Суеверно постучав по столу, мама добавила несколько слов на идише, и почти тут же, легко подхватившись из-за стола, выскочила во двор на какой-то шум.
К обеду участковый подойдёт, вернувшись, сообщила она, по поводу временной прописки, и вообще
Да чтоб его беспомощно сказал отец, из которого будто вынули стержень, и я понял, что ситуация более серьёзная, чем мне представлялось. Не знаю, какие неприятности могут быть от участкового, но родителям, многоопытным ссыльным, видней
Пойду пройдусь, сообщаю родителям, которым, очевидно, нужно обсудить непростую тему, и, закрывая дверь, успеваю заметить, как мама, благодарно кивнув мне, успокаивающе гладит супруга по плечу.
Ой вэй выдыхаю одними губами и сутулюсь, борясь с желанием до крови оббить кулаки о стенку сарая. Оглянувшись, не видит ли кто, вытаскиваю из тайника в поленнице початую пачку папирос и спички, и иду прочь со двора.
Быстро, быстро ещё быстрее! Вскоре я срываюсь на бег и бегу, задыхаясь, через деревню, сопровождаемый лаем собак, перепрыгивая через канавы, невесть зачем прокопанные строителями и уже начавшие заполняться водой, огибая кучи строительного мусора и оскальзываясь на пластах земли, вывернутых строительной гусеничной техникой.
Добежав до шоссе, я, забыв о папиросах, долго стоял, задыхаясь не то от нехватки воздуха, а не то от избытка ярости. Почему?!
Почему нас всегда сложно?! Почему наше государство устроено так, что всегда, как бы оно ни называлось, его ̶г̶р̶а̶ж̶д̶а̶н̶а̶м̶ подданным нужно всегда с чем-то бороться, преодолевать и доказывать?!
Не гореть ради высоких, но чужих целей Не быть винтиком, не быть щепкой или смазкой для механизма Истории, а просто жить!
А потом, блять, удивляются криво усмехнулся я, вспоминая наконец о папиросах и закуривая, почему Зворыкин и Сикорский в Америке? Почему Хавкин и Мечников во Франции и Англии, но, сука, не в России, как бы она не называлась!
Да блять затянувшись, усмехаюсь, провожая взглядом бедно одетую женщину, ведущую по обочине шоссе деревенское стадо с прутиком в руках, любой патриотизм сломается о такую действительность! С хрустом! Через колено!
Стоя у обочины шоссе, я курил одну папиросу за другой, и опомнился, только почувствовав тягостное ощущение в лёгких и горечь на языке. Мимо, с рокотом пронзая летний воздух, проносятся грузовики, редкие автобусы и совсем уж редкие легковые автомобили.
Да чтоб тебя бормочу с досадой, глядя на оставшиеся в пачке папиросы, и, хмыкнув, решительно сжимаю кулак, сминая их в труху.
Всё равно бросить хотел, выдыхаю, чувствуя какое-то облегчение, и, чуть помедлив, выкидываю пачку в кусты, заваленные строительным мусором и припудренные старательно измятыми клочками газет. Игривый ветерок подхватил несколько таких обрывков, и они закружились причудливыми бабочками, так что я поспешил отойти подальше.
Пройдясь вдоль обочины, отыскал полынь поближе к дороге там, где строители коммунизма не превратили ещё окрестности в один большой, размазанный в пространстве, общественный туалет. Сорвав молодые листочки, тщательно растёр их в ладонях, а потом, заранее морщась, пожевал их.
Ф-фу выплюнув, долго соскребаю языком и пальцами остатки полыни из онемевшего рта, так себе маскировочка, конечно, но за неимением лучшего сойдёт.
Вспомнив деревенских собак, норовящих исподтишка схватить за пятки, выломал подходящий батожок и пошёл вдоль дороги, задумчиво срезая с него веточки складным ножом. В голове крутится всякая бестолковщина авантюрного толка, а возраст, увы, вполне ощутимо давит на мозг, и ви́денья того, как я нахожу клад, пишу хит для советской эстрады или граблю сберкассу, не желают уходить.
