К машине подруги почти бежали. Им предстояло проверить, насколько тщательно они уничтожили следы пребывания «таинственного незнакомца», ведь домой вот-вот должна была вернуться Мариванна с детьми. Ее наблюдательности могли позавидовать Конан Дойль, Агата Кристи и многие другие классики детективного жанра. Если она чего-то и не замечала, то ей об этом «вещало» сердце, а остальное дорисовывала не знающая границ буйная фантазия.
Саня стоял на крохотной веранде, где ажурный, будто игрушечный, навес поддерживали выкрашенные белой краской, хрупкие на вид деревянные колонны. Машина, едва женщины закрыли за собой дверцы, рыкнула двигателем и, тут же рванув с места, исчезла из виду. Пожалуй, ведьмы на метлах передвигаются медленнее, чем эти две странные девицы на заскорузлой, готовой вот-вот развалиться старой таратайке. Он зябко поежился и, словно испугавшись быстро надвигающейся темноты, вернулся в дом и закрылся на все замки. Выключив свет, он подошел к ближайшему окну и, осторожно отодвинув край портьеры, осмотрел улицу. Фонари еще не горели, и из темноты неярко мерцали электрическим светом окошки соседнего дома, прячущегося за толстыми стволами сосен. Эти желтые пятна были похожи на немигающие глаза невидимого, фантастического животного, и его взгляд не сулил добра
Анна тем временем звонила Аркадии Сергеевне ближайшей соседки по даче. В первую очередь она поинтересовалась здоровьем ее и ее мужа, многоуважаемого Платона Петровича. Не дав ей возможности в полной мере изобразить истинную картину их физических и моральных страданиях, она тут же сообщила, что в родительском доме некоторое время поживет родственник заведующей очень интеллигентный и воспитанный мужчина. Он писатель. Нет, широкой публике не известен и пишет под псевдонимом. Каким? Она понятия не имеет. Ее никогда не интересовала депрессивная литература, тем более с претензией на философствование. Но лучше его сейчас не беспокоить. Особенно по пустякам, так как у него творческий кризис, и с женой проблемы поэтому ему необходимо побыть одному. Да, родители в курсе, и без их согласия она бы ни в коем случае не осмелилась его пригласить. И у них все хорошо. Она просит прощения, что не смогла зайти: абсолютно не было времени, но они с Людмилой приедут через пару дней навестить «отшельника» и обязательно поговорят обо всем подробно.
Еще немного, и ты придумала бы ему родословную от Рюриковичей, -прокомментировала Люся состоявшийся разговор и так вывернула руль, что колеса левого борта едва не потеряли сцепление с дорожным покрытием.
Это было здорово, восхитилась Аня мастерством ее вождения, но давай на виражах поспокойнее. Очень хочется попасть домой не только живой, но и целиком И возвращаясь к нашему «неизвестному писателю», ты не можешь не согласиться он непрост. Вряд ли имеет отношение к Рюриковичам, хотя кто знает
Аня, в любой ситуации главное вовремя остановиться. Оптимизм тоже должен иметь границы, иначе он становится шизофренией.
Но та ее уже не слушала. Она звонила «писателю». Когда он наконец взял трубку, то ему понадобилось определенное время, чтобы понять, о чем идет речь. Аня кратко изложила основные пункты биографии, которых ему стоило придерживаться во имя их общего благополучия. Они не привели в восторг новоиспеченного гения, но других вариантов не было. Его просто поставили перед фактом.
Анну переполняло гордое чувство исполненного долга, и Люсины комментарии о ее умственных способностях, а также умении находить приключения не только на свою голову, но и на головы других, она сочла необъективными. Подобные тирады она слышала не первый раз и, в чем ничуть не сомневалась, не в последний.
Люся, ты хочешь все бросить? прорвалась она сквозь обличительный поток и в задумчивости замерла над рюкзаком.
