Ада всматривалась в лицо Мастера. Заворожённый старик сохранял расслабленность, ни единый мускул не дрогнул, а брови не меняли естественного положения. Ада задавалась вопросом: что думает Мастер? Ему нравится? Или увиденное не вызывает восторга? Бесконечные догадки вскружили Аде голову, потому она решила не предаваться пустым рассуждениям, вернулась за стол и продолжила обед.
Недурно, улыбнулся Ламлис. Весьма неплохие наблюдения. Некоторые из них даже ранее невиданные.
Ада широко улыбнулась. Она подскочила к нему, как только Ламлис велел сесть на место.
Если внести парочку уточнений, заметил Ламлис, листая страницы, то книгу можно считать законченной.
Позвольте, Мастер! Скажите, что добавить, и я тут же использую это.
Это я возьму на себя, Ада.
О, Мастер! Ада кинулась в объятия к эльфу, что продолжал читать работу. Только я до сих пор не нашла то, что помогло бы создать лекарство для моей семьи. Это всего лишь побочные открытия.
Ламлис не переставал поражаться, насколько ценными могут оказаться эти записи. Новые рецепты могут получить одобрение общественности. Он подмечал, что их можно использовать для тканей, красителей. Он клал закладки на некоторые страницы.
Вы помечаете самые интересные рецепты, Мастер? спросила Ада.
Вернее сказать, самые опасные, ответил он. Рецепт слезоточивого зелья в плохих руках принесет много бед.
Потенциал работы Ады Ламлис оценил так высоко, что преисполнился гордостью за достойную ученицу, её успех виделся плодами упорного труда. После еды он забрал книгу и сказал:
Твои поиски все еще идут. Только не говори, что утаишь записки, словно в них написаны непристойности. Раз это не так, то пусть добро не пропадает. Я заберу книгу, чтобы проверить ее на такие моменты и не оставить опасные рецепты. Моя умница! потрепал ученицу по голове Ламлис.
Мастер, сияла Ада, спасибо!
На секунду в действиях Мастера она уловила ранее невиданную нежность. Раньше он не позволял себе подобного, но теперь же он потрепал ее по голове. Так он проявлял расположение к ней? Эта мысль не умалила прилива энергии, что придавал сил.
Пока я займусь книгой, ты сходи в лавку и купи каменного угля. Сделай это до обеда, само собой!
Да, Мастер!
Мастер удалился в библиотеку, а Ада доела стью, проглотила пудинг и допила чай. Она взяла хлебную корзину и направилась в комнату под лестницей, которую занимала Абигаль.
То было помещение, освещаемое самодельной лампой, которую любезно предоставил служанке Ламлис. В углу стояла кровать с тумбой, а под ней прятался сундук. За столом на единственном стуле сидела Абигаль и жевала селедку, запивая её чаем.
Абигаль, Ада подбежала к ней и протянула булочки, вот, скушай хлеба! Бери-бери!
Служанка быстро съела хлеб. Ада иногда приносила нетронутую еду Абигаль. Кто же, как не служанка, поддерживал порядок в доме старого алхимика? Ни одна худая мысль не посещала голову Ады, когда речь шла об услужливой немой горничной. Без тщеславия и капли надменности.
Ада составила общество служанке и поделилась с ней удовольствием, которое получила от одобрения Ламлиса. Она который раз пересказывала случаи, когда Ламлис ухаживал за ней во время болезни. Эльф дарил ей заботу, которая отзывалась нежным трепетом. Он подбадривал не только когда у нее не выходили зелья, но и когда она поранила колено на лестнице. Подобные мелочи полуэльфийка пересказывала Абигаль, которая, слушая ее, лишь кивала.
Ах, дорогая, вздыхала Ада, мир не видел эльфа добрее, чем мой Мастер! Подумай: и для меня, и для тебя он нашел место. Разве это не признак широкой души? Я благодарна ему за его доброту!
Абигаль, зараженная восторженностью речей Ады, активно кивала. Ее взгляд говорил больше любых слов. Когда Ада закончила речь, служанка встала и похлопала в ладоши с одобрительной улыбкой.
