Видел кто?
По голосу ясно: она полностью вернула контроль и кого-то ждут смертельно опасные неприятности. Даже при виде сына уже работает, вычисляет.
Под скалой со стороны причала. Скелле, но кто, не видел.
Я чувствую немалое облегчение, почти эйфорию. Никогда не отличался заниженной самооценкой, скорее, наоборот, а тут такие страдания! Ф-фу! Хорошо, когда ты это ты. Как домой вернуться.
Юра!
Прихоть моей дражайшей. Подцепила это имя на Земле, нашла удачно созвучным собственному родовому и изъявила желание наградить им сына, тем более что это далеко не последнее в его жизни. Но на ближайшие лет пять будет Юрой.
Глаза, лица. Похоже, таких фортелей здесь еще не видели, удивление, даже испуг. Пацан смотрит спокойно и отчужденно, видимо, еще не привык к новому имени, Сам постарел дед, прям жуть в растерянности. Еще бы весь протокол коту под хвост!
Наконец до сына дошло, что за люди неизвестно откуда объявились за спиной, он рванулся совсем по-детски, сразу куда-то испарились выправка и осанка:
Мам!
Обнялись, замерли. Наконец, когда сын оторвался от Аны, та, мне показалось, немного растерянно, оглянулась на меня, и я шагнул вперед.
Ты красивая, без тени стеснения объявил Юра медленно возвращающей контроль матери, почему-то игнорируя меня, потом взгляд метнулся, зацепился за мою лысину, глаза остановились, и он замер. Черт! Что такое?! Я что, страшный и ужасный?! Запоздало сообразил, что он видел меня совсем еще маленьким, окруженный няньками и едва научившийся самостоятельно передвигаться. Папа эль! Представляю, что за все эти годы ему понарассказывали! Это для меня все было вчера. А для него на заре жизни. В детстве каждый год идет за десяток, и я для него живая легенда и туманные воспоминания. Но мать же он помнит!
Я обнял парня, неловко зажав посох в одной руке. Глаза, кстати, остались серыми, мне даже показалось, что они посветлели, исчез голубоватый оттенок, которым так гордилась мама.
Рад, что дождался вас! прогудел Сам.
Ана уже виделась с ним, когда успела? Я же был неприятно поражен Сам был стар, еще когда меня забросило на Землю, и было удивительно, что он вообще дожил до этого времени. Понятно, что без искусства не обошлось, но и оно не способно на чудеса.
Обнялись. У меня всегда с ним были сложные отношения, но рукопожатия на Мау не водилось, пришлось следовать традиции.
Между тем яхта преодолела большую часть разделявшего ее и остров пространства, сбросила ход и готовилась к швартовке. Было видно, что на острове царила не вполне ясная суета, на верхушке скалы никого не было, куда-то исчезли сопровождавшие Первую скелле, прислуга, занимавшаяся оформлением и угождавшая публике, столпилась на дальнем спуске с утеса, и, похоже, что ее более интересовало нечто скрытое от наших глаз, чем прибытие тех, ради кого все и затеивалось.
А как вы сюда попали? естественный с учетом обстоятельств вопрос задал ребенок.
Прыгнули, сынок, я потрепал его по волосам.
Как прыгнули? он, понятно, не унимался.
Сейчас увидишь.
Ана услышала мои слова, обернулась и кивнула согласно, надо было срочно разбираться с происходящим во Внуково, пардон, на острове, поцеловала озадаченного сына:
Мама ненадолго. Вы тут швартуйтесь пока, а мы с папой прогуляемся.
Сам крякнул, но ничего не сказал, сын замер озадаченный, остальные на палубе, похоже, вообще не понимали, что происходит и откуда мы появились. Представляю, какой успех ждет вечером матроса, первым заметившего нас, дружеское внимание и потоки орешка.
Эрсамвэл была лучшей на университетском курсе. Ее дар был слаб и требовал от носительницы изрядных усилий и концентрации, чтобы реализовать воздействие, зато она была почти избавлена от жестокого мучительного тренинга, который приходилось переносить ее поголовно более способным подругам. Почти обычная так иногда снисходительно отзывались о ней воспитатели в интернате. Знали бы они, какими достоинствами это обернется. Не всегда хирургу необходима пила или топор, зачастую более эффективен крохотный электрод или луч лазера. Эрсамвэл великолепно владела искусством воздействия именно такими и даже намного более тонкими инструментами. Результат за ней буквально охотились кафедры нейробиологии, микрохирургии и офтальмологии. Ее больная рана слабый дар обильно поливалась лечебным настоем из удовлетворенного честолюбия и заинтересованного внимания окружающих.
