Единственное, чем смогу себя отвлечь сию минуту и успокоить написать что-нибудь в заметках. И это будет предисловие к книге, которая после некоторых доработок будет готова к печати.
Никогда не познаешь всю горечь расставания и не испытаешь настоящее ни с чем несравнимое счастье от того, что тот, кого ты ждал вернулся, пока не окажешься под завалом вихря провернувшихся событий. Это счастье не подобает той невообразимой радости от долгожданной вещи-подарка или полученных от кого-то комплиментов, слов-признания, уважения и гордости. Сама структура этой радости прямо противоположна таковой, привычной для многих. Она не состоит от того, сколькими ты обогащен материальными вещами и какова их ценность, она исходит изнутри, из нутра души. И проявляется одновременным ликованием и страданием чувства сливаются воедино, оттого и слезы, переходящие в рыдания, и улыбка, тянувшаяся до ушей, неразрывно связываются и переплетаются друг с другом. В такие моменты трудно отличить эти две чуждые друг другу эмоции, но их симбиотическая связь порождает самозабвенность, ощущение, что всё, чего тебе хочется в эти минуты, это продлить этот миг и сделать его вечным. Нет большего счастья, чем держать руку отца или матери и чувствовать их родное тепло. Такое счастье и такую горечь было уготовано прочувствовать хрупкому доброму сердцу, которое не обидит ни одну крошечную жизнь
Перечитываю написанное. Хм. Напишу еще один вариант, а потом его доработаю. «Знать бы, где можно доработать. В спокойствии. В тишине. Без шума, криков. Найти бы себе убежище до момента, пока мама не придет в свою натуру».
«Жизнь не представляет собой исключительно яркие краски, но именно темные обогащают нас опытом и борьбой, подчас с самим собой» всплывает мысль, которую написала утром.
Настрочив текст, перевожу свое внимание на то, что меня окружает. За день ветер выдохся из сил и еле дышит, не издавая звуков. Каждый дом зажигает свою звезду и вдали виднеется блеск золота звездных городов.
Мила слышится голос в ночи. Я оборачиваюсь на звук. Опасно-привлекательный мужчина, по тропе, освещенной фонарным светом, в темно-синем спортивном костюме, кажущимся ядерно черным, стремится ко мне раскатистыми шагами. Его голову покрывает бейсболка, наполовину черная, наполовину синяя. Улыбка этого силуэта видна даже во тьме. Джексон.
Дже-е-е-ексон?! выкрикиваю я, поднимаясь с места. Он, протянув мне руку, приподнимает кверху головной убор и, склоняясь душевному порыву, припадает порывисто ко мне в объятия.
Любимая моя, говорит с загадочной мрачностью, словно мы не виделись вечность и снова расстанемся, но я точно знаю, что нашу любовь никто не в силах разрушить.
Ты чего в таком виде? И что с лицом? И незамедлительно: Потом расскажешь. Поедем к тебе домой, прошу, умоляю я, истерзанная разговором с мамой.
Джексон задумчив.
Ко мне мы не сможем поехать, напряжённо выдаёт он, отходя от объятий.
Но Неясные мысли обвевают меня. Новый прикид одежды, обеспокоенный голос, скрывающий потайные замыслы, невозможность быть в его коттедже. Что все это значит?
Не спрашивай почему, малышка. Запомни, что так безопаснее. И мигом он заговаривает быстрее, оттесняя эту тему: И так никто не заподозрит, что я с тобой Пресса на всевозможный лад истолковывает события, происходящие в жизни известных авторитетов Я подыскал нам место, в котором мы будем с тобой
ВДВОЕМ? неверующе шепчу я, добавляя: Помимо журналистов мы еще от кого-то прячемся? От Беллы? пробегаю по нему глазами.
Он сплетает наши пальцы, надевает черные очки и молчком, беря мои сумки, молвит:
Уже поздно.
В дремоте я соглашаюсь, и мы, почти бегом, удаляемся от лавочки к машине.
