Де, погодь, а какое тем добро? Там в том сарае ни че нет, я сам там раз сто бывал, Мишка осекся и сделал паузу, Ну с Сашкой, с сыном баб Маши, то насос брал у него, то бензин брал. Так там мусор один, банки пустые, лопатки старые, немного соломы, разве что кошели для гусей новые, проволочные, как у тебя.
Ильич взвел курки и опустил ружье.
Говоришь брать нечего? дед остановил взгляд в одной очке и замолчал.
Нечего.
А че тогда, по-твоему там шариться ночью, впотьмах, без света? Я сам Машке там проводку налаживал, света не включают, значит ворюга, сегодня там, завтра и к нам заглянут. У них брать нечего, так у нас на мастерской хоть трактором вывози.
Мишка стоял, опустив голову и воткнувшись глазами в серебряные шарики на замше своих ботинок.
Че притих? Ильич толкнул парня прикладом в плече.
Не знаю
Чего не знаешь?
Ну пошли проверим, кто там шерудит в сарае.
Другой разговор. Ты только поодаль стань, кто знает, что у них на уме, дед покрутил головой и настороженно зашевелил носом, втягивая часто и коротко воздух, Ты чтоль в бензин влез, или краник на баке не закрыл?
Не-е, проблеял Мишка обнюхивая руки и куртку, Я с субботы бензин не заливал, краник закрыл еще на повороте у моста, экономлю.
За кустами раздался глухой звук, словно кто-то встряхнул покрывало, резко, коротко, почти с хлопком. Этот звук еще не успел пробраться сквозь заросли в сад к Ильичу, как его догнала вспышка света пронзившая полумрак.
Ильич словно сквозь кирпичную стену прошел сквозь кусты, и уже с той стороны посыпались отборные маты и брань.
Мишка, стервец! Поднимай баб, пожар! Стой, сам не суйся! Назад!
Парень подскочил на месте, потом ринулся к кустам, развернулся по команде деда и рванул к калитке во двор.
Заводи драндулет свой и дуй за медичкой, пулей!
Деда, зачем медичка!?
Да езжай же, сукин сын, меньше разговоров!
Голос Ильича был совсем необычный, какой-то гнев и испуг, озлобленность, а в голове у Мишки звенело от этого крика, мокрые от росы ботинки соскальзывали с ножек мотоцикла, лысая резина выкидывала куски травы и грязи, проворачивалась и выпускала легкие клубы пара.
До дома фельдшера Антонины было всего метров пятьсот через овраг, если верхом по дороге, то все три километра. Мишка накрутил ручку и мотоцикл взревел и с кручи косогора устремился вниз, подскакивая и разнося свежие кротовые кучки.
Сонная девушка лет двадцати пяти вышла во двор на стук в халате, запахивая его на ходу.
Чего барабанишь? Да заглуши ты свой драндулет!
Там это, Мишка запнулся, увидев как грудь Антонины вывалилась из разреза халата, пока та, наклонившись в полутьме пыталась завязать пояс, Там пожар, Ильич срочно просил привезти!
У кого пожар, что горит? тон девушки сменился, она развернулась к крыльцу, и уже через мгновение в ее руке была огромная темная потертая кожаная сумка, домашние тапочка неуклюже разлетелись по сторонам, правая нога слету зашла в кеды, левая смяла задник, Тоня наклонилась его заправить, а Мишка снова стоял и глазел, как утренний ветерок трепал ее волосы и полы белого врачебного халата, который явно уже был маловат, Да хорош пялиться! Едем же, не дорос еще!
Через мгновенье между Мишкой и Антониной был зажат старинный саквояж с лекарским скарбом, девушка вцепилась в куртку так, что ворот немного душил.
Стой, куда!? Дави по косогору! Тоня толкала Мишку в бок, торопя, указывая на короткую дорогу.
Мотоцикл снова завыл зверем, парень вжал голову в плечи и свежий поток ветра, местами вперемешку с горячим, в ямках, хлынул в лицо. Фельдшер прижалась сильнее, что-то в сумке срослось с позвоночником, а сильные девичьи бедра обхватили его сзади, от чего Мишка ощутил что-то необычное, получив прилив терпения, забыв о дикой боли в спине.