После университета за ней началась охота иного рода. Она была сверхвостребована и ценилась за редкость дара как настоящий уникум. Очередь из клиентов порой вырастала до года. Нечего и говорить, что при таком внимании она весьма комфортно устроилась в новых условиях существования Ордена, когда был навсегда отринут строгий монашеский устав старых правительниц. Будущее рисовалось все более праздничным.
Шло время, суета и слухи, связанные с ожидаемым возвращением почти легендарной маути Аны, неожиданно стали раздражать. Старая рана, давно залеченная и, казалось, забытая, ныла. Все эти ахи и охи, все эти восторженные воспоминания о темнокожей аристократке, подогреваемые тем, что почти вся верхушка Ордена теперь состояла из ее старых подруг, бесили. Древние легенды, заветы богов, память Катастрофы нежданно обретали плоть и зримое ощущение угрозы такой благополучной и налаженной жизни. Она не раз бывала в останках Козьего переулка, так и не восстановленного до конца, и буквально видела злую волю неведомого тупоголового мужлана-пришельца эля. Ее личные рабочие апартаменты располагались совсем неподалеку от Храмовой площади, и их удобное и подчеркивающее статус владелицы место теперь стало неуютным и неустойчивым.
Да что они все носятся с этой Аной?! Свалила за приключениями и плотскими утехами, бросив малолетнего сына и доверившихся ей подруг. Где она была в самый сложный период, когда выдавливали по каплям власть сестер из Ордена? В чем ее заслуги? Да в том, что она кровная родня древним, и больше ни в чем! Эль этот еще! Мало им было Катастрофы! Неужели не видно, что история повторяется?!
Тайно Эрсамвэл была уверена или спешила сама уверить себя: Ана ушла навсегда. Зря отправили на дежурство в предгорную глухомань целую экспедицию. Прошлое прошлому! Пережили и забыли! Надо думать о будущем, о настоящем, если на то пошло! Пусть возвращается, если сможет, это ее личное дело. Почему это должно волновать Орден? И эля пусть оставит там, где ему и место, нечего тащить всякую дрянь на Мау!
Особенно своего раздражения она не скрывала, часто повторяя, что зря сестры мокнут в гнилом крае. Все эти межзвездные путешествия, эли и древние сказки. Посидят, посидят и успокоятся, начнут сначала отлынивать, потом делить это сомнительное удовольствие на очереди. Какие-то особо упертые, может, и застрянут там, ну да, видать, там им и место. Сами ведь выбрали.
Когда пришла новость, что они вернулись, Эрсамвэл заперлась, отменила все операции на долгие десять дней. Сил не было видеть все эти тайно довольные рожи, ощущать косые взгляды, слышать возбужденные тихие пересуды! Даже приемный муж как-то задумчиво бросил, что хотел бы посмотреть на этих путешественников. Как же, путешественников! Знаем мы, на кого мужики посмотреть так жаждут. Остро грызло сожаление о неосторожно сказанном, мучили неясная обида и страх. Да, страх! Она боялась. Она боялась эля, хоть никогда его и не видела. Завидовала. Завидовала Ане, с которой пару раз встречалась еще во времена учебы, завидовала ее красоте и уверенности в своем праве. Понимала, что не справится, что рядом с ней всегда будет скелле второго сорта.
Шло время. Эрсамвэл успокоилась настолько, что легко делала вид: ее вся эта история никак не касается. Очень уважаемая скелле из состава Совета попросила посмотреть профессиональным взглядом на какого-то своего протеже. Сказала: «Много времени не займет. Зайдите на полчасика, а мы уж с вами рассчитаемся». Отказать такому клиенту Эрсамвэл не могла, а зря, лучше бы соврала что-нибудь. Она явилась в одну из резиденций Ордена, куда ее пригласили, поднялась на этаж к кабинету местной владыки, и уже готова была открыть дверь, когда та сама распахнулась навстречу.
