Брайна поражала воображение.
Складки каменного одеяния не были проработаны особенно тщательно, черты лица скорее, намечены, чем высечены; что-то стёрлось от времени, что-то сгладилось но тем явственнее становился порыв, словно движение неподвижного, словно жизнь в неживом. Тусклое солнце, проникавшее сквозь туманную дымку, окутывало статую зыбким сиянием, вспыхивая ярче на лезвии меча и в её глазах, оттого Брайна казалась зрячей. Алар знал об этом шептал спутник что всё дело в небольших вкраплениях слюды в камне, однако не мог стряхнуть наваждение и отделаться от мысли, что ещё немного и изваяние шагнёт на площадь.
вот такой она была, ясноокая дева! Ничто не могло сбить её с пути! прозвучало вдруг совсем рядом, откуда-то сверху.
В первую секунду Алар даже не понял, что это говорит обычный человек один из тех бродячих сказителей, которые любят забраться на постамент Брайны и оттуда вести речи. Голос был по-мальчишечьи звонким, чистым; когда слышишь такой, сложно поверить, что тебе могут соврать. Сам сказитель также выглядел молодо: с ясным, простовато-одухотворённым лицом, по-птичьи круглыми глазами и смешно оттопыренными ушами. Волосы, сероватые, будто седые, топорщились во все стороны. Профиль выглядел чуть благороднее, пожалуй: нос с лёгкой горбинкой, высокий лоб Впечатление, правда, изрядно портили шутовские ужимки, кривляние и чересчур широкие, вдохновенные жесты.
В руках у сказителя была флейта та, что так сладостно пела чуть раньше и умолкла, когда заговорил он сам.
Стойкость её, продолжал тем временем сказитель, потешно вытаращивая глаза, и Брайне бы честь сделала Итак, три дня искушал дух ясноокую деву! Сладким вином угощал её, вёл сладкие речи и всё попусту. Непреклонной оставалась она, и от цели своей не отступилась, ибо чистым было её сердце, и владела она великой силою силою морт. А на четвёртый день разразилась буря! О, скажу я вам, долго я живу, а таких бурь не видал. Почернело небо, заклубились тучи, взъярился ветер и загрохотал гром; только что было темно, как ночью, и вдруг от молний стало светло ох, светло
Он снова поднёс флейту к губам и полилась музыка, яростная, будоражащая, безжалостная. Словно вторя ей, воздух пришёл в движение, и туман полетел клочьями. Рейна зябко обхватила плечи руками, бессознательно обёртывая вокруг себя морт, да и Алару захотелось сделать то же самое настолько уязвимым и беспомощным он ощутил себя вдруг, точь-в-точь как рыбак в шторм на утлой лодке. Музыка то становилась громче, то почти утихала, и когда она замолчала окончательно, то сердце пропустило удар.
Бродячий сказитель опустил флейту и замер на полминуты с помрачневшим лицом, глядя вниз. А когда заговорил снова, то голос его звучал тише и тем не менее его слышали все, потому что на площади царила мёртвая тишина, и лишь усилившийся ветер громыхал флюгерами и перебирал гибкие ветви у верхушек деревьев.
Да, страшная была буря, повторил бродяга, посмотрев исподлобья. И недобрые силы сотворили её. Даже дева-киморт устрашилась Но разве есть позор в том, чтоб испытать страх? Нет, молчите вы, брюхатые смельчаки, которые дальше собственной лавки не ступали и никого, свирепей жареного поросёнка, не сражали. И вы молчите, юнцы, которым ничего не страшно вы-то жизни пока не знаете, а потому не разумеете, чего бояться стоит, а чего нет, и невежество вам застит глаза. А бывалые воины, или купцы, которые водят караваны далеко на юг, или женщины, которым случалось оборонять дом от хадаров, пока братьев и супруга нет рядом те сейчас, вижу, качают головой. Ибо знают, что нет дурного в том, чтоб испугаться дурно поддаться страху, позволить ему затуманить разум. И, хотя боялась ясноокая дева, смело вышла она против колдовской бури, зная, что иначе всех ждёт погибель. И сразилась с нею, и усмирила яростный ветер, и молнии поставила себе на службу, и тучи разметала по небу А когда буря утихла, склонился перед ясноокой девой дух-искуситель и обещал верно служить ей отныне. Ведь путь её лежал дальше и дальше на юг, где преданные союзники дороже воды, а вода дороже золота
Он снова поднёс флейту к губам, и на сей раз мелодия напомнила заунывный шелест песка, который ветер выдувает из древних развалин, обнажая камень, белый, как кость.