Новый автомобиль? удивленно спрашиваю я.
Старый. Машина Тайлера. Он лихорадочно открывает мне дверцу.
А почему мы не с Тайлером? Сажусь в салон.
И все же некоторые вещи не меняются. Ты такая болтушка у меня. И смеется, но его смех словно деланый, чтобы отскочить от чего-то, что он не хочет мне говорить.
Джексон заводит мотор и, сдав задом, выруливает на улицу.
Ты поговорил с Беллой? который раз задаю ему один и тот же вопрос.
Он передергивает бровями и нервно чешет шею, останавливаясь на светофоре.
Я не смог сказать ей правду, сдержанно издает он, двинувшись с места. И я начал с малого, сообщив, что мне нужно время, чтобы доделать проект, и именно по этой причине я сделал временную паузу в отношениях с ней, выговаривает он с трудом, но я чувствую, что это не всё.
КАК? приподнимаюсь я, крича. Джексон, боже, почему? воздеваю руки к потолку. Ты понимаешь, что так мы ничего не решим? Почему ты не сказал обо мне? Почему ты сразу не сказал, как есть? Ты боишься чего-то? Густой туман покрывает мою душу.
Когда будем разговаривать с Даниэлем? тихим голосом выдает он.
Я фыркаю.
Джексон, значит, Белле ты не желаешь говорить о нас, а Даниэлю нужно вмиг узнать, что все это время я обманывала его и была с тобой? Не находишь противоречия? Со свистом я втягиваю воздух в легкие.
Я не понимаю его, не понимаю его поступков, не понимаю, почему ему не хватает мужества обо всем сказать Белле?
Милая, твой бывший парень легкий противник, с ним легче разобраться. Но одну я тебя не допущу к нему! восклицает он, прерывая мои думы.
Не будь так уверен в этом, мягко отвечаю я и добавляю грустным голосом, чувствуя при этом за собой вину: Пока и некуда допускать. Даниэль пропал.
Как это пропал? недоумевает он, свернув резко направо.
Я решаю все рассказать.
С момента нашего приезда я не могу до него дозвониться. Он не заявляется домой уже несколько дней. Родные волнуются. Я хотела тебе сказать об этом, но не стала
Джексон с минуту молчит.
Гарантирую, с ним всё хорошо. Матерям (да и отцам) свойственно усиленно переживать за своих детей, поэтому
Перебиваю печальным голосом:
У него их нет.
Джексон снижает скорость автомобиля, издавая вздох, словно в один миг его сердце оборвалось.
Что с ними произошло? с меланхолией интересуется он.
Погибли в авиакатастрофе, отвечаю и раскрываю ему правду о его жизни, которую знал лишь Питер.
Он делает нахмуренное лицо и страдальчески зажмуривается, будто пытается отогнать непрошеные воспоминания.
Мне искренне жаль его. Мне известно, что есть жизнь без одного родителя, а в его ситуации Он резко приумолкает.
Поэтому я и просила тебя быть снисходительным к нему и дать мне возможность поговорить с ним наедине умоляюще произношу я.
Но его доброта и сострадание снижают обороты.
Если бы кто-то не хотел причинить ему морального и физического зла, то да, но все иначе, поэтому нет, укоризненно провозглашает он.
Но, Джексон!.. подаюсь в его сторону, вытягивая шею.
Моя горячо любимая, а ты не думала, на что мне жизнь, если не будет тебя? Его сокрушенный, глубоко трогательный голос пронизывает меня.
Тоже самое могу и я сказать тебе.
Обещаешь, что не поедешь к нему одна?
Что я могу ответить, если это важно для моей любви? Только согласиться.
Постараюсь.
Проходит пять минут.
Я попытаюсь попросить помощи у Тайлера, он поможет разузнать, что за враги у Даниэля, и где он может быть.
Я буду благодарна тебе, Джексон. Его бабушка и дедушка обрадуются и, быть может, это подарит им лучик надежды на то, что с ним действительно ничего не случилось.