Да, знал бы вздыхаю сожалеючи, и несколько минут проходит в пустых фантазиях, как бы я, зная о своём грядущем попаданстве, мог подготовиться. Клады, советские и англоязычные хиты, колебания биржи, громкие спекулятивные акции
Список выходит длинным, но увы! Если в профессиональной области и в ряде соседних я более чем компетентен, то вот музыкой, к примеру, никогда не интересовался всерьёз, а если что-то и слушал, то всё больше англоязычный металл и тяжёлый рок, где важны не слова текста, а музыка и драйв. Русскоязычное слушал много реже, но сомневаюсь, что местная цензура пропустит рэп, да и не ко времени этот музыкальный жанр, даже в Америке не ко времени
С кладами и колебаниями биржи аналогично. Бывало, попадалось что-то этакое в интернете, но мусолить чужие успехи или неудачи всерьёз?! Увольте! Так глазами зацепиться на несколько секунд, пока делаешь глоток кофе, а потом дальше, дальше по новостной ленте
С катастрофами, будь то природными или техногенными, в голове столь же скучно и пусто. О Чернобыльской Катастрофе, к примеру, я помню только последствия, а когда она была Середина восьмидесятых, кажется? Весной или нет.
Политика? В современной мне разбирался всяко лучше среднего обывателя, но ковыряться, кто именно развалил СССР, как и кого предал Горбачёв, и уж тем более, в политических раскладах Брежневского ЦК, я не испытывал никакого желания!
Неправильный я какой-то попаданец, невесело констатирую несколько минут спустя, опуская глаза на батожок, где руки, без малейшего участия головы, вырезали причудливые узоры, Однако
Поковырявшись в памяти, не нашёл за собой особых художественных талантов ни в той, ни в этой жизни, да и сейчас, собственно, несмотря на всю причудливость, вырезанные на батожке узоры даже с большой натяжкой сложно назвать искусством. Но
Мелкая моторика, задумчиво сообщил я невесть кому, с изумлением шевеля пальцами, будто никогда их не видел, и чувствуя, как от живота поднимается к груди волна горячего восторга, чтобы взорваться в голове фейерверком эмоций.
Рано ещё судить я замолк на полувздохе, не желая впустую обнадеживать сам себя. Но кажется (пока нет твёрдой уверенности!), организм потихонечку восстанавливается
Ощущение тела, как необмятого костюма с чужого плеча, нет-нет, да и возвращается, но эти узоры, чёрт подери, очень хороший знак! Вот так вот, не глядя Нет, функции мозга точно восстанавливаются! Работы ещё много, да и вообще Подавив индейский вопль восторга, рвущийся из груди, я вздохнул полной грудью, и лёгкие, кажется, стали литра на два больше!
Неприятности в настоящем не то чтобы померкли, но посерели, поблекли, отодвинулись на задний план и потихонечку прислонились к декорациям, покрываясь пылью. Что, в конце концов, может сделать нам здешний участковый? Отказать во временной прописке?
Плюнуть и растереть! Ну, сменим место дислокации и попробуем заново а потом, если надо будет, ещё и ещё! Да даже если не выйдет зацепиться за Москву, то и чёрт с ней!
Жаль, конечно, но есть ведь и другие крупные города. Ну, возможности чуть похуже для чего бы то ни было. Прорвёмся!
Глянув на часы и прикинув примерно, когда может придти участковый, я задумался было, но, поразмыслив немного, решил дать родителям возможность побыть вдвоём. А как уж там они сами разберутся.
Покручивая батожок в руках, и то насвистывая, то напевая из обрывков песен, пролезших в мою голову после размышления о возможной музыкальной карьере в СССР, я потащился вдоль шоссе, а потом, опомнившись, свернул в сторону деревни. А то в таком состоянии я да-алеко убрести могу
Забравшись на холм, с сохранившейся пока, но уже изрядно прореженной берёзовой рощицей, я пытался сопоставить в голове все эти колхозные поля, старые домишки, покосившиеся от времени заборы и сараи, и Москву! Урбанистичскую, задыхающуюся от смога, задавленную пробками!