Благодарю, Ада, привыкшая к бессловесной горничной, лучезарно улыбнулась.
Абигайль через пару минут поклонилась Аде, взяла посуду и ушла исполнять домашние обязанности.
К пяти часам дня мисс Гастангс уже выполнила наказ Ламлиса сходила в лавку и купила угля. Она сидела за столом и дожидалась прихода Мастера, коротая время за чтением журнала.
Журнал Модные картинки печатался два раза в месяц. Оттуда Ада узнавала о светских мероприятиях, хозяйственных советах и новых веяниях. На ее удивление, первых страниц вечно не хватало. Журнал печатался для эльфиек, желающих оставаться на острие. Полуэльфийка выписывала его сначала из чистого любопытства, но вскоре подробные описания платьев, тканей и отделок так увлекли ее, что она привыкла читать журнал в свободное время.
Она мысленно примеряла модные вещи и предполагала, подойдет ли ей описанная в номере прическа из буклей, гладких волос и поднятых бандо, или какая пелерина ей больше будет по нраву: круглая, четырехугольная или с чепчиком. Все фантазии оставались исключительно в голове, ведь Мастер не одобрял частых обновок, считая это мотовством. Его пенсия от научных обществ шла на алхимическую посуду, кислоты, щелочи, соли. Ее остатки позволяли либо докупать ткани, чтобы перешить имеющиеся платья, либо покупать аксессуары, что Мастер делал с неохотой. Сейчас же даже про эти мелкие удовольствия лучше забыть.
Ах, приговаривала Ада, вот эта черная тафтяная шляпка мне бы подошла: простёганная в клетку; во все углубления, где скрещиваются швы, посажены стальные звездочки. Баволе черное, обшитое бархатом василькового цвета. Над полями с левой стороны ветка синих цветов с кружевами. Какая бы я была красавица!
К сожалению, Ламлис не посещал светские места, не совершал обязательные в обществе променады. Именно этим и занимались эльфы в данный час. Он пренебрегал любыми выходами в свет. Оттого Ада с жадным интересом читала заметки в журнале. Она сама вряд ли посетит все эти места и события, ибо Мастер наставлял её не тратить время на пустые занятия.
Часы пробили пять, служанка подала чай с хлебом и яблоками. Это называлось вечерней закуской. Такие перекусы поддерживали пищеварение и стимулировали ум. Мастер вообще приучал есть хлеб со всем, считая его действие благотворным для пищеварения. Он заказывал у соседского булочника эльфийский хлеб, который не только утолял голод, но и восстанавливал силы. Фрукты, по его убеждениям, уменьшают риск развития желчных болезней и желтухи, делают кожу чище и красивее. Было время, когда Ада умоляла подавать на закуску кондитерские изделия: пирожные, конфеты и пряники. Ламлис запретил, считая их вредными, так как они сделаны из дурной муки, вредных красок и пряностей.
Мастер явился к Аде с книгой, из которой виднелись края вклеенных листов.
Ламлис присел за стол и отдал её ученице. Ада пролистывала страницы и заметила, что кое-где появились зачеркнутые фразы, замененные надписями мелким почерком. Дополнительные страницы более подробно описывали ингредиенты. На отдельных страницах он выписал опасные рецепты.
Спасибо! воскликнула Ада.
Не хочешь издать это? Тут есть описания опытов и получения веществ, которые до тебя никто не делал. Правда, некоторые я сохранил на отдельном листочке. Некоторые рецепты, вроде свинцовой сыворотки, при дурном обращении и худых намерениях способны сильно навредить. Уверен, что не я один найду твои заметки занимательными.
О, Мастер, Ада округлила глаза, не слишком ли я молода для этого?
Оставь излишнюю скромность, мягко возразил Ламлис, нечего стесняться своего ума. Решено: после закуски напишу издательству. Не пропадать же трудам? Там сидит мой приятель, директор издательства, так что есть вероятность, что твоя рукопись его заинтересует!