Я решаю начать говорить о своих происшествиях:
Я ушла из дома, поругалась с матерью, забрала вещи и
Я так и понял по твоему голосу. Я же всё чувствую, помнишь? Смотрит на меня и светлеет лицом. Я широко улыбаюсь, озаряясь исходящим от него светом. Она продолжает отпираться?
Джексон, она перешла всевозможные границы, считает всех в округе предателями, поругалась с мужчиной, Марком, я рассказывала тебе про него Все это время я тешила себя пустыми иллюзиями, считая, что она свыкнется со временем с тем, что мы вместе. Мама все еще носит в сердце всепожирающую злобу и твердую ненависть к твоей семье.
Она угрожала?
Я киваю, перебирая ее слова вслух:
«Если ты уйдешь сейчас, то я сделаю все, чтобы разлучить тебя и эту тварь, которая прилипла к тебе. С завтрашнего дня буду искать способы связаться с семьей Гонсалесов, сообщу родителям его наивной девушки, чтобы отвели ее от такого изменщика»
Джексон уставляется на меня, стиснув зубы, поигрывая желваками.
К чертовой матери бы их всех послать! огрызается он и небрежно добавляет: Против нас весь мир! стукает по рулевому колесу. В ней воспалилась страстная жажда причинять страдания другим. Ярость не дает ни минуты покоя. Она пылает изощренной жестокостью по отношению к нам.
С опущенной головой поглядываю на свои сплетенные руки.
Да, но уныло бормочу я. Джексон, если моя мама против нас, это еще не означает, что против нас весь мир.
Он объят страхом, что родители Беллы узнают раньше о нас, чем сама Белла? А что, если в этом и выход? Если он не сможет признаться, так пусть моя мама сделает это за него.
Я в замешательстве, как огородить тебя ото всего с горечью признается он, снизив тон голоса, но я вижу, что его рассудок переваривает другие мысли.
Джексон, проблемы образуются потому, что мы не идем на искупление, мы признаем ошибки, только говоря о них друг с другом, но пока ни Белла, ни Даниэль не знают всей правды. И поэтому, сделав один шаг вперед, к любви, мы одновременно делаем два шага назад.
И что ты предлагаешь? незлобно сетует он. В один прием отрезать им мысль, что мы любим и рождены друг для друга?
Я пожимаю плечами, вздыхая:
Я не знаю, как лучше, Джексон, но я устала от того, что мы живем на краю лжи. Пусть даже так, указываю рукой. Может, хоть камень с души опустим.
Перейдя к теме беседы о наших счастливых Ритчелл и Питере, готовящихся к свадьбе, настроение начинает улучшаться.
Между разговором Джексон сообщает:
Мы почти доехали до малоизвестного места. Я снял нам квартиру, это не роскошь, но для первого времени подойдет. Будем вместе жить я успеваю распахнуть врата радости в своем страдающем сердце, ведь это моя мечта жить с ним, но до тех пор, пока не разберемся со всеми проблемами и не переедем в Нью-Йорк.
Радость миновала.
Не переедем в Нью-Йорк?
Не перее что? Куда? расширяю глаза от изумления, снимая ремни безопасности.
Милана, в Нью-Йорке безопаснее и свободнее. Об этом мы поговорим позже. Выходи. Мы на месте.
Ничего не понимаю, сглатываю слюну. А у меня ты спросил, хочу ли я переезжать в Нью-Йорк? гнев начинает возрастать. У меня неоконченное образование, контракт с агентс
Милана, я же не говорю, что мы улетим сию минуту, он уничтожает разделяющее нас пространство, приближаясь ко мне, но я отодвигаю его руками, упираясь в грудь. Без модельного агентства и диплома психолога ты не останешься.
Джексон, как ты можешь всё решать за меня? Мои глаза сверкают негодованием. И и к чему все это? Почему мы не можем жить в той усадьбе, которую ты купил?
Что-то кроется за этой блуждающей улыбкой.
