Золотая медаль или детство. Как один отец тренировал дочь к Олимпиаде - Трейстер Юна 2 стр.


Например, у толкателей ядра шиповки отличаются тем, что не имеют шипов, а в подошву обуви спринтера вкручивают от 6 до 8 маленьких «гвоздиков».


 У меня нет ничего,  расстроившись, я стала смотреть по сторонам, пытаясь понять, во что обуты другие спортсмены.

 Вы что, в лесу живёте, не знаете, в чём бегать надо? Схожу поищу что-нибудь на твою ногу,  Валерий Иванович выругался себе под нос и отправился в тренерскую.

Действительно, атлеты, которые бегали по манежу, носились в шиповках. Яркие, блестящие, с разными рисунками и в разных цветах. У меня заколотилось сердце от предвкушения такой красоты на своих ногах. Я представила себя на чемпионате мира, который выигрываю в ярких лакированных шиповках красного цвета.

 Вот,  старый друг моего отца вывалил из пыльного холщового мешка с десяток засаленных, обмотанных скотчем, склеенных клеем, местами зашитых, разнопарных тапочек с железными шипами на подошве.  Тут плюс-минус на твой возраст. Если ничего не подойдёт, большие не бери, лучше в маленьких беги, на разок пойдёт. Только проверь, чтоб шипы не сильно стёрты были, ключом они не вытаскиваются, у них давно резьба стёрлась. Пусть доживают свой век как есть,  он так влюблённо посмотрел на сильно пахнущую обувь, что я даже побоялась спросить, бегал ли он в них сам в детстве.

Я нашла подходящие шиповки, в них побывало не одно поколение детских ног. Шнурки были порваны и связаны узлами, кое-где наполовину предательски выглядывал большой палец. Оставшиеся «живые» места склеили клеем. Специальную обувь я видела впервые, в нашем школьном коридоре по деревянному полу бегать в таких было запрещено. Да и найти обувь для спринта на детскую ногу тогда было крайне сложно или почти невозможно. Запасы из тренерской оказались сокровищем.

Сменив кроссовки на шиповки, привыкая к ощущениям в ногах, я поковыляла к месту старта. У меня было смутное представление, как стартовать с настоящих колодок. Я понятия не имела, с какой стороны к ним подойти. Вопрос расстановки колодок у всех спринтеров индивидуальный. Кто стартует с правой ноги, кто  с левой. Расстояние между стопами, тонкости и нюансы оттачиваются во время тренировочных стартов. У меня времени на это не было. Мои тренеры поставили мне классическую расстановку, как было написано в учебниках по быстрому бегу. Тогда папа решил, что толкаться с колодок я должна левой ногой.

В первой же попытке выбежать из них я грохнулась на дорожку и прокатилась кубарем ещё метра два, не заметив, как пересекла линию соседней дорожки. По ней тогда бежал взрослый спортсмен. Столкновения избежать не удалось, он пытался не наступить на меня и толкнул руками, чтобы не упасть. Я полетела на свою дорожку, не прилагая уже никаких усилий. По всем законам манежа виновата была я. О чём мне напомнил и сам молодой человек, и его тренер  несколько раз, красивым литературным питерским

матом

«Отлично размялась»,  подумала я.

К счастью, травмы спортсмен не получил, иначе закончилась бы моя «карьера» в тот же вечер, не успев начаться.

9 лет. Нервы. Сомнения. Начало

Утро было солнечным и морозным. Мы ехали на мои первые соревнования. Мороз освежал дыхание, кусал за щёки, заставляя быстрее передвигаться по улице.

И вот я в огромном спортивном манеже: резкий запах резины, пота, согревающих мазей будоражаще действовал на всех. Атмосфера была напряжённой, атлеты готовились, бегали, прыгали, ускорялись, тренеры не отходили от своих подопечных. Выйдя на беговую арену, я почувствовала себя зёрнышком на кофейной фабрике.

Мы приехали за два часа до начала забегов на 60 метров. Время было рассчитано: 30 минут  на изучение обстановки, 15 минут  разминка, 20 минут  гибкость суставов, 20 минут  специальные беговые упражнения, 7 минут  на переобувание в спецобувь, 15 минут  на ускорение в шипах и 10 минут  на выбегание из стартовых колодок. Если всё выполнено по таймингу, то до старта остаётся 1012 минут, за это время нужно снова надеть спортивный костюм (чтобы сохранить мышцы в тепле) и ждать своего забега.