Что ты имеешь в виду под «все»? удивилась Люся, сбавляя скорость и плавно вливаясь в поток движущихся машин. И тут же сама ответила на вопрос: Если ты о таинственном писателе, что остался в ваших хоромах то да. Мы ничего о нем не знаем. Да, еще забыла тебе сказать: у него на голове грубый рубец странной полукруглой формы от левого уха через область затылка к темени. Удар, видимо, был сильный, и при этом ему не оказали квалифицированной медицинской помощи. Если бы на рану вовремя наложили швы, шрам был бы другим. Это в какой-то степени объясняет потерю памяти Удивительно другое: как он выжил после такой травмы? А вдруг он состоит в какой-нибудь бандитской группировке, и его пытали?.. Аня, что ты все ищешь в этом рюкзаке?
Ключи! радостно сообщила та, доставая заветную связку и перекладывая ее в карман куртки. А насчет бандитов Так сейчас не девяностые с утюгами и стрелялками. Сейчас время интеллектуальных преступлений. Он производит впечатление неглупого человека. Возможно, у него есть образование
Ужас, что делает библиотека с нормальными людьми! восхитилась Людмила. Хотя стоит ли удивляться после Рюриковичей
***
Домой они успели до нашествия «детёнышей» во главе с бабушкой.
В узких джинсах, широком свитере, кроссовках, с огромной кожаной сумкой и ремнем, переброшенным через плечо, Мариванна напоминала забывшего о возрасте тинэйджера при этом ей удавалось не выглядеть смешной. Зайдя к Ане, чтобы угостить ее купленными по дороге пончиками, она еще в дверях полюбопытствовала, зачем понадобилось мыть квартиру гелем для душа, потому что теперь здесь пахнет как в парикмахерской.
Анна, ничтоже сумняшеся заявила, что Дульсинея опрокинула плохо закрытый флакон, и тут же получила от Мариванны по первое число за собственную безответственность ведь бедное животное могло отравиться разными красителями и ароматизаторами. Дуся из комнаты с нескрываемым удовольствием наблюдала, как отчитывают хозяйку. Но ее надеждам на более жесткое наказание было не суждено сбыться: приятно пахнущая сдобой женщина неизвестно зачем поцеловала хозяйку в щеку и скрылась за дверью. Не скрывая плохого настроения, Дульсинея исчезла в комнате, где ее ждали любимые: плотная гардина и теплая батарея.
Сжимая в руке бумажный, благоухающий ванилью пакет, Анна направилась на кухню, но, передумав, на ходу свернула в комнату, где из-под шкафа достала весы. Стрелка, нервно подергавшись, остановилась на ужасающей цифре. Аня выпустила пакет из рук, но это ее не спасло: стрелка, будто заколдованная, прилипла все к той же пусть не трехзначной, но все равно страшной цифре. Тяжело вздохнув, Аня подняла с пола пончики, которые обнюхивала неизвестно откуда появившаяся Дуся, и, задвинув ногой весы обратно под шкаф, пошла ставить чайник.
У Люси в это время кипели страсти. Мариванна, которой в очередной раз вещало сердце, что со старшими девочками что-то не так, усердно пытала дочь, пытаясь разузнать, какие события произошли, пока они с Оленькой и Поленькой были в гостях. Людмила, закаленная схватками с родственниками своих пациентов, выясняющих «сколько еще осталось их дражайшему», только мило улыбалась, и мультяшно хлопала расширенными от непонимания глазами. Мариванна, осознав, что сейчас навряд ли добьётся чего-нибудь от дочери, решила временно отступить. В конце концов, проигранной бой это еще не проигранная война. Не сегодня так завтра она все узнает.
Из гостиной загремели звуки кумпарситы. Оленька и Поленька собирались учить маму танцевать танго.
***
Сначала она подумала, что проспала, а в итоге, поставив ошибочно будильник на час вперед, оказалась на работе раньше всех. Ну почти всех. В главном зале уже стучала шваброй баба Люба, она же Любовь Николаевна, уборщица с тысячелетним стажем, заставшая, кажется, последних динозавров, если, конечно, это были читающие динозавры. Бросив на Аню полный осуждения взгляд и выдав: «заполошную принесло», уборщица покатила перед собой ведерный комплекс с шваброй, щетками и мусорными пакетами в соседний зал.