Полвека спустя это будет едва ли не центр, бормочу я, прикусывая губу, и, прищурясь, вижу, кажется, миражи высоток, торговых центров и дорожных развязок здесь, среди унылых колхозных полей, разбавленных редкими стройками, а вот к лучшему ли вопрос на засыпку!
Полвека, задумчиво повторил я, и в который уже раз осознал, что даже в США эпоха персональных компьютеров, мобильных телефонов и стартапов придёт ещё ой как не скоро! Да собственно, и со свободой слова, равно как и с привычной мне толерантностью и социальными программами, сейчас, пожалуй, дела обстоят не столь хм, радужно!
Настроение у меня не то чтобы испортилось, но былой фейерверк эмоций поутих, и с холма я спускался в некотором миноре.
Решив, для разнообразия и новых впечатлений, вернуться другим путём, я дал изрядного крюка, о чём вскоре пожалел. Деревенские дороги, и так-то вечно разбитые, с накатанными колеями и горбами, вспухающими в самых неожиданных местах, с появлением строителей стали чем-то совершенно невообразимым.
Полигон для испытания тяжёлой гусеничной техники, ядовито комментирую я, и, примерившись, прыгаю через канаву, на дне которой виднеется толстенный слой жидкой грязи с радужной плёнкой солярки поверх, и за будущие десятилетия ну ничего
Да мать твою! земля, вывернутая гусеницами тяжёлой строительной техники, поехала под ногами, и я, похолодев, начал падать спиной вниз. Каким-то чудом извернувшись, сломавшись в противно занывшей пояснице самым противоестественным образом, ухитряюсь удержаться на самом краю, припав на одно колено и на руку.
Земля под ногами шумно осыпалась в вонючую канаву, я, переведя дух, осторожно встал, чувствуя рассаженное колено и ушибленное запястье. Помогая себе батожком, по шажочку отошёл от края, и, переведя дух, сплюнул, покачав головой.
Нормальные герои всегда идут в обход бормочу под нос и пытаюсь, хоть навскидку, оценить, а как там дальше?
Вроде как самая сложная часть квеста уже закончилась, и, отряхнувшись, решаю-таки идти дальше, рассудив, что худшую часть маршрута, я, кажется, уже прошёл
Полоса препятствий, констатирую злобно, сходя с дороги на обочину и идя вдоль покосившегося забора, через густой, пыльный и, такое впечатление, обоссанный бурьян. Мелкая собачонка за забором, почуяв чужака, заходится в истерике, и её визгливый лай подхватывают деревенские собаки, выскакивая из-под заборов и сопровождая меня косматым роем.
Какая-то баба, толстая и неопрятная, вышла на крыльцо и уставилась на меня, приложив руку козырьком.
Чево это ты тут? тупо поинтересовалась она, А? Чево?
Не отвечая, хотя на язык просится очень много слов, толкаясь во внезапно образовавшейся очереди, иду дальше, стараясь не провоцировать собак, которых стало избыточно много.
Да чтоб вас! псины, не оценив моего миролюбивого настроя, решили попробовать меня на вкус, и, откинув парочку пинками, я презрел пацифизм и начал весьма решительно отмахиваться батожком.
Не нравится? тычу концом батожка в оскаленную морду, и яростный рык сменяется визгом.
Н-на! собака, поддетая в бок носком ботинка, улетела в канаву.
Ещё несколько взмахов палкой, и нападение было отбито, а я выбрался на оперативный простор без потерь. Не считая моральных
Мимо, натужно взрёвывая, обдав меня густым, чёрным выхлопом дрянной соляры, проехал трактор, припадая на обе стороны. Через полсотни метров он остановился, раскорячившись посреди дороги, и два индивидуума неопределенного возраста, но сильной помятости, слезли с него, решительно направившись к одному из домишек.
Сплюнув на дорогу, пожелал строителям всего хорошего, и особенно настроения!
Ур-роды нарочно ведь подгазовали, когда мимо проезжали!
Между тем, уроды, дойдя до калитки, остановились и замолотили в неё.
Валька! Валька, открывай! голос хриплый, пропитый и прокуренный, но хорошо поставленный, способный донести заветное «Майна, блять!» за десятки метров, невзирая на шумы работающей на стройке техники.