Малышка, там рискованно. Ты же не хочешь, чтобы наша жизнь превратилась в кошмар? В конце концов этого не избежать, так как мы оба публичные, но только не сейчас В его зеленых глазах страх. Могу попросить тебя не спрашивать об этом? Я делаю всё для нас, помни об этом. В голосе нечеловеческая мука.
Он обогащен думами, о которых не желает мне говорить. Может, это как-то связано с тем, что он подписался стать преемником компании Брендона?
Джексон прислоняет ладонь к моему лицу, я трусь щекой, сбрасывая дурное предчувствие, но что-то заставляет меня переживать за него. За всеми его поступками стоит обрывистый мосток.
Ты что-то недоговариваешь, Джексон, осмеливаюсь ему сказать.
Он, закрывая глаза, в уголках которых скрывается горечь, молча одаряет поцелуями тыльную сторону моей ладони и покрывает ею свою щеку, как делал это мне. В такие минуты он становится очень милым.
Своим воздействием он смягчает, поселившуюся во мне, внутреннюю тяжесть.
Идем, говорю я, обратив внимание, что время 03.47.
Идем, отвечает Джексон. Не суди строго маленькое убранство. Это скоропалительное решение времени выбирать было ничтожно мало.
Я включаю кнопку лифта:
Ты всегда говоришь так, а затем оказывается, что там царские палаты, протянувшиеся в километр. Несмотря на позднее время и длинный эмоциональный день, меня угораздило еще и пошутить.
Вот и увидишь, смеется Джексон, тыкая на десятый этаж и снимая с себя бейсболку, всё не так. По крайней мере на этот раз.
Открывая дверь, мы входим в темноту, в коридор. Джексон включает свет во всех трех комнатах, располагающихся перед нами, и я, беглым взглядом пробежав по квартире, разеваю рот.
Она восхитительна, пусть даже и небольших размеров! заверяю я, широким взмахом руки обводя пространство.
Левее всех располагается кухонный деревянный гарнитур светло-коричневого оттенка, по центру, из полупрозрачной, мозаичной двери виднеется ванная комната, а правее спальня, которую хочется скорее увидеть. Сделав несколько шагов вперед по махровому пушистому бежевому ковру, я улыбаюсь, разглядывая составляющие комнаты, созданной в кремовом тоне. Спальня с альковом, в котором покоится кровать, чарует глаз. Вверху, на потолке вкраплены светильники, предоставляющие романтичную атмосферную нотку. Сзади кровати, в стене повешены три полки, каждая из которых заставлена книгами. Ниша прикрывается белым занавесом, рядом с которым стоит белоснежный пуфик, сверху него оставлена кем-то книга, вероятно, прежними жителями. Удлиненный письменный стол и в комплекте с ним два кресла со шкафом искусно подходят под интерьер спальни. В конце комнаты балкон с открытым видом на город, с двумя креслами-качалками, одетыми в пушистые покрывала. «Сесть бы сейчас в одно из них и наблюдать за звездами».
Мы мы правда будем здесь вместе жить? от счастья заикаюсь я, прижимая ладони к своим щекам.
Он улыбается, медленно покачивая головой.
Спасибо тебе, Джексон, за всё и с чувством невыразимой благодарности начинаю я и замолкаю, не в силах сказать.
Он без слов обнимает меня сзади, целуя в затылок, и я растворяюсь в прикосновениях.
Мне нужно разобрать сумки, шепчет в ушко, пуская горячий воздух, а ты пока изучай апартаменты душевого типа.
Душевного типа апартаменты прошли цензуру, осталось оценить ванную, тихонько смеюсь я и, зевая, прикрываю рот ладонью. Этот смех, как детское веселье, как глоток воды. И он льется из меня каждый раз, когда я нахожусь рядом с любимым.
Джексон разбирает привезенные им два ларца вещей, я принимаю ванную снимаю косметику с лица, надеваю свою любимую черную широкую длинную футболку и делаю