У меня был четвёртый забег, я с любопытством рассматривала всех участниц, пытаясь угадать, с кем же из них буду соревноваться. К слову, «питерская школа» спринта считалась одной из самых сильных в России. Боевой настрой тренеров и их учениц меня пугал, прямо Олимпийские игры, ей-богу. Девочек настраивали на борьбу, готовили к «войне»  можно было подумать, что у нас проводились соревнования по боксу, а не по бегу. Я понимала, что они намного опытнее меня и лёгкой атлетикой занимаются дольше. Были и новенькие, как я, впервые попавшие на такие крупные соревнования. Мы держались вместе: поднятые плечи, испуганные глаза, руки, сжатые в кулаки, и опущенная голова выдавали в нас детей, но никак не спортсменов.

Четвёртый забег. Ко мне подошёл судья и спросил, как я планирую стартовать: с колодок или с высокого старта. Я была младше остальных, и мне решили сделать поблажку.

 Она бежит с низкого старта,  сухо ответил папа.


Он не отходил от меня ни на шаг, всё записывал: кто и что делает, кто и что говорит, какие советы даются и так далее. Тогда он был моим телохранителем, тренером и папой одновременно.

Из головы никак не выходил вчерашний неудачный опыт со стартовыми колодками. Вспоминая его, я нервничала и боялась, что опять упаду на соседнюю дорожку и вместо соревнований по лёгкой атлетике получатся соревнования по боулингу.

Судья пригласил четвёртый забег снять спортивные костюмы и встать по своим дорожкам.

«На старт, внимание, выстрел!»

Мы рванули со своих колодок. Точнее, все убежали вперёд, а я? А я пыталась не упасть с этих самых колодок. И это получилось. Точнее, только это и получилось: я не смогла никого догнать и добежала последней. Когда я финишировала, то подумала: «Что я тут вообще делаю? Это физически невозможно так быстро бежать, как бегут они». Тогда я заняла 12-е место.


Никогда не принуждайте младших детей соревноваться со старшими. Им необходимо ваше восхищение, вера в них, а не утешительные слова. Очень много примеров, когда после подобного проигрыша дети не возвращались в спорт. Ребенку важны «здесь и сейчас».


Я проиграла. Мне было бесполезно объяснять, что соперницы старше меня, что они тренируются в лучших условиях, чем я, что некоторые были призёрами каких-то крупных соревнований. Мой проигрыш постоянно крутился в голове, только убеждая меня в том, что спорт  это не моё.

 Я больше не хочу бегать, мне это не нравится,  говорила я в поезде, который вёз нас домой. Папа на это только улыбался и повторял: «Мы сюда ещё вернёмся, обязательно вернёмся, и увидишь, как всё поменяется».

Тогда я влюбилась в ночную дорогу. Поезд тронулся, и за окном остался огромный, разноцветный город. Настала глубокая ночь, но именно ночью город переливался цветными картинами, лучи фар догоняли друг друга и пересекались  таких ярких огней никогда не увидишь днём. В большом городе кипела жизнь даже ночью. Я как заворожённая смотрела в окно до последней яркой вывески, луч от машины сменила кромешная тьма, в отражении которой я увидела только себя, вагон и отца, читающего книгу.

На перроне стоял одинокий фонарь, он никогда не работал. Зимняя пурга поднимала пушистый снег в воздух, а ветер не давал ему упасть на землю. Пустой ночной перрон встречал дочь с отцом, которые только что сошли с поезда. Стук колёс сменила сонная тишина на станции и напомнила нам, что мы дома. Спали все: волки, медведи, люди, фонари, машины. Скрипя снегом, мы побрели по протоптанной колее домой.

Почему папа был так уверен, что мы вернёмся, я не знаю. Но наша первая попытка стала «крещением» для нас обоих.