Идём, тихо позвал Телор, накинув капюшон и сделав шаг от статуи. Это «сказание о деяниях», вид песни. Иногда часть истории правда, и тогда послушать бывает любопытно, однако, похоже, не сейчас.
Сказитель, который до сих пор играл на флейте с закрытыми глазами, вдруг быстро глянул в их сторону.
«Померещилось?»
Впрочем, Алар тоже не прочь был уйти, хотя история ему нравилась: уж больно яркие чувства вызывала музыка, сродни наваждению. Потому он осторожно взял заворожённую Рейну за руку и потянул за собой, намереваясь увести прочь.
И тут сказитель заговорил снова:
Да, путь ясноокой девы лежал далеко на юг, в город Дабур.
Телор застыл, как громом поражённый.
И не знала она ещё, что там, за высокими стенами, ждут её алчные работорговцы, которые научились пленять кимортов, и неведомая хворь, что косит и правых, и виноватых. Хворь, ниспосланная в наказание за гибель двух невинных отроков-кимортов Вот только тот, кто её наслал, не ведал, что отроки эти живы и страшные муки претерпевают в плену, ожидая спасения. Истинно так всё было, и пусть Брайна поразит меня мечом, если я солгал! А теперь, почтенные, отсыпьте монет, кто сколько сможет, чтобы я промочил горло и вечером бы рассказал вам, чем кончилась история Ох, спасибо, добрая госпожа, как щедро! И тебе спасибо, доблестный воин! Сразу видно, вы люди добрые, страждущего голодным не оставите.
Он ловко пробежался по первым рядам слушателей с мешочком знай себе монеты звякали и, затесавшись в толпу, исчез. Телор бросился было за ним следом, но куда там! Сказитель оказался ещё ловчее его, умудряясь затеряться среди людей без всякой морт.
За ним, сказал Телор, нахмурившись, и вытянул из-за шиворота кристалл с вплавленным в него мирцитом, поисковый маятник. Он что-то знает он там был!
И ринулся следом за беглецом.
Безуспешно.
Сказитель точно дразнил их. Его лохматая нелепая голова мелькала то там, то здесь; кажется, что вот-вот получится догнать, но то пройдёт наискосок угрюмый носильщик с ящиком на плече и заслонит цель, то бросится под ноги ребёнок, то залает вдруг собака и откуда ей взяться на площади?.. Когда Телор, изрядно взмокший, сумел выдраться наконец из толпы и выскочить на свободный пятачок, то сказитель обнаружился тут же, рядышком, в начале длинной извилистой улочки, уходящей в северную часть столицы. Он постоял немного на месте, таращась в туманное небо, заткнул флейту за пояс и двинулся дальше; вроде бы шёл небыстро, однако догнать его никак не получалось.
Может, поймать его? спросила наконец запыхавшаяся Рейна, многозначительно отвязав с пояса свою «морт-верёвку», как прозвала её Тайра. Вот ведь прыткий! Уф
Не стоит, ответил Алар сдержанно и покосился на Телора: оба они уже не по одному разу испытали удачу, пробуя спеленать или хотя бы задержать беглеца морт, но всякий раз что-то отвлекало. Мы же не варвары какие-то.
Только варвары бездумно тянутся к тому, о чём ни малейшего представления не имеют, сквозь зубы развил мысль Телор, которому явно хотелось сказать что-то менее витиеватое и более грубое. Вот же паршивец! Куда он А, вижу!
Сказитель с флейтой, исчезнувший было из виду, обнаружился за поворотом, на дальнем краю маленькой площади, грязноватой и немощёной даже, зато с покосившимся колодцем. Постоял у порога питейного заведения, весьма сомнительного с виду и юркнул внутрь.