Едва сдерживая мотоцикл на стерне, они заехали с поля прямо к сараю, там уже горел свет, пожара не было, следов его тоже, вопили тетки, Ильич ходил суровый и растерянный.
Мишка! дед окликнул его, как только заглох мотор, Сюда иди!
Медичка побежала к Ильичу, чуть опережая парня, у деда по рукам были кровавые полосы, такие же на подкопченном лице, немного порвана рубаха.
Деда, что тут?
Со мной стой! грубо скомандовал дед.
Алексей Ильич, начала тоненьким голосом Тоня, Что случилось? Где пожар?
Там был, дед кивнул в сторону сарая, на кучу чего-то темного, метрах в десяти сзади, Затушил, но поздно.
Мишка и Антонина смотрели друг на друга не понимая слов Ильича.
Иди сама глянь, не напугаешься? дед махнул назад рукой и тут же дернул Мишку за рукав, А ты куда прешь?
Антонина подошла к темному пятну у сарая, накрытому какой-то тряпкой, ее обступили соседи, тряпка сползла в сторону. В выжженном круге стерни лежал человек, черный, обуглившийся, скрюченное тело, сжатое словно от холода. Тоня прикрыла рукой рот и нос и посмотрела в сторону Ильича и Мишки, который заглядывая через широкую спину деда пытался понять, кто там лежал.
Да не глазей, спать потом не будешь, дернул его Ильич.
Деэто Саня что ль?
Санявыходит слышал он нас, вон какой полигон выпалил, залил бензином, себя облил, в середину встал и зажегся. Я к нему пока через кусты рванул, пламя выше сарая дало, а он даже не крикнул, кряхтел только, а там и посудина рядом с ним схватилась и шарахнула, я к нему, а он стервец уже упал дед закачал головой, по щеке, сквозь царапины и бороду заблестела сырая полоска.
За спиной у сарая снова запричитали тетки.
А баба Маша где? спросил Мишка.
Увели, сердце схватило, Тоню отведите к ней, ее уколоть надо.
Де, зачем он? парень стоял с потерянным видом и ждал ответа от Ильича.
Кто ж теперь узнает? Мишка, уводи свою железяку с глаз долой, ступай домой, да бабке не говори, а то Тонька ко всем с уколами не поспеет.
Не хватит на всех, вставила Антонина, Домой меня потом свезешь, или спать завалишься?
Я привез, я увезу, Мишка гордо поправил куртку и важно столкнул мотоцикл с подножки, Где подождать?
Я теть Маше сейчас укол поставлю, и поедем.
Ильич стоял чуть в стороне, тер в руках какой-то листок, сорванный с дерева, взгляд его был рассеянный, куда смотрит не понять.
Де, ты че? Мишка потянул деда за грязный и изодранный рукав рубашки.
Алексей Ильич развернул руку, за рукав на которой дергал парень, подхватил его за запястье и подтянул к себе, вжал его лицо себе в бок и разлохматил волосы на голове.
Я пошла, Антонина перевесилась под тяжестью своего чемодана, зашагала по дорожке через сад, через пару шагов снова обернулась, сделала строгое лицо, Жди на выгоне, я не долго.
Мишка едва смог оторвать голову из объятий деда, кивнул в ответ девушке и снова под силой руки утонул в рубахе лицом.
Эх, Мишаня, какую Саня дурь сотворил!
Понимаю Мишка едва освободившись от захвата ответил Ильичу, Но почему, зачем?
Ну уже точного ответа не сыскать, обидно, что сплетни поползут, а они всегда грязные и с душком.
Де, ты чет совсем погас.
Не, я еще не остыл от того пожара. Ты нос то не сильно задирай, Ильич слегка потрепал парня по щеке, Свезешь медичку и домой дуй, отоспаться надо, после обеда жду тебя, Сане гроб справлять начнем.
Калитка с зелеными и синими вензелями открылась, скрипнула, лязгнула задвижка и в проем вылез громоздкий Тонин чемодан, потом протиснулась она сама, прижимаемая силой дверной пружины. Девушка с мрачным лицом в серо-розовых закатных тонах подошла к мотоциклу, молча взгромоздила чемодан на сиденье, неуклюже вскарабкалась сама.
Едем.