Омлет уже остывал в тарелке, но отец к нему не притронулся, его очень беспокоило, что произошло вчера. Похоже, он ещё не ложился:

 Мы недостаточно тренируемся, нам необходимо переходить на каждодневные тренировки. Ты слишком слабая, нужно добавить силовую нагрузку. И мне не нравится твой настрой. Я говорил, что мы едем не выигрывать, а «познакомиться» с манежем, соперницами, соревновательной атмосферой на будущее. О победах говорить очень рано!  он злился на моё упадническое настроение, которое я демонстрировала за завтраком.

Отцу я поверила. Мы тренировались каждый день. Поначалу это казалось чем-то невыполнимым: ноги, руки, тело ещё ныло с прошлых тренировок, а я уже шла на новую. Первый месяц, второй дались мне с трудом. Помните те мотивационные фильмы, где главный герой, обливаясь потом, а иногда и кровью, делает упражнение, а над ним строгий тренер (почему-то это обычно старик китаец) заставляет его делать ещё больше, ещё сильнее, ещё, и ещё, и ещё Видели такое кино?

Сжимая в ладони секундомер, грозно нависая над моим измученным телом, папа требовал от меня результатов:

 Если ты сейчас пробежишь медленнее, чем в прошлый раз, ты побежишь ещё раз, а потом опять и опять, пока не покажешь мне быстрых секунд. То, что сейчас,  это хорошо, но медленно.

 Я пробежала шесть раз, я не могу быстрее,  ещё не отдышавшись от прошлого бега, глотая воздух, отвечала я.

 Нет, нет, я не тороплю, отдохни, у нас много времени, во сколько школа открывается? В семь ноль-ноль? Вот и замечательно, до семи утра в нашем распоряжении вот этот чудесный коридор,  его руки сделали взмах в сторону школьного «туннеля» и раскинулись в стороны, давая понять, какое сокровище перед нами.

Весна. Унижения. Крыса

Когда папа был в отъезде, я тренировалась одна: открывала своим ключом школу, включала свет рубильником и начинала тренировку. Школьники из параллельных классов, узнав, что я тренируюсь по вечерам в школьном коридоре, подходили к окнам и развлекались. Фразы «Хорош бегать, пойдём покурим», «Тебе пивка принести? А то умрёшь, так и не попробовав», «Ты жирной боишься стать? Чего носишься как ненормальная?» вызывали смех у всех, кроме меня. Их издёвки мне больше помогали, чем мешали, я никогда серьёзно к ним не относилась. Благодаря им понимала, что я особенная. Я действительно особенная, раз ради меня они перелезали через школьное ограждение, чтобы выкрикивать гадости. Мне это льстило и приносило эмоциональный подъём для тренировок. Когда папа присутствовал, я их видела, но подходить они боялись.

Школьная пора  тяжёлое время. Это было не только про научиться писать, считать и освоить учебный план. Для меня школа стала проверкой на прочность. До шестого класса я была отличницей, знания мне давались легко. Но потом начались постоянные отъезды на сборы, областные соревнования, и я стала много пропускать. Конечно, все задания я брала с собой, но изучать материал самостоятельно было намного тяжелее, чем проходить его в школе с одноклассниками. Да и учителя мои отлучки не приветствовали.

На уроке физкультуры можно было услышать: «Дети, делаем отжимания: мальчики  20 раз, девочки  10 раз, Юна  35 раз». В голосе моей учительницы всегда чувствовалось недоверие, словно бы она говорила: «Докажи мне, что это правда  что ты спортсменка». На каждом уроке физики меня вызывали к доске.

Как бы вы ни старались прославлять честь своей школы на разных спортивных площадках, педагогическому составу этой самой школы до лампочки школьные рейтинги и те, кто их поднимает.

Меня это не останавливало, конечно. Я воспринимала поведение людей как их собственный выбор. У меня же был свой: я продолжала тренироваться.

Вечер. Школьный коридор. Горят всего два грязно-жёлтых круга, не справляясь с огромным тёмным пространством. Если я убегала дальше чем на 50 метров, тренер терял меня в темноте. Я бегала из одного конца коридора в другой, не давая школе отдохнуть от дневных криков, воплей, топота ботинок, первых слёз и поцелуев. Недели, месяцы: мои вечера были похожи друг на друга, и ночная жизнь школьного здания стала мне родной.

В темноте то и дело показывались животные, имена им щедро раздавал сторож. Крысы из школьной столовой. Самая большая звалась Маман. К ней старик охранник обращался с особым почтением:

 Маман, добрый вечер, что кушали сегодня, как детки? Не хворают?