«Сочувствую хозяину, подумал Алар, если нашего беглеца внутри не окажется».
Телор, судя по стиснутым челюстям, размышлял о чём-то подобном.
По счастью, сказитель обнаружился за общим столом, на длинной, до каменной твёрдости и блеска отполированной скамье, которую он оседлал верхом, как гурна. Он ворчливо выговаривал что-то подавальщику, мужчине неряшливому, тощему и донельзя подозрительному, достоинство у которого было ровно одно: котелок с гуляшом, который тот держал обеими руками.
не прошу я у тебя в долг, дурень ты этакий, но и платить вперёд за вонючее варево, которое за еду можно было счесть разве что три дня назад, не стану! донеслось до Алара.
Не хочешь не плати, и-ихь! присвистнул в ответ щербатый подавальщик насмешливо. Иди отсюда, вона какой переборчивый!
А что же сразу переборчивый, если помои лакать не хочу, как пёс? Видел я, как тебе занесли птицу, вот если б её ощипать да с кашей потушить
Куда тебе, окаянному, целую птицу, если по дрянному твоему платью видать, что денег ты и издали не видал?
Да как не видал, если полный кошель звенит!
А если звенит, так плати вперёд!
Дичи с кашей на четверых на пятерых и попить чего-нибудь, только не хмельного, прекратил спор Телор, бросая на стол монету. Серебряный кругляшок завертелся, подскакивая; подавальщик с неожиданной ловкостью подхватил монетку, прижимая котелок к груди одной рукой, и услужливо закивал. Чтоб всё было чисто и быстро и рожу твою поганую мы даже издали не видели. Ясно?
Ясно, добрый господин, дочку пошлю! осклабился тот и бочком, бочком отступил, а затем нырнул за неприметную дверцу, ведущую, вероятно, к кухне.
Рейна уже успела сесть на лавку, разрумянившаяся и изрядно притомившаяся после бега. Сказитель её не пугал, а обстановка не удивляла и немудрено, после всех столичных чудес; пожалуй, для радости ей довольно было уже и того, что им удалось-таки догнать беглеца.
А вот Телор ни довольным, ни радостным назвать бы не получилось.
Откуда ты знаешь про Дабур? с ходу спросил он, усаживаясь напротив сказителя.
Тот и бровью не повёл.
А ты, никак, хочешь бесплатно дослушать мою историю, да ещё раньше всех? откликнулся он препротивным голосом; глаза у него, впрочем, смеялись. Ишь какой пронырливый.
Судя по румянцу на скулах, Телор готов был вот-вот взорваться, и Алар поспешил также сесть за стол и ответить дружелюбно:
Отчего же бесплатно? Этот добрый господин готов и обедом тебя угостить, а потом и вознаградить по справедливости. Спешить, впрочем, ни к чему, добавил он мягко, бросив на Телора предупреждающий взгляд искоса. Скажи сперва, как тебя зовут. Я вот, к слову, Алар, эстра без рода, без дома, а это ученица моя, Рейна. Чем-то мы с тобой похожи: я бродяга и ты бродяга.
Сказитель обернулся, и уголки губ у него дрогнули, опускаясь вниз, словно при виде чего-то необычайно печального; смотрел он будто бы не на самого Алара, а поверх его плеча, точно мог углядеть зависшую там звезду спутника, тревожно пульсирующую.
Да, произнёс он рассеянно. И впрямь, двум скитальцам лучше вместе держаться и помогать друг другу. Меня зовут Сэрим.
Телор, нехотя представился киморт, но капюшон так и не скинул. Я я с дальнего севера.
На сказителя имя не произвело, кажется, ровным счётом никакого впечатления.
И что же вам надо, Телор с севера и Алар-бродяга, от скромного рассказчика и музыканта? спросил он, чуть прищурившись, и пальцы его легли на флейту, заткнутую за пояс, как могли бы лечь на рукоять меча.
Телор явно хотел сказать что-то столь же резкое, что и раньше, но Алар успел пихнуть его ногой под столом и ответил сам:
Скрывать не буду, история твоя понравилась. О ком она? Что за ясноокая дева-киморт?
Выражение лица у Сэрима стало лукавым.