Да ёб твою мать, Валька! зычно поддержал напарника второй гегемон[1], Открывай!
Дальше пошло вовсе уж непечатное, и я, поморщившись немного, ускорил шаг, желая проскочить всё это побыстрее. Побыстрее, впрочем, не получилось, и, едва не подвернув ногу, поскользнувшись на лужице солярки поверх россыпи битого бутылочного стекла, я вынужденно пошёл осторожней и потому медленней.
Да ёб натужно выдавил из себя кто-то из мужиков, и, встав на плечи присевшего напарника, полез через забор, цепляясь пузом и отчаянно матерясь под аккомпанемент надрывного собачьего лая.
Полминуты спустя, открыв калитку и загнав скулящего барбоса в конуру пинками и поленьями, славные представители пролетариата уже барабанят кулаками по входной двери, причём в их стуке угадывался какой ритм, и даже, не побоюсь этого слова мелодия!
« Не иначе как «Варшавянку» или «Интернационал», ёрнически подумал я, невольно косясь на жанровую сценку, хорошо видимую через настежь распахнутую калитку, противно скрипящую на ветру.
Валька, бля! хрипит один из них, не переставая молотить кулаками, Открывай давай, бля! Непонятно, что ли?! Трубы, сука, горят!
Да, открывай! вторит другой, добавляя в чёткий, слаженный ритм, удары ногами, Кому сказано, ёб твою мать!
прочь, ироды! послышался в ответ приглушённый старушечий голос, Вы мне денег так и не отдали! Вот когда
Открывай! медведем взревел один из гегемонов, перекрывая возражения, Дверь, на хуй, вынесем! Там коллектив помирает, а ты, бля, помочь не хочешь?! Фашистка!
« Чёрт» невольно замедляю шаги, примериваясь, как, если что, гасить этих
но почти тут же, скривившись, решительно ускоряю шаг. К чёрту!
Самое страшное, что может грозить бабке, это конфискованный и в последующем распитый самогон, ну и совсем уж в тяжёлом случае затрофеенные остатки прошлогодней капусты из кадки в подполе, если гегемоны посчитают себя оскорблёнными, и решат взять своё за моральный, так сказать, урон!
А потом она придёт на стройку, и всё ей вернут уговариваю себя, проходя мимо, деньгами, или там по хозяйству чего
Липкое, противное ощущения соучастия в преступлении обволакивает меня. С одной стороны, сделать что-то я не могу да и глупо всё это!
А ещё опасно. Несколько сот мужиков, не обременённых моралью и интеллектом, зато живо откликающихся на крик «Наших бьют», не задаваясь вопросами а за что, собственно, огрёб один из «Ваших», шакалами рыскающих по окрестности, это
Сталкивался уже, и повторения не хочу! Как там интеллект толпы равен интеллекту самого глупого его представителя, поделённый на количество членов[2].
без денег не дам! бабка, как опытная подпольщица, ведёт свою борьбу, не открывая двери, А ишшо мастер ваш, который Саныч, обещал мне, старой, сапог в жопу вставить, если я
Бесславные ублюдки против Старой Самогонщицы, несколько истерично хихикаю я, и, проходя мимо трактора, невольно замедляю шаг, прикидывая, что с ним можно
Да к чёрту опомнившись вовремя, шепчу одними губами, вот же возраст какой поганый! Давит гормон на мозг! Так давит, что до полной отключки!
Трактор уже не виден из-за поворота, и я несколько расслабился. Оглянувшись зачем-то ещё пару раз, пошёл спокойней.
Деревенская улица здесь пошире и не такая угандошенная. Обычная, можно даже сказать каноническая, со слегка горбатой, виляющей в разные стороны дорогой, обочины которой прочерчены глубокими колеями с зеленоватой от тины водой, где выведено не одно поколение головастиков, считающих эти лужи своей Родиной.
Кое-где около домов высокие деревья, под ними грубо сколоченные скамейки или чаще обычные брёвна, наспех ошкуренные там, где должно располагаться седалище. Всё очень неприхотливо и своеобразно, с шелухой от семечек и стеблями бурьяна разной степени чахлости, как неизменной частью местного дизайна. Культурной особенностью.