Она была настолько огромной, что казалась вечно беременной, причём щенками. Не боялась ни собак, ни людей. Её травили, ловили, охотились  ничто её не брало. Ровно в 20:15 она поднимала доску в полу и прогулочным шагом ковыляла до женского туалета: он был ближе к столовой.

В тот страшный вечер мне понадобилось в туалет. Света в нём не было, но окна помогали ориентироваться. Я зашла в полумрак и онемела. Маман задними лапами стояла на полу, а передними держалась за унитаз. Я чётко слышала лакание: крыса пила воду. Пыльно-серая шерсть, лысый в царапинах хвост покорно лежал на полу, доставая до соседнего унитаза. Крыса подняла голову и уставилась на меня.

«Занято, иди в другой»,  недвусмысленно говорило выражение её морды.

 Я подожду!  решительно и твёрдо, голосом. Приказала себе стоять на месте, борясь с желанием бежать и орать на весь первый этаж школы.

Признаться, я сама ошалела от своей храбрости. Прогнать её не хватило духу. Но идти в другую кабинку я не собиралась.

Крыса ещё какое-то время плескалась в унитазе, потом выпрямилась в полный рост. Одной лапищей Маман подпирала бачок унитаза, а второй почёсывала свой вечно беременный живот. Мокрый нос, мелкие усики, порванное ухо. Капли воды падали на кафель, крыса умылась одной лапой и насторожилась.

 Наконец-то решила рожать? Позвать кого?  поинтересовалась я.

Маман опустилась на все четыре лапы и неторопливо покинула туалет. Я долго стояла не шевелясь: боялась, что она что-то забыла, вот-вот вернётся.

В тот вечер я справилась со своим страхом и очень собой гордилась. Благодаря Маман я научилась управлять подступающим к горлу криком, паникой и отчаянием. Я сдержала свои эмоции и научилась контролировать себя. Тогда было очень сложно, сейчас этот опыт помогает мне в жизни.

Химия. Совет. Директор

Каждый раз, когда я убегала в темноту, менялась, возвращалась другой: порой разбитой и уставшей, порой озлобленной, иногда опустошённой. Но однажды я не вернулась, а осталась там, в темноте.

 Что случилось?  крик отца, его гулкие шаги.

 Почему не отвечаешь? Чего молчишь?  папа подходил всё ближе и ближе.

Я сидела, опёршись о стену тёмного коридора, и смотрела на свет  туда, откуда шёл папа. Уличный фонарь рисовал жёлтыми красками пятна у меня на лице.

 Что случилось?  обнаружив дочь на полу, он остановился.

 Зачем мне это всё? Зачем этот бег нужен, эти тренировки вечные, может, мне лучше на танцы ходить или на рисование, как все?  не поднимая головы, ответила я.

 Я ещё раз спрашиваю, что случилось?  уже тише повторил он.

 Сегодня был урок химии,  повернувшись к папе и несколько секунд помолчав, продолжила я.  В начале занятия учительница попросила меня встать перед всем классом. Класс начал на меня пялиться,  я опустила голову вниз, будто была в чём-то виновата перед отцом, и старалась дословно передать, что сказала химичка. Она говорила достаточно долго: «Посмотрите на Юну  вот бегает она, пропускает занятия, уезжает на соревнования, даже что-то выигрывает, а какой в этом смысл? Чего она добьётся в жизни своим бегом? Правильно, ничего, только к тридцати заработает себе болячки и будет их лечить. Поэтому не равняйтесь на неё, не тратьте время на пустые секции, лучше хорошо учитесь, делайте уроки, тогда поступите в хороший вуз, а потом найдёте хорошую работу и будете жить как все нормальные люди. Эта её беготня ничем ей не поможет в будущем, в итоге она останется необразованной, больной и без работы. Юна, послушай старую больную женщину, ничего хорошего ты этим бегом не добьёшься! Даже если где-то победишь, то потратишь своё драгоценное время на ерунду, вместо того чтобы получить нормальную профессию. Чем раньше ты это поймёшь, тем больше шансов у тебя будет вырасти нормальным человеком. Садись».

Назад Дальше