Я отгоняю прочь все ненужные мысли и сосредотачиваюсь на магии, текущей по венам Аурен, после чего со всей осторожностью выдергиваю ее, как сорняк. Дальше пальцы погружаются в почву, и я расслабляюсь, отпуская в нее гниль. Параллельно с этим даю телу Аурен время на то, чтобы восстановиться. Затем немного жду и начинаю методично удалять каждое гнилое пятно, похожее на куски застывшей глины.
Несмотря на сильный холод, у меня на висках проступают капли пота. Я сжимаю зубы, притягивая силу к себе и возвращаю в свои вены, чтобы она бурлила в благодатной для нее почве. Полностью вытягиваю силу из Аурен, пока не остается только один фрагмент в ее груди. Однако, когда я призываю оставшуюся силу, пытаясь извлечь его, то наталкиваюсь на сопротивление. Вместо того чтобы, как остальные, покинуть ее тело, этот фрагмент запускает в нее шипы, словно пытается удержаться.
Словно пытается удержать Аурен в своих когтях.
Я хмурюсь, руки трясутся, и по ним распускаются гнилые корни. Сила скользит по моим ладоням и забивается под кончики пальцев, а темные линии раздирают меня изнутри, стремясь пробить кожу.
От замешательства и страха я вновь стискиваю челюсти.
Моя сила никогда еще так не упрямилась. Никогда не пыталась так упорно остаться. Уже много лет я не сражался с ней во всяком случае, с детства. Мне очень рано пришлось научиться обращаться с этой зловонной магией, пока она не уничтожила все, включая меня.
Так что, черт возьми, происходит?
Я лихорадочно осматриваю Аурен, но больше не вижу в ней гнилой скверны, остальные части ее тела не замараны ею. Она снова стала такой же, как раньше, но почему тогда не уходит этот последний фрагмент?
Отпусти. От неослабевающего вкуса яда язык еле шевелится. Отпусти ее.
В ответ он извивается, как терновник, скручивающийся вокруг ее груди и пускающий в нее корни. Ужас пронзает меня, как самый острый из клинков.
Отпусти ее, черт тебя подери!
Магия и сила вырываются на волю, став сильнее той бури, что пытается обрушиться с неба. Клацнув зубами, я делаю один мощный рывок, рассекающий воздух. И сила моего же яростного рывка отбрасывает меня назад, а Аурен в это время выгибается на земле дугой.
Рип!
Я лежу, опешив и задыхаясь, и не отвожу взгляда с темных облаков, застилающих ночное небо. Лу падает на землю рядом со мной и смотрит на меня круглыми от волнения глазами.
Ты живой?
Черт возьми, что это сейчас было? спрашивает Озрик.
Я слышу, как свистит Джадд:
Твои корни
Опускаю взгляд на руки, где вены извиваются и рассерженно щелкают. Чувствую, как все осматривают мои лицо и шею, но надеюсь, что никто ничего не скажет, потому что я и сам ощущаю, как эти злосчастные корни шевелятся под кожей. Везде, черт возьми. Словно я несколько месяцев не пользовался силой, словно она скопилась во мне.
Но все это неважно, ведь я только что вырвал из Аурен последний кусочек гнили, а значит, все будет хорошо.
Лу порывается помочь мне сесть, но я отталкиваю ее мельтешащие руки, и у меня вырывается мучительный стон. Снова быстро наклоняюсь над Аурен, но, увидев ее лицо, понимаю, что она по-прежнему не очнулась.
Она все равно не двигается.
Моя паника разрастается.
Гниль просачивается в землю, а мое сердце уходит в пятки.
Что я натворил?
Я зарываюсь пальцами в снег, и от моего прикосновения гниль расползается по земле разлагающимися полосами. Я не просто чувствую, как она растекается по снегу, а чувствую, как она обволакивает мое сердце, сжимает его, дробит на мелкие осколки и приказывает увядать у меня в груди.
Я резко зажмуриваюсь, а корни впиваются в кожу шеи. Они обвиваются вокруг вен, как разъяренные змеи, которые сжимают и кусают, причиняя невыносимую боль, но я не обращаю на нее внимания.
Потому что я убил Аурен. Твою мать, я ее убил
Внезапно она приоткрывает рот. Когда с ее губ срывается прерывистый вздох, я распахиваю глаза. У нее изо рта вырывается черное облачко, которое спустя мгновение развеивается между нами.
