Но так было в 1980-е. Ныне эти культуры сливаются, что заметно по миграции сотрудников между Фингигантами и Техгигантами. Например, мой друг раньше работал специалистом по количественному анализу kJ. Р. Morgan, вычисляя стоимость финансовых контрактов. А теперь он работает в DeepMind, подразделении по ИИ компании Google, исследуя вопрос разработки ИИ, который можно будет применить к любой ситуации.
Слияние финансов и технологий проявляется и в форме образования их гибрида сектора финтеха. Эта отрасль яркий пример неоднозначных, но тесных взаимосвязей между двумя мирами. Финансовый кризис 2008 года сильно подпортил репутацию банков, поэтому возникла техноутопическая идея о том, что цифровые стартапы разрушат империю финансов и приведут к финансовой демократизации. Цифровые технологии выдавались за рыцаря в белых доспехах, который наведет порядок в старом злодейском мире финансов. Слово финтех стало крайне модным, привлекая как сотрудников традиционных банков с их идеями цифровизации услуг, так и предпринимателей из мира технологий, у которых руки чесались попробовать себя на ниве финансов.
С самого начала финтех смотрелся скучнее остального технологического сектора из-за его связей с набившими оскомину Фингигантами, но все же ярче традиционных финансов из-за связей с крутой Кремниевой долиной. До настоящего времени он эксплуатирует представление о том, что технологии реформируют финансовый сектор и волокут банки в новый цифровой мир, несмотря на их сопротивление и вопли. По словам технарей, будущее нужно притащить в настоящее, а все старое должно исчезнуть в прошлом. Финансовую отрасль следует осовременить, а все пережитки прошлого, включая отделения банков, физические наличные и нецифровые процессы, уничтожить. Этот подход выдается за коренной слом финансовой системы, но если приглядеться повнимательнее, то мы увидим не попытку реорганизовать Фингигантов, а попытку их автоматизировать. Это различие, впрочем, редко отмечается. Почему?
Неизбежный прогресс автоматизации
Нам свойственно стремление угадать, каким может быть будущее, но если прогноз неясен, то порой мы начинаем доказывать, каким оно должно быть. Это сфера политики: мы страстно агитируем за то будущее, к которому стремимся, вместо того чтобы соглашаться с тем, которое кажется вероятным. Но если местные политические требования сводятся, скажем, к финансированию школ или созданию зеленой инфраструктуры, то транснациональные требования гораздо сложнее. Когда речь заходит о повсеместной цифровизации и автоматизации глобальной экономики, люди странным образом замолкают. Им кажется, что все это произойдет независимо от их желания.
Почему? Дело в том, что всемирная экономическая система заставляет нас чувствовать себя пигмеями и большинство полагает, что нам остается лишь реагировать на нее, а не пытаться ее формировать. Никто не думает, что стоит у руля глобальной экономики, но все чувствуют, что она движется, как бесконечный кортеж на автопилоте. Ее курс определен: корпорации растут, оружие становится более мощным, ресурсы истощаются, а цифровая взаимосвязанность становится крепче. Все согласуется с мрачными сценариями кибер-панковской фантастики 1970-х. Ее персонажи живут в высокотехнологичных мирах, где леса уничтожены расползающимися мегаполисами, а правительства слились с гигантскими корпорациями. Последние предлагают одурманенному человечеству возможность уйти из удручающего однообразия жизни в фантазии виртуальной реальности, а кучки мятежников пытаются этому противостоять.
Если иногда кажется, что технологические компании вдохновляются мрачными видениями фантастов, то это потому, что их сюжеты уже воплощаются в реальных новшествах, внедряемых Техгигантами: от вездесущих технологий распознавания лиц из Особого мнения[2] и биотехнологий из Бегущего по лезвию[3] до горгулий из Лавины[4], которые с помощью специальных устройств подгружают аудиовизуальные данные в интернет-подобную виртуальную реальность, называемую Метавселенной. Однако для того чтобы воплощать эти сюжеты в жизнь, необязательно вдохновляться научной фантастикой: киберпанки просто экстраполировали тенденции, которые уже были характерны для масштабных капиталистических систем. Именно поэтому все это возникает в нашей жизни, как будто по инерции.
Пандемия COVID-19 временно дестабилизировала это ощущение инерции, дав многим из нас мощный ментальный толчок. На короткое время наши системы, казалось, сделали паузу, вызвав у одних тревогу, у других эйфорию, а потом снова пошли как по накатанному, будто после перезапуска остановившегося конвейера (причем на большей скорости). Поклонники технологий изо всех сил стараются придать этому ощущению инерции позитивный смысл. Они утверждают, что увеличение масштаба и скорости экономических процессов это движимый творческим духом человечества прогресс, в котором все мы принимаем участие.