После этого слова в голове был только шум, монотонный рокот мотора и легкий шелест ветра. Дорога уже была хорошо видна, мелькали ветки и кусты, тяжелая роса и мокрая пыль, которая смешивалась с ароматами травы и особенно полыни, но как только Мишка увлекался этими запахами, в нос резко ударял запах бензина, гарь и сладковатый запах сгоревшей плоти.
Эй, эй! медичка затрясла его за плечи, Верхом едем, скомандовала она.
Как скажешь.
Нам уже спешить не зачем.
Мотоцикл легко и бодро ускорился, щелкнул сухо своими внутренностями и рассекая встречный легкий ветер растворился в поле над косогором.
Ты домой? Антонина строго, голосом учительницы спросила парня.
Мотоцикл к Ильичу отгоню и домой спать.
Уснешь?
Не знаю, Мишка ответил лишь после долгой паузы.
Тогда прячь мотоцикл в погребку, все равно сейчас Серега приедет, разбираться будет, еще тебя встретит по дороге, до конца лета пешком ходить будешь.
Мишка неуверенно посмотрел на дорогу над косогором, там было пусто, да и за полем никто не ехал.
А Серега то к тебе зачем?
Как зачем? Я же вроде как единственный медик, который прибыл первым на происшествие, потом то с района приедут осматривать, а начнут все же с меня, он как участковый явится на зорьке.
Парень понимающе кивнул, почесал затылок и потянул мотоцикл в сторону старой приземистой постройки в дальнем углу двора.
Садись, чай будешь? Тоня бегала по кухне раскидывая какие-то вещи, наводя легкий порядок, освобождая стулья заваленные выстиранными вещами, еще пахнущие стиральным порошком.
Буду.
Не обижаться, я покрепче выпью, не по себе мне что-то.
Из окна кухни на горизонте показались две точки от фар машины, она неуклюже ползла по краю косогора, словно божья коровка по краю чашки, красная Нива на фоне желтеющего поля пшеницы.
Едет, Мишка привстал.
Знаешь, давай ка вон туда в чулан за шторку и молчок, Серега чтоб не видел.
Мишка обиженно отодвинул непочатую чашку чая и юркнул за тяжелую самотканую шторку с какими-то неизвестным животными и уселся на мешки с зерном.
В узкую щелку между стеной и шторой Мишка видел, как Тоня спешно скинула с себя тесный халатик в котором она была все утро, полуголая перебежала из одного угла кухни в другой и обратно, схватила из перестиранных вещей белоснежный медицинский халат и спешно застегнула его до самого горла, до самой последней пуговки.
От момента, когда машина участкового заглушила мотор прошло несколько секунд и громоздкая фигура в полевой серой форме уже прошла в кухню и уселась на Мишкино место, без предложения потянула его горячий чай.
Мишка сидел на мешке, не дышал, не моргал, стараясь разобрать о чем разговор, но Антонина отвечала сухо, мало, сделав взволнованное лицо, переполняя страхом каждое свое слово.
Ладно, мне пока этого хватит, закрывая черную книжечку остановил ее Сергей, Потом в РОВД все равно вызывать будут.
Сергей вышел, машина так же незаметно растворилась за полем на горке.
Выходи, Тоня произнесла надрывным голосом, расстегнула верхние пуговки халата, А он ведь ко мне позавчера приезжал вечером.
Серега? Зачем?
Нет, Сашка, покойный, Антонина подняла строгий взгляд на Мишку, который усаживался на сундук у окна, Он приехал и попросил таблеток, говорил, что спит плохо, я уже дать хотела, а он и продолжил, что Ленка его загуляла, а он от этого сам не свой и не спит. Я поняла, что таблетки давать ему те не стоит, предложила укол сделать, он согласился.
Уколола?
Да, витамины, Тоня ехидно ухмыльнулась, Он с довольным видом уехал, а сегодня ты, ночью, она опустила голову и заплакала.
Мишка сидел на сундуке и сам не знал, что делать, подойти и погладить ее по голове как собаку? Может обнять? Но что-то внутри говорила, что Тонька может и локтем под ребра за такое.
Ну что есть, то есть, теперь поздно
Утешил, она рыкнула сквозь ладони, Налей, вон там на полке, кувшин стоит, но не много.
Мишка снял с полки белый керамический кувшин, налил в чашку прозрачную жидкость, в нос ударил запах спирта.