От облегчения в висках начинает стучать.
Аурен?
Но она не открывает глаза, и страх сжимает мне сердце.
Я закрываю глаза, стараясь снова сосредоточиться на ней, и чувствую, как холодею. Потому что этот кусочек, единственный фрагмент гнили, который я только что вырвал у нее, еще в ее теле.
По-прежнему, черт возьми, там.
Остолбенев, мысленно пытаюсь снова и снова схватить его и выдернуть, но он не поддается.
Она вздыхает, и из ее рта снова вырывается мутная черная дымка.
Сердце стучит по ребрам, желая вырваться из клетки и сразиться с кем-то. Но сколько бы я ни призывал свою силу, этот последний фрагмент не покидает ее грудь. Он въелся, как чернильное пятно на золотистой ткани, которое я не смогу вывести.
И все же ее грудь поднимается и опускается. Ее сердце бьется чаще. Она жива.
Черт, я не могу вытащить из нее последнюю каплю гнили, но Аурен жива, а это самое главное.
Аурен, очнись.
Проходят секунды. Пять, десять, двадцать. Я считаю каждую.
С ней все в порядке?
Я застываю от хриплого вопроса, заданного Дигби. Голос у него такой из-за нанесенных ему увечий, а еще, потому что он давно им не пользовался. Я молчу и не знаю, осмелится ли кто-нибудь ему ответить. Просто продолжаю за ней наблюдать, желая, чтобы она открыла глаза.
Ну же, Золотая пташка шепчу я. Тревога врезается мне в шею как удавка.
Слышу рядом шарканье, а потом Дигби вырывается вперед и встает рядом со мной на колени.
Она жива? снова спрашивает он.
Я по-прежнему молчу, и тогда он хватает меня за рубашку и, к моему удивлению, учитывая, сколько на его теле ушибов, с силой тянет на себя.
Что ты натворил? гаркает он, шевеля опухшими и потрескавшимися от крови и мороза губами.
Озрик тут же оказывается рядом, поднимает Дигби и оттаскивает его.
Что ты натворил? раздается обвиняющий хриплый крик Дигби, который сразу же сливается с воплями охватившего меня ужаса. Озрик и Дигби о чем-то яро спорят, но от страха так сильно шумит в ушах, что я не слышу, о чем они толкуют.
Что я натворил?
Руки начинают дрожать от паники и страха, которые захватили меня с той секунды, как я применил к Аурен силу.
Почему она не приходит в себя? спрашивает Лу, но я не знаю. Черт, я не знаю, так что и ответить мне, мать его, нечего.
Я обхватываю руками холодные щеки Аурен и издаю шипение от боли в пальцах. Даже сейчас моя сила словно хочет отделиться от кожи и вернуться к ней.
Ее аура потускнела. Вокруг ее тела скользят лишь тусклые золотистые всполохи. Аура должна сиять ярко даже в ночи, но сейчас она совсем не похожа на вспышку мощной силы и жизни, которая обычно от нее исходит.
Я прождал слишком долго.
Я должен был отравить ее гнилью раньше до того, как у нее почти закончились силы. И приземлиться должен был быстрее, должен был раньше вырвать из нее свою магию.
Не поступай так, взываю я к ней. К богам.
Не сейчас.
Не после всего, что произошло. Я ведь только обрел ее
Мне нужно, чтобы ты пришла в себя, приказываю я, но на самом деле эта мольба вырвана из глубин моей души. А если Аурен вообще не очнется? А если это цепкое семя гнили пустило в ней корни и теперь не отпустит ее?
Я применил к ней силу только для того, чтобы она не упала замертво от усталости. Проклятие, я только все испортил. Испортил, и теперь моя же сила набрасывается на меня как тысяча кусающихся змей, а Аурен до сих пор заражена моей магией.
Я опускаю голову, прижавшись своим лбом к ее голове, и держу руки на ее холодных щеках.
Не поступай так, зажмурившись, умоляю я. Золотая пташка, ты намного сильнее. Ты сильная. Так что очнись.
Но она не приходит в себя.
Черт! Резко вскинувшись, я ударяю кулаком по снегу, и острый лед, укрывающий землю, рвет кожу. Черт, черт, черт!
Я слышу, как Дигби в отчаянии пытается противостоять остальным и вместе с тем проклинает меня. Его угрозы и бранные слова хлещут меня по спине, как кнут. Бьют меня осознанием
Это я виноват, вырывается у меня искреннее признание вины.