Аня тяжело упала на стул за коунтер и включила компьютер. Техника был почти одного возраста с бабой Любой, впрочем, так же как и программы, поэтому все загружалось долго и нудно. Она смотрела в темный экран, с трудом восстанавливая события утра. Четко помнилось: когда она открыла глаза и увидела, который час, у нее промелькнула мысль, что ей уже нужно быть на автобусной остановке. Одевшись и умывшись одновременно, Аня прибежала туда через пятнадцать минут, и подошедшая маршрутка определила не только ее приезд на работу почти на час раньше времени, но и потерю пятидесяти рублей. Если так «кутить» и дальше, от наследства уже к весне ничего не останется, да и с Дусей неловко получилось. Кошка осталась необласканной, ненакормленной и в глубокой депрессии. Теперь Аня знала, чем будет заниматься вечером. Ей предстояли долгие объяснения с Дульсинеей, и, возможно, к полуночи наступит примирение. Посетившая мысль, что разговоры по душам с кошкой в итоге ни к чему хорошему не приводят и похожи на поведение типичной старой девы, не прибавила ей оптимизма.
Компьютер все еще не отзывался. Она на всякий случай поелозила «мышкой», получив, как и ожидалось нулевой результат. До начала рабочего дня было еще много времени, и сегодня, как в общем и в другие дни, наплыва читателей не предполагалось, поэтому можно было отправиться в «зону отдыха», которую незатейливо называли просто «зоной». Это была небольшая проходная комнатушка без окон, одна дверь из нее вела в основной зал библиотеки, а вторая в подвал и круговой коридор со множеством ответвлений и подсобных помещений. В «зоне» был небольшой стол, накрытый потрескавшейся на углах, в выцветших от времени утятах клеенкой. Там стояли электрический чайник и сахарница, а вокруг стола теснились четыре стула (больше не помещалось). Узкий двустворчатый шкафчик, кое-как втиснувшийся в небольшую нишу, служил для хранения сумок, пакетов и других личных вещей, а на его верхних полках громоздилась разнообразная посуда: от миниатюрной кофейной чашечки, принадлежащей измученной гипертонией Эльвире Петровне, до огромной, литровой кружки бабы Любы для нее чаепитие было священным ритуалом. Кроме чашек там теснились разномастные фужеры и бокалы (в основном без пары), отдельной стопкой высились тарелки: от блюдец до большого, со сколом по краю, керамического блюда. Над всем этим разнообразием фарфора, фаянса, стекла и керамики неуклюже громоздилась единственная кем-то забытая или оставленная за ненужностью, тяжелая, сделанная из прессованного зеленого стекла салатница.
Заварив кофе, Анна с подозрением дотронулась до гранитной плотности пряника, с незапамятных времен валяющегося в дальнем углу посудной полки, и решила, что она еще не настолько голодна, чтобы ломать зубы об эту окаменелость, но, если «муки голода станут невыносимыми», его можно будет попробовать размочить в кипятке. Хотя, вспомнив результат вчерашнего взвешивания, она решила, что хорошо бы устроить себе разгрузочный день, а лучше неделю, и тут же, прибывая в задумчивости, незаметно для себя положила в чашку пару ложек сахара.
Периодически их женский коллектив начинал бороться за здоровый образ жизни. Все дружно отказывались от сахара, соли и всяких там вредных вкусностей. Потом незаметно подкрадывался какой-нибудь праздник или день рождения, и потихоньку все возвращались к пирожкам и бутербродам. Поэтому сахар у них не переводился. Мозг должен работать, а без глюкозы ему никак
У коунтера, навалившись на стойку огромной грудью, стояла самая постоянная из их читательниц Скарлетт Альбертовна Неведомая. Вообще-то она была Светланой Альбертовной, но в начале девяностых, «свихнувшись окончательно», поменяла имя. Об этом рассказала баба Люба, когда Аня в первый свой рабочий день столкнулась с Неведомой.