Полутемный прохладный сумрак коридора озарился ярким солнцем, щедро заливавшим кабинет за дверью. Эрсамвэл замерла прищурившись и невольно отпрянула в потоке света ей навстречу шагнула Ана. Такая же молодая, такая же красивая, как и годы назад, при их последней встрече. Холодно оглядела замершую Эрсамвэл, слегка улыбнулась и молча, не сказав ни слова, прошествовала мимо. Остановись она на мгновение, задержись для короткого разговора, и, возможно, лучший невролог Ордена поддалась бы этим чарам вечной молодости и власти. Но нет. Ушла, будто за дверью никого не было, будто обогнула оставленный кем-то стул.
Сложная смесь чувств еще окончательно не оформилась в душе Эрсамвэл, как новая тень протянулась и накрыла освещенный прямоугольник пола.
Дорогая, вы уже пришли! хозяйка кабинета была сама любезность. Проходите, прошу вас.
Эрсамвэл хотела бы переждать, перечувствовать неожиданную встречу, но ею уже овладела, ее вела новая фигура: действующий член Совета и важная шишка в Ордене Рас. Тоже из темных, между прочим.
Хозяйка всмотрелась в немного растерявшуюся гостью, заботливо подвела, усадила в кресло, сама осталась стоять, слегка усмехнувшись, спросила:
Вижу, вы знакомы?
Вопроса в ее голосе было мало, скорее, утверждение, констатация факта, но Эрсамвэл ответила:
Встречались в молодости. Добавила после паузы: Мельком.
Да, задумчиво подтвердила Рас, времени прошло немало, всмотрелась в собеседницу, как будто пытаясь увидеть что-то новое, потаенное. Ана совсем не изменилась.
Эрсамвэл уже взяла себя в руки, ответила холодно, пожалуй, немного холодней, чем следовало:
Не думаю, что мы зря потеряли это время. Сдается мне, что именно Ана прошла мимо.
Как бы там ни было, но она сейчас среди нас и требует платы за все годы.
Эрсамвэл удивленно вскинула брови:
По-моему, она ее получила. Все ее время молодость при ней, не так ли? Вряд ли она может претендовать на то, за что нам пришлось заплатить часть жизни.
Рас не ответила, не спеша опустилась в кресло напротив, как бы переводя разговор на более доверительный уровень.
Слышала, вы не ожидали ее возвращения?
Эрсамвэл уже переборола свои слабости, и подначка тронула мало:
Как и многие другие. По-прежнему считаю это маловероятным.
Ну, тем не менее она здесь, рука Рас коснулась подбородка, упала на колени, прочертив невидимую черту по лицу хозяйки. И требует.
Повисла тишина. Эрсамвэл при всей ее востребованности и длинному списку важных клиентов никогда не касалась политики. Она интуитивно чувствовала, что все эти скелле сделаны из другого теста, ее устраивало положение стороннего наблюдателя, от которого равно зависимы все сестры, каких бы высот искусства они ни достигли. И вот. Нельзя быть рядом, кормиться с их рук и оставаться свободным. Она почувствовала, что политика нежданно обратила на нее свое внимание тогда, когда сама она меньше всего этого желала.
Любезная Рас, я ведь врач, не более. Кто тот клиент, к которому вы меня пригласили?
Хозяйка выгнула бровь, потом, что-то решив, ласково улыбнулась:
Эрсамвэл, вы никогда не были дурочкой. Не надо и пытаться ее изображать. Скажем так: клиента вы только что видели.
4
С вершины скалы, куда я в обнимку с Аной вполне уже уверенно прыгнул, открылось довольно скучное зрелище: несколько скелле толпились рядом с темным пятном, отмокающим у самой кромки воды. Из-за соседнего островка выбирался небольшой катер. За косой вообще виднелось странное шевеление, как будто сразу несколько гостей задумали срочно покинуть так и не завершенное мероприятие.
Зуб даю, в воде мокнет та, что пыталась на нас депрессняк нагнать.
Что нагнать?
Оказывается, я неосознанно умудрился мешать в речи язык мау и русский. Отмахнулся:
Неважно. Думаю, что среди сестер найдется та, кто ее завалила. Естественно, при попытке к бегству и ожесточенном сопротивлении.