Лу поджимает губы в ответ на мое заявление.
Так исправь.
Так я, черт возьми, пытался! огрызаюсь я и в отчаянии провожу рукой по волосам. Я пытаюсь
Не могу ясно мыслить. В висках стучит кровь, земля под ногами сотрясается, в ушах что-то ревет. Магия во мне издает скорбный звук, растекаясь перед глазами и вынуждая видеть линии, которых там нет. Теперь я слишком часто, слишком быстро распространяю гниль, и она впитывается в землю, ослабляя ее и нанося ущерб.
Я слышу крики, а может, это ветер или сила, брыкающаяся у меня в костях.
Рип, твоя сила
Я трясусь всем телом, чувствуя, как покалывает и растягивает кожу, а гниль начинает с шипением растекаться по земле, желая прорасти в нее и разорвать
БАМ!
Я отлетаю назад и снова, уже второй раз, падаю на снег, на мгновение опешив.
Возьми себя в руки, со злостью говорит брат и встает на колени, подняв меня с земли, на которую же сам, кретин, меня и уронил, дав по лицу. Я, будучи разъяренным, смотрю ему в глаза. Ты отравляешь гнилью это проклятое богами место. Сейчас же соберись! Ты не в том положении, чтобы терять над собой контроль.
Я хлопаю глазами и чувствую, что резкие слова Райатта отчасти возвращают меня в настоящее. Опустив взгляд, вижу, что снег под нами стал коричневым и тусклым, а прожилки, похожие на отравленные нити, распространяют свой яд. Он расходится идеальным кругом, портя землю, и высасывает из снега влагу, превращая его в кучу осколков.
Я делаю глубокий вдох и сжимаю руки в кулаки. Мне удается втянуть силу обратно, пока она не разошлась дальше.
Ты понял? спрашивает Райатт.
Понял, гаркаю я в ответ.
Вот и ладно. Он отпускает меня, и мне в равной степени хочется и врезать ему, и поблагодарить за то, что он вырвал меня из этой силовой ловушки.
Отвернувшись, я вижу, что весь мой Гнев и Дигби сгрудились вокруг Аурен. Джадд настороженно глядит на меня.
Она дышит, это хороший знак, говорит он так, словно это должно меня успокоить.
Но она не приходит в себя.
А ты всю силу из нее вытащил? спрашивает Лу, водя руками над рукавами Аурен, но на всякий случай не прикасаясь к ней.
Что-то не так. Я не смог вытащить последний фрагмент.
Лу округляет глаза, и я слышу, как кто-то рядом втягивает воздух.
Может быть, я прождал слишком долго.
Что это значит? спрашивает Дигби.
Растерявшись, я качаю головой.
Так, нам нужен план, встав и отряхнувшись, говорит Лу, а потом смотрит на небо. Надвигается буря, и довольно быстро. Как ты хочешь поступить?
Воспользовавшись моментом, я расправляю плечи и усмиряю деспотичное притяжение магии, сжимая и разжимая пальцы. Одолев их, я прохожу мимо всех и осторожно беру Аурен на руки. Затем прижимаю ее к груди, испытывая внутреннее страдание от ее безжизненного вида.
Уже хочу было пойти, но Дигби, прихрамывая, с кровожадным выражением загораживает мне дорогу.
Я же говорил, чтобы ты вернул ее к жизни.
Ей просто нужно отдохнуть, отвечаю я, но все равно слышу в своем голосе неуверенность. Мне нужно укрыть ее от непогоды.
На лице стражника появляется возмущение и ненависть, но, пока он ничего не сказал, я поворачиваюсь к Озрику.
Вы все летите обратно к войску. Хочу, чтобы сегодня же вечером все наши солдаты покинули Рэнхолд. Я не доверяю королеве Кайле. Пусть они возвращаются как можно скорее в Четвертое королевство. Я угрюмо поджимаю губы. Они нам понадобятся.
Озрик кивает, а Джадд спрашивает:
А как же ты?
Я бросаю сердитый взгляд на небо.
А я как можно быстрее полечу, опережая бурю, чтобы доставить Аурен в безопасное место.
Лететь одному нельзя, возражает Лу. И тебе не добраться так просто до Четвертого королевства, пока она без сознания. Слишком далеко. Вдруг она проснется и позолотит тебя до смерти?