Мастер, ах, Мастер! Ада кинулась обнимать эльфа.
Волна воодушевления захлестнула полуэльфийку. Глаза излучали блеск, а движения стали резкими и оживленными. Неужели ей выпало счастье издать свою научную книгу? Это звучало как величайшее достижение, ведь, несмотря на молодой возраст, она уже делилась наблюдениями! Какая благосклонность небес оказаться в рядах других тружеников просвещения!
Нужно отправить письмо. Ламлис встал из-за стола. Думаю, посыльный успеет доставить его до вечера.
Мастер удалился, а Ада принялась ждать. Эти томительные часы, казалось, намеренно мучили её, что она не находила себе места. Она нарочно оставалась в столовой, чтобы уловить звонок в дверь или увидеть проходящего мимо Мастера. Ни чтение журнала, ни новые алхимические опыты не волновали больше ожидания. Её интересовало решение приятеля Ламлиса, ведь именно он виделся судьёй её алхимических усилий. Сочтет ли он нужным принять рукопись или нет? Разные мысли посещали голову Ады, сменяя одна другую.
Пока полуэльфийка предавалась мечтаниям, Мастер сообщил, что отправил письмо. Пришло время ужина, за которым подали рыбный пирог и маковое молоко. Мастер подавал такую еду только зимой, считая её согревающей, летом же ограничивался молоком и супом. Ада жадно поглощала пищу, скрывая волнение от ответа, который должен был прийти с минуту на минуту. Даже замечания Мастера не могли заставить ее есть медленнее.
Почтальон с письмом для Ламлиса постучал в дверь.
Ах, это ответ!
Ада взяла у него письмо и Вернулась в столовую.
Мастер! Пришло! Письмо пришло! Ада махала конвертом. Мастер! Можно я вскрою его?
Ламлис кивнул.
Часть 3
Ада громко зачитала записку:
Уважаемый Мистер Мальгалат.
Амакиир прежде желает обсудить один момент касаемо мисс Гастангс и ожидает её завтра в два часа дня в редакции.
Ах, он согласен! Мастер! Мастер! хлопала в ладоши Ада. Завтра пойду к нему. Меня сопроводит Абигаль, так что издательство найдем, не потеряемся.
Мастер лишь покосился на письмо. Из его рассказов Ада помнила, что редактор обычно просит выслать черновики по почте, а не приносить самолично. Тонкости светского общения подсказывали, что, раз знакомый пригласил только Аду, то, вероятно, намеревается совершить низкий поступок. Долгий опыт общения с ним вызывает предположения о его самых корыстных помыслах. Ламлис бросил:
Как быстро он согласился.
В самом деле?
Завтра я буду тебя сопровождать. Не помню, чтобы он был настолько сговорчив.
Ах, Мастер, Ада растворилась в блаженстве, спасибо.
На следующее утро за завтраком Ада сидела сонная. Глаза слипались, а зевота подступала ежеминутно. Вчерашняя радость подавила желание спать. Ламлис листал свою тетрадь и поглядывал на дверь. На завтрак обещали явиться младшие мистер и мисс Мальгалат, Ауст и Джеленетт. Они были единственными детьми в семье. Детей поручили заботам гувернантки, как и было принято во всякой почтенной эльфийской семье. Они слыли благопристойными эльфами, общество их уважало. Их мнения в свете чтили, а образ мысли всегда совпадал с общепринятым. Когда супруга Ламлиса скончалась от сердечного приступа, оба зажили самостоятельно. Ламлис с горечью отзывался об их судьбе: Ауст овдовел спустя несколько месяцев после женитьбы, а Джеленетт осталась старой девой. Оба переехали в имение на окраине города. Привычка посещать отца по вторникам осталась за ними, позволяя видеть его вместе с подопечной.