Да есть одна странница, весь юг всколыхнула тут неужто не слышали?
Так где юг и где мы, резонно ответил Алар. Телор уже и не пытался вмешиваться в беседу, только вслушивался настороженно и жадно. Звучит так, словно ты её подвиги видел своими глазами. Твоя приятельница, что ли?
Ну, а если и так?
Вдали, на кухне, за стеной, что-то грохнуло, и знакомый уже писклявый мужской голос разразился бранью; послышался женский плач. Рейна вздрогнула и завозилась на месте, явно забеспокоившись впервые с тех пор, как переступила порог питейного дома.
И не совестно тебе перевирать её слова и дела? мягко укорил сказителя Алар, стараясь не думать о том, что если на кухне уронили горшок с кашей и птицей, то обеда не видать или видать, но явно порченного, с глиняными черепками вприкуску. Как-то не по-приятельски.
Нет такого закона, чтоб нельзя было наживаться на своих друзьях, воспевая их славу! возмутился Сэрим вполне искренне. И добавил, уже куда добрее, чем прежде: Но историю досказать не проси, приходи лучше к вечеру на площадь и слушай там, вот тебе моё последнее слово. За угощение, впрочем, спасибо, не откажусь
Телор молча развязал тесёмки кошеля и выложил на стол по очереди три монеты.
Сэрим фыркнул презрительно.
Звякнула четвёртая монета.
Сэрим поджал губы и качнул головой.
И тут Рейна, которой, кажется, здесь совсем разонравилось, подалась вперёд, облокачиваясь на столешницу, и жалобно протянула:
Ну, пожалуйста, расскажи! Очень дослушать хочется.
И уставилась на него в упор.
Сэрим охнул, крякнул, почесал в затылке и, махнув рукой, принялся говорить А серебряные монеты незаметно пропали, точно просочились сквозь стол или растворились в воздухе.
Без благодарной публики история растеряла половину живописных оборотов и философских отступлений, зато обрела детали и имена. Только героиня, учёная-киморт, оставалась безымянной «ясноокой девой», остальных Сэрим называл, не стесняясь. И главу совета в Дабуре, Абира-Шалима арх Астара, который сперва извёл всех свободных мастеров города, заменив их рабами, а затем повадился одурманивать и продавать и странствующих кимортов. И сообщника его, караванщика Халиля-Утара арх Ташира, который упивался своей властью и не стеснялся калечить пленников, чтобы вселить в них страх. И михрани, правительницу Кашима, закрывавшую глаза на торговлю кимортами, покуда ей поставляли достаточно морт-клинков, чтоб держать в повиновении сыновей Телор слушал внимательно и запоминал а ещё, судя по оледеневшему от гнева лицу, изобретал особенную кару для каждого из злодеев и неизменно разочаровывался, когда их настигало чьё-то ещё возмездие.
Алара же больше интересовало другое.
Обычные люди из Дабура, дважды оказавшиеся в ловушке: сперва под пятой тирана-самодура, а затем в горниле страшной эпидемии, насланной кимортом; рабы, которых перевозили тем же караваном, что и пленённую «ясноокую деву», и которых уж точно бы никто не стал спасать или мстить за них Думал он и о деве-учёной: что она чувствовала, когда её предали сразу после того, как она спасла город? Откуда взялись у неё силы и упрямство, чтоб обхитрить караванщика и сбежать? О чём она размышляла, скитаясь по пустыне, и позже, в Кашиме, встретив своего мучителя?..
Рейну, как водится, тоже беспокоило что-то своё.
Сэрим, Сэрим, скажи, потянула она сказителя за краешек потрёпанной хисты. Скажи только сразу, их спасут ведь?
Кого? Он, кажется, смутился.
Тех кимортов, которых, ну, Рейна потупилась, а потом и вовсе отвернулась, которых злые люди украли Работорговцы.
В этот миг Алар понял и у него перехватило дыхание.
«Так она себя представляет на их месте».
И немудрено: для сообразительной девочки не составило труда догадаться, выслушав рассказ, для чего её в своё время одурманили дружинники и куда собирались передать дальше. Сэрим не знал о её злоключениях но, кажется, многое понимал тоже.