Посидишь, пока я не усну, ладно? Антонина медленно и морщась выпила налитое, потом подошла к деревянному дивану в углу кухни, сняла с себя халат совершенно не стесняясь Мишкиного присутствия, легла и накинулась лоскутным одеялом .
Дверь потом как закрыть?
Не закрывай, ко мне на уколы народ к девяти будет, разбудят. А тебе лет сколько?
Шестнадцать.
Деда слушайся.
А его попробуй не послушай, чухаться долго будешь.
Он же тебе не родной?
Нет, родных я в глаза не видел, а с Ильичом лет с пяти. Он мне за родного, столярничать научил, на охоту вместе ходим. А чего спрашиваешь, вся деревня знает, а ты еще не в курсе?
Тоня в ответ промолчала, парень сполз с сундука, подошел к дивану чуть ближе, стараясь заглянуть в лицо девушке, взгляд зацепился за белоснежную кожу бедра, неприкрытого одеялом. Мишка постоял около минуты рядом и тихо вышел из дома.
Ильич сидел в углу за кучей обрезков и опилок, на верстаке в центре мастерской лежала крышка от гроба, двое мужиков с мрачными серыми лицами вошли и унесли ее.
Мишка, лапух, ты где там ходишь?! голос Ильича выдавал не первый литр выпитый им.
Я тут, проставку выносил.
Садись, дед достал из полки стакан, протер его рукавом, потом оттуда же вынул зеленую бутылку заткнутую скрученной газетой, раскупорил и налил, Только самую малость, скомандовал он, подталкивая стакан в Мишкину сторону.
Ну, царствие небесное, парень дрожащей рукой, но уверенно взял стакан и не морщась выпил его содержимое, потом воткнулся носом себе в ладонь, поднял с пола горсть стружки и глубоко выдохнул несколько раз подряд.
Эх Мишаня, жалко Саню не уберегли, а ведь пальни я в воздух, как с самого начала хотел, небось он бы ушел, не стал палить себя.
Деда, уже все, чего размышлять на эту тему.
Тут ты тоже прав, но мысли они такие, они покоя не дадут, и каждый все равно будет думать, что мог бы все изменить и исправить, а ведь обиднее всего, что мысли эти приходят всегда после случившегося.
Мишка сел на стул рядом с дедом, а перед глазами лежала на диване Тонька, полуголая, какая-то жалкая и измученная и тоже корившая себя за случившееся.
Чего у нас из работы еще есть? деловито произнес Мишка.
Ходки пригнали, перебрать надо, но там разбирать на день, так что на сегодня уборка по мастерской да подточим железки.
Дед, может квасу принести?
Неси, самогонка что-то как вода пьется, не лезет в глотку.
Мишка выскочил из мастерской, спешно зашагал на погреб, потом остановился глядя на свой мотоцикл и в голову само собой пришло, что ведь ни Тоня и ни дед не должны себя винить, ведь это он деда заговорил в саду, он его отвлек и в этот момент, какая-то странная нить сознательного единения пронизала его, захотелось и пить вместо Ильича противный самого и лежать за Тоньку на жестком деревянном диване
Мишка! Холодный бери с погреба! голос Ильича вернул его в душный полумрак погребки
Уже иду!
Это странное чувство больше не приходило, как бы Мишка не хотел его воссоздать и почувствовать, оно было одновременно страшным и противным, но было в нем что-то особенное, единящее, дающее ощущение нависшего восприятия и понимания. Оно больше привязало к деду, заставило иначе воспринимать Антонину, вынуждало думать на шаг вперед.
Вернулось оно всего лишь однажды, на мизерное мгновенье, год спустя, так же летом, но в райцентре, Мишка толкался с ребятами у военкомата, а навстречу с коляской шла Ленка, Санина вдова, с цветущей улыбкой без какой-либо доли горести в лице, словно всю эту скорбь и обиду разделили между собой дед, Тонька и он, ну и само собой Саня, в том ночном пожаре
ПРОГУЛКА
И носит же вас ночами под дождем, Ильич проворчал что-то себе под нос, но Мишка не рискнул переспросить, Башмаки снимай! Только стружку с вечера замел, сейчас замочишь пол, потом скобелем не отодрать.
Мишка наклонился развязать шнурки, с волос и с носа на пол полились ручьи, на сухом полу сразу же расцвели яркие рыжие пятна, капельки воды в древесной пыли остались причудливыми шариками и раскатились перед входом.