатных господ.
10
Корейское название системы письма, состоящей в основном из традиционных китайских иероглифов.
11
Великое учение имеется в виду учение Конфуция. «Чжун юн» («Учение о срединном и неизменном Пути») конфуцианский трактат, заучивался наизусть людьми, сдававшими экзамены для поступления на государственную службу. «Лунь юй» главная книга конфуцианства, составленная учениками Конфуция, содержит его высказывания. Мэн-цзы китайский философ конфуцианской традиции.
12
Госпожа Мун.
13
Ыйвон врач (кор.).
Суффикс ним добавляется к профессии человека при разговоре с ним, если он выше по рангу.
14
Один из самых крупных городов Кореи.
15
Его/ее высочество, обращение к юному принцу или принцессе.