Подобные настроения наводняют сферу цифровых финансов. Например, эксперты утверждают, что безналичное общество неизбежно, потому что мы члены общества видим преимущества постоянного ускорения, автоматизации, связности и удобства и хотим всё большей цифровизации финансов. Поскольку этого хотим все мы, отдельный инакомыслящий не может этому противостоять, а если попробует, то останется позади. Такую постановку вопроса подкрепляют маркетологи, твердящие, что надо быть готовыми к переменам, которые явно грядут, иначе мы окажемся в стороне от быстроменяющегося мира. Это заклинание сопровождает почти все продукты, внедряемые финансовыми и технологическими компаниями, которые выдают коммерческие интересы за непреодолимые и благоприятные для всех стихийные силы.
Я вижу это на платформе лондонской подземки в виде рекламы электронных платежей, утверждающей, что Будущее здесь. И на щите, который висит на сингапурском небоскребе, рекламируя самсунговские смартфоны словами Будущее это сейчас. Слышу в словах участника конференции в казахстанском Нур-Султане[5], поющего осанну грядущей цифровизации всего на свете. Ту же идею продвигает местный политик по телевизору в ЮАР (моя родина), призывая готовиться к Четвертой промышленной революции. Мой отец отставной солдат из сельской Зимбабве. Его компьютеру 12 лет, а вечно бормочущий в его доме телевизор советует готовиться к изобилию дронов, робототехники, умных городов, биотехнологий и искусственного интеллекта всего, о чем он и не думал просить.
Откуда же местный политик набрался этого? Официальная версия событий исходит из высокотехнологичных центров в развитых регионах, поставивших на кон свои огромные доходы. Один из таких центров находится в 16 тыс. км от ЮАР, в Кремниевой долине, где люди добиваются капиталовложений от инвесторов и разрабатывают маркетинговые кампании, чтобы привлечь нас к своим платформам. Их перешептывания доносятся из залов совещаний и баров калифорнийского побережья до специализирующихся на инновациях журналистов, которые влияют на организаторов дискуссий на Всемирном экономическом форуме в Давосе, транслирующихся по Би-би-си, передачи которой смотрит местный законодатель интеллектуальной моды в Йоханнесбурге, чья задача держать политика в курсе международных тенденций. Вот так, а также тысячью других путей современные технологические мантры проникают в дом моего отца. Услышав, что надо готовиться, он, как большинство людей, просто почувствует, что технологии опутывают его через окружающие сети. После чего ему останется только присоединиться.
Многие не ощущают ни индивидуальных, ни коллективных возможностей для выбора того, как все это будет развиваться. А для некоторых психологически проще стать глашатаем грядущих чудес технологического прогресса и с равнодушным фатализмом воспринимать любые упоминания о возможных неприятностях. Тем более, если тебе за это платят. А многим мейнстримным футурологам платят немалые деньги за то, чтобы они выступали пророками неизбежного. Например, в 2016-м Кевин Келли, основатель и редактор журнала Wzret/, опубликовал книгу Неизбежно: 12 технологических трендов, которые определяют наше будущее (The Inevitable: Understanding the 12 Technological Forces That Will Shape Our Future). Заголовок говорит о будущем, как о погоде о том, что просто случится с тобой. Двенадцатое предсказание в его прогнозе погоды гласит, что мы войдем в состав планетарной системы, объединяющей всех людей и все машины во всемирную матрицу.
Могу представить себе, как эта матрица может быть создана. Возьмите олигопольный сектор технологических гигантов, чьи платформы внедрены в жизнь миллиардов людей, и с помощью инфраструктуры финтеха склейте его с олигопольным сектором финансовых гигантов, чьи электронные деньги внедрены в жизнь миллиардов людей. А затем склейте это со всем остальным (городами, машинами, нашими телами) и преподнесите всю эту ситуацию в которой всей нашей средой владеют соображения выгоды удаленных олигополий как неизбежную и желанную революцию, которую все мы произвели. И, наконец, объявите каждого протестующего неадекватным и отсталым луддитом, застрявшим в прошлом, которого нужно уговорить или спасти.
Криптоджокер
Но могут быть и другие пути создания всемирной матрицы. Одно такое предложение было выдвинуто в 2008 году в форме мудреного девятистраничного PDF-файла, опубликованного на одном из интернет-форумов. Документ назывался Биткоин: одноранговая система электронных денег, а его автором значился неизвестный под псевдонимом Сатоси Накамото. В статье описывалось, как сеть людей может эмитировать электронные токены и обмениваться ими без посредства банков, управляющих обычной системой электронных денег, которой мы пользуемся с помощью бесконтактных платежных карточек. Накамото и его последователи принялись за разработку предложенной системы и к 2009-му выпустили первую версию протокола с открытым кодом, реализация которого привела к созданию биткоина первой в мире криптовалюты.