Когда я подхожу к Арго, тимбервинг складывает крылья цвета коры и опускается на колени, воткнув когти в снег.
Я лечу не в Четвертое королевство, бросаю я через плечо.
Тогда куда ты ее везешь? спрашивает Дигби.
Схватившись за ремешок седла и забравшись с Аурен на спину Арго, я перевожу взгляд на сердитого брата, и он отвечает за меня:
Он везет ее в Дэдвелл.
Глава 3
Слейд 8 лет
Слейд!
Мое имя выкрикивают так громко, что птицы перестают петь, а некоторые из них упархивают.
Повернувшись, я смотрю сквозь ветки деревьев на наше поместье, а когда опускаю одну из них, из бутона, к которому я прикоснулся, вырывается голубое облачко. Передо мной здание из черного камня с белыми полосами от безостановочно льющего дождя. Крыша плоская, и из нее, как столбы, торчат квадратные дымоходы.
Я смотрю на холм со скошенной травой, по которому она ко мне поднимается. Вздыхаю и отпускаю ветку, но уже осторожнее, чтобы мне в лицо не ударило еще одно вырвавшееся из древесной почки облако. Они, конечно, вкусно пахнут, но жутко пачкают.
Снова поворачиваюсь к воркующей птичке размером с булавку, которая сидит у меня на пальце. Она еще совсем птенец, ее тонкое тельце покрыто пушком, но глаза открыты.
Ничего, скоро ты оперишься, говорю я ей. Через несколько недель у нее на хвосте будет целый шлейф перьев, которыми она сможет щеголять. Каждое перо будет тонкое, как булавка, и с такими же острыми кончиками. И тогда ты сможешь улететь с остальными.
Снова слышу, как выкрикивают мое имя, потому аккуратно возвращаю птичку в гнездо, перекидываю ногу через ветку и спускаюсь.
Ступив на траву босыми ногами, я смотрю на маму, которая стоит надо мной, уперев руки в бока. Она одета в ту же красную одежду, что и я, только на ней платье, а ее черные длинные волосы заплетены в немного распустившуюся косу.
И что ты там делал на дереве?
Ничего, пожимаю я плечами.
Угу, говорит мама и стряхивает с моего плеча синюю пыль. Значит, ты не сидел на дереве и не играл опять с птицами?
Я хмуро смотрю на маму.
Я не играл. Это детские забавы. Я наблюдал.
У мамы подергиваются губы.
Разумеется, говорит она и смотрит вниз зелеными глазами. А где твои ботинки?
Снова пожимаю плечами.
С ними сложнее забираться на дерево. Я не надел их, потому что не хотел упасть.
Она качает головой и опускается передо мной на колени, на ее лице уже нет того сурового выражения.
Что ж, я бы не пережила, если бы ты упал. Как поживают птицы?
Хорошо, заверяю ее я, снова сгорая от нетерпения понаблюдать за пернатыми друзьями, поскольку мама уже не сердится. Там в гнезде сидит птенец, но, думаю, его мама уже улетела, поэтому я хочу научить его летать.
Мама улыбается, и вокруг ее зеленых глаз появляются морщинки.
Если кому-то это и по силам, то только тебе. Ты всегда умел находить с ними общий язык.
Мама поднимает руку и проводит пальцами по моим волосам, но я отдергиваю голову и приглаживаю их.
Я их уже расчесал.
Она смеется и поправляет мой поднятый воротник.
Хорошо. Время ужина.
Я отдергиваю руку, когда мама снова тянется к моей руке.
Я больше не могу держаться за руки. Мне же восемь, напоминаю я.
О, верно. Конечно, говорит мама и еле заметно ухмыляется. Наверное, мне просто грустно, что я давно не держала за руку сына.
Я не хочу ее расстраивать. И речь не о том, что мне не хочется держать ее за руку просто так делают только маленькие дети.
Ты можешь держать за руку Райатта, говорю я. Ему всего три года, так что он не будет против.
Она нежно похлопывает меня по щеке.
Замечательная мысль.
Мы уходим из рощи деревьев, идем мимо поилки для птиц и остроконечных кустарников. Я смотрю на поместье у подножия склона, но не хочу заходить в дом. Лучше бы я остался здесь, с травой и птицами.
На самом деле с самим домом-то все в порядке. У нас сорок три комнаты, целая куча дорогих украшений и много слуг. Ни у одной другой семьи в городе нет такого большого дома, как у нас, и такого количества лошадей.