Баба Люба была нескончаемым кладезем знаний не только обо всех сотрудниках, но и практически обо всех читателях, кто появлялся в ее поле зрения более двух раз. Компенсируя дефицит общения дома, она полностью отыгрывалась на работе, иногда доводя сотрудников библиотеки до головной боли. Ей прощали эту словоохотливость и жалели. В молодости, когда ее муж таинственным образом исчез, она осталась одна с маленьким сыном на руках. Забросив помыслы о высшем образовании и личной жизни, она, вкалывая на три ставки, полностью посвятила себя ребенку. Тот вырос отменным оболтусом с весьма хлипким телосложением и таким же здоровьем. Кое-как закончив школу, он стал потихоньку спиваться, иногда находил работу, но долго нигде не задерживался, уходя в очередной длительный запой. Сейчас ее сыну было чуть за сорок, он страдал циррозом печени, и по прогнозам врачей жить ему оставалось совсем немного. Любовь Николаевна никогда о нем не рассказывала, так же как и о себе, но все знали о ее трагической судьбе. Женский коллектив здесь ничего не утаишь.
Душечка, Анечка, тяжелым грудным голосом произнесла Скарлетт, вы не в курсе, Светлана Владимировна сегодня будет?
Не будет, пророкотала откуда-то из глубины зала баба Люба, на совещании она сегодня. До вечера ее не будет. А потом у нее встреча с каким-то новомодным писателем. Так что вы завтра приходите.
Вот же препротивная бабка, доверительным прошептала Скарлетт и, набрав побольше воздуха в грудь, рявкнула со всей мощи своих легких.
Спасибо, Любовь Николаевна.
Звуковой волной Анну едва не смело со стула. Ей показалось, а может, это было и взаправду, что качнулись ближайшие стеллажи, а в окнах зазвенели стекла. Компьютер, внезапно выйдя из глубокой комы, мигнул и выплюнул на экран заставку с залитым солнцем пляжем на берегу океана и поэтапно выложил рабочие папки.
Любовь Николаевна была на два года моложе Неведомой, и кто из них «бабка», еще надо было посмотреть, но Аня благоразумно решила промолчать. Скарлетт Альбертовна тяжело вздохнула, и конторка, на которой покоилась ее фундаментальная грудь, угрожающе зашаталась, а комп, странно подмигнув, тут же в очередной раз впал в задумчивость, по-видимому, решая непосильную для себя задачу грузиться дальше или все-таки отключиться.
Может, я могу вам чем-нибудь помочь? с трудом отрывая взгляд от мигающего экрана, осторожно поинтересовалась Анна.
Черная фетровая шляпа с огромными полями и пущенной по ее краю опушкой из какого-то то ли зверя, то ли птицы почти полностью скрывала лицо Скарлетт. Исключением был дряблый подбородок, покрытый редкими седыми волосками, особенно хорошо заметный, когда она пыталась «гордо вскинуть голову». В остальное время складывалось стойкое впечатление, что ее грудь растет прямо из-под шляпы.
Ну н-н-н-н-е-зн-а-аю, манерно протянула она и постаралась перегнуться через
конторку, при этом ее шляпа плотно легла на грудь, а меховая опушка едва не скользнула по лицу Ани, обдав тошнотворной сладостью терпких духов.
Компьютер не выдержал перегруза и отключился.
У меня есть тайна, Неведомая откинулась назад, чтобы посмотреть на произведенное впечатление, и, по-видимому, удовлетворившись гаммой эмоций на лице «полусонной библиотекарши», продолжила почти интимным тоном:
Я, милочка живу одна Н-н-но у меня есть племянница О, вы даже не представляете
И здесь Аня отключилась (в переносном смысле), задумавшись о том, что еще пара натисков со стороны Неведомой и тогда она умрет или от атаки удушливого парфюма, или коунтер «падет», и тогда ее ждет смерть под его обломками. Но еще важнее было: что с компьютером? Дальше заставки дело не пошло, и это наводило на грустные размышления.