Я начал экспериментировать с биткоином в 2011 году и опубликовал тогда в блоге два поста о нем. Один из постов вскоре оказался на первой странице выдачи Google по этому феномену. Когда в 2013-м продюсеры Би-би-си и других СМИ лихорадочно бросились собирать информацию о биткоине, я стал получать по электронной почте приглашения выступить на телевидении и радио. Кроме того, я стал зарабатывать биткоины в основном в обмен на свою первую книгу и покупать на них пиццу в лондонских пабах, мятный чай в Болгарии и даже товары на сайте для взрослых под названием Crypto Sex Toys. Я убедил своего соседа принять биткоины в счет арендной платы, когда у меня кончились обычные деньги, и я платил биткоинами помощникам. На базе биткоина стал развиваться криптомир, возникали новые криптовалюты. Это был увлекательный, полный экспериментов мир, дух которого хорошо отражала появившаяся в 2013-м забавная криптовалюта догикоин, основанная на меме с собачкой породы сибаину.
Вскоре атмосфера изменилась. Привлеченные технологической новизной этих крипто-токенов, их стали покупать и продавать биржевые игроки. Одновременно стала популярной лежавшая в основе токенов технология блокчейна, и к 2015 году слово блокчейн само по себе стало модным фанаты инноваций кричали о нем на каждом углу. На технологии блокчейна базируются электронные системы, которые позволяют незнакомым между собой людям координировать действия без помощи посредника. Действия могут включать перемещение токенов (именно это обеспечивает система биткоина), но этим не ограничиваются. Широкий спектр неисследованных возможностей дал мощный толчок развитию новых технологических подходов, основанных на концепции децентрализации: казалось, что в этом таится угроза для всех существующих централизованных систем (то есть систем с небольшим количеством крупных игроков в основе). Это могло пошатнуть как финансовую, так и правовую системы, а также систему защиты авторских прав и систему международной торговли.
Новшество было заманчивым, но неопределенность предлагаемых решений в сочетании с плохим пониманием существующих систем породила нелепые утверждения о том, какую революцию может произвести блокчейн в сфере денег, финансов и экономики. Новинку продвигали все от специалистов по интеллектуальной собственности до анархокапиталистических либертарианцев и от неофашистов до медитирующих йогов, видя в ней органическое средство для создания всемирной гармонии.
Шум был настолько велик, что привлек внимание мейнстримных институций, в результате чего в мой электронный почтовый ящик хлынул поток запросов о помощи и приглашений написать статью или выступить с докладом. Я написал один из первых обзоров ООН по криптовалюте и позже выступил с ним в Комиссии и Парламенте ЕС, а из Международного валютного фонда мне прислали имейл с вопросом, поможет ли блокчейн решить проблемы международных платежных систем. На волне технологии блокчейна я пронесся по всему свету: от Амстердама до Сан-Франциско и от Найроби до Токио.
Как ни странно, я мало что знал о технологии блокчейна, но и никто не знал. Толпы ловцов удачи сыпали броскими клише с экранов студий Bloomberg и CNBC и со сцен конференц-залов. Я слышал, как люди, не имевшие никакого понятия о сложной истории колониализма, уверяли, что блокчейн положит конец бедности в Африке, а бесчисленные гуру криптовалюты, несведущие в работе банков, предсказывали разгром банковского сектора. Встречал я и высокопоставленных сотрудников банков, воспринимавших эти прогнозы всерьез, потому что им не хватало квалификации, чтобы оценить утверждения технологических экспертов.
Изначально технология блокчейна давала надежду на создание децентрализованной альтернативы растущим финансовой и технологической олигополиям, о которых я говорил в начале этого введения. На первом этапе основным стимулом для ее развития служили опасения того, что безналичное общество приведет к тотальному контролю и что в век цифровизации возникнет чудовищная концентрация государственной и корпоративной власти. Однако технология блокчейна заключает в себе самой серьезные противоречия. В частности, она, по-видимому, совершенно не пугает финансовые организации и мегакорпорации напротив, они весьма охотно готовы включить эту технологию в свою деятельность. Ведь она при соответствующей настройке может координировать не только сети обычных людей, но и деятельность олигополий.
К 2021-му шумиха вокруг блокчейна перешла на новый уровень: тогда всемирная капиталистическая система принялась поглощать целые сектора этой технологии. Технологические титаны, вроде Илона Маска, начали продвигать криптотокены, венчурные капиталисты создавать фонды для инвестирования в криптостартапы, а крупные международные платежные компании вроде Visa предлагать новые виды деятельности, включающие криптовалюту в обычные платежные системы. Появившись как воображаемая альтернатива Фингигантам и Техгигантам, в реальности блокчейн все больше срастается с ними. Возникающий симбиоз с равной вероятностью может как усилить негативные тенденции, так и победить их.