Ана холодно и отстраненно кивнула. Она активно использовала искусство, меня начинало потряхивать, и я поспешил удрать. Вроде бы виновница давешних страданий больше не могла причинить никакого вреда, а я тем не менее чувствовал себя скверно. Хотелось у кого-то спросить: сколько можно? А главное, ради чего?
Побрел в обход скалы на причал, где скучали озадаченные, ничего не понимающие береговые с охраной. Что бы тут ни происходило, сын никуда не делся, и, полагаю, ему будет приятно, если его встречу я, а не пара дуболомов. Ане я ничем помочь не мог, скорее, помешал бы, да и терпеть волшбу, несмотря на слабеющие способности, не было никаких сил.
Дни полетели бесконечной каруселью. Ана, сын, визиты к важным родственникам, приемы официальные и не очень. Стыдно признаться, но, когда я узнал, что своеобразные каникулы продлятся не менее ста дней, расстроился. Скучно! До тошноты! По улицам меня водили, как будто напоказ, ведь эли-то диковинка у нас! Вкусно ел, мало двигался, кажется, стал толстеть потихоньку. Пробовал отлынивать не прошло. Я же главный экспонат! Какая выставка без него. Ана это, конечно, интересно, но ее уже большинство видели и не раз, а меня, выходит, нет. Лысый, высокий, со странными чертами лица, бледный по местным меркам интересно же! Казалось, что этот бесконечный карнавал никогда не кончится, когда произошло то, о чем я старался не вспоминать, то, что оставалось старой загадкой, до которой никогда не доходили руки.
Яхта вырвалась из пресной речной воды. Показалось, что она даже скрипеть стала по-другому, когда ее острый нос впервые рассек широкую спину темной океанской волны. Несмотря на то что мы всего лишь наносили очередной обязательный, как заявила мне Ана, визит какому-то дяде, я чувствовал в этот момент себя так, словно наконец-то вырвался, освободился от бессмысленной суеты и унылой рутины. Морской ветер гудел в ушах, глуша пустые разговоры позади, впереди раскрылся блистающей громадой океан, отчеркнутый по левому борту далеким берегом. Я застыл, наслаждаясь простором и привыкая к забытой качке.
Инцидент со странной скелле, пытавшейся вогнать нас в самоубийственную депрессию, не прошел даром. Весь опыт моей жизни никуда не делся. Та скелле лишь на какое-то время поменяла полярность эмоций, резко усилила негативные воспоминания, заставив переживать их необыкновенно остро. Ее влияние оборвалось, но память, в том числе память о моем состоянии в тот момент, уходить не торопилась. Как отблески яркого света медленно бледнеют в закрытых глазах, переливаясь неожиданной радугой, так и пережитые эмоции гасли не в один миг. А ведь за ними стояла реальность.
Наше сознание так устроено: чтобы сохранить равновесие, оно отодвигает на задний план, прячет в глубине неприятные воспоминания. Неведомая мне скелле взбудоражила то, что, казалось, давно покрылось толстым слоем ила. И вот теперь, когда никто уже не вмешивался в мой разум, на душе было тошно. Мне ведь и в самом деле за многое было стыдно и неловко. Многое хотелось бы изменить, сделать не так, как вышло.
Когда судно, тяжело просев, начало забираться на очередную волну, я быстро сообразил: эта волна непроста слишком уж обширной спиной титанического морского зверя пучилась она из предсказуемого моря. Я такое уже видел и знал: это по мою душу. Ни о чем не думал, просто нырнул в свое зазеркалье, и всякие сомнения, если и были, пропали. Рядом с нами пучил океан иной поток, иное будущее. Не было никаких мыслей, одни рефлексы. Как рыбак, сонно дремлющий на пустой рыбалке, готов взорваться привычной стремительной реакцией, почуяв первую, самую сладкую потяжку лески, так и я действовал так, словно давно знал, что делать, словно и не было рядом со мной семьи и сытой, уютной жизни. Я обратился к новому потоку, потянулся к нему, даже без храмовых символов, просто вглядевшись в тревожащее соседство, и мир предсказуемо ударил по ногам чужим берегом.