Культуру визитов соблюдал каждый благовоспитанный эльф. Если эльф не соблюдал это правило, то его исключали из света, что для них было смерти подобно. Именно так они поддерживали социальные связи и уровень жизни расы. Вопреки распространенной практике обмениваться визитами со всеми, с кем более-менее водилось знакомство, они не допускали в свой круг представителей прочих рас. Даже впустить эльфа из южного края в общество северных эльфов виделось осквернением. Считалось, что изящество общения не должно уступать изяществу самих эльфов, потому соблюдение приличий возводилось в ранг искусства, обязательного для каждого благовоспитанного эльфа. Инородцы, которым удавалось разбогатеть, водили знакомства с себе подобными.
Ламлис Мальгалат пользовался привилегиями возраста, потому только принимал визиты. Его дом посещали лишь его дети.
Ауст и Дженелетт были похожи внешне: природа одарила обоих медной кожей и тусклыми русыми волосами. Высокий рост и угольно-черные глаза, отражавшие усталость, делали их похожими на деревья, что сбросили листву раньше положенного. Джеленетт всегда носила коричневое сукно и закрытую одежду, подчиняясь приличиям для положения старой девы. Ауст не снимал траурной повязки на руке и отказывался расставаться с коричневой шерстью. Лица их, одинаково хмурые, заставляли думать, что разница в возрасте у них минимальна, однако брату едва исполнилось четыреста лет, а сестра давно шагнула за пятисотлетний рубеж. Ламлис помнил, что при жизни их матери они радовали окружающих легким нравом, но время и самостоятельная жизнь очерствили их души. Они провели махинации с бумагами и забрали его родное имение, и теперь Мастер был вынужден платить за аренду дома из своей пенсии. Ада задавалась вопросом: как у добродушного Ламлиса могли вырасти такие дети?
После краткого обмена любезностями все уселись за стол и принялись пить чай с маковым молоком и чёрным хлебом. Ламлис занимал гостей рассказами о событиях из газет, а его дети справлялись о его здоровье.
Говорят, вещал Ламлис, выставку достижений в этом году перенесут. Возможно, это даже к лучшему: ничего путного на ней который год уже не представляют.
Верно, подхватил Ауст, лишь бы денег собрать да зевак усладить
Мастер, позвольте! вставила Ада. Мы же не были там. Откуда нам знать, что там есть? Колонка в газете не даст полного представления.
Ада, вы забываетесь! вырвалось у Дженелетт.
Ауст и Дженелетт покосились на Аду. Размашистость движений, резкий и слишком звонкий голос вызывали у них усмешки. Открытость девушки виделась им изъяном. Между тем Ауст и Дженелетт жаловались на холод и докучали сплетнями о соседях. Скука настолько одолела Аду, что Ламлис разрешил ей удалиться. Когда полуэльфийка ушла, гости принялись выражать неодобрение:
Папенька, нарочито протянула Джеленетт, вы не находите, что Ада ведет себя неприлично? Она снова разговаривает с нами так, будто она эльфийка. Скажите же ей, что это не подобает ее положению.
Мы верим в доброту её души, уныло сказал Ауст, но сомневаемся, что ведет себя она прилично. Где ее скромность и покорность? Право же, она слишком увлекается науками! Умеет ли она стирать, готовить или хотя бы штопать чулки? Подумайте над тем, что она будет делать в будущем.
Ламлис на это тяжко вздохнул. Его дети изъяснялись, как и прочие эльфы в стране. В Лапурандии людей считали идеальными слугами, так как те обладали подвижным умом, но в них недоставало возвышенности души и грации. Ввиду их несовершенства отношение к ним складывалось как к тем, кто обязан эльфам за то, что они позволили им служить. Редкий человек доживает до ста, а то и до пятидесяти лет, потому эльфы платили им не больше пятнадцати золотых монет в год.
Эльфы считались образцом совершенства, они занимали все высокие должности. Хоть Ламлис рассказывал ученице примеры, когда эльфы утрачивали свои хорошие качества, общее мнение оставалось таковым. Именно представители этой расы обладали огромными состояниями и все благами общества. Большинство эльфов жило более семисот лет в довольствии и роскоши, если, конечно, не допускали ошибок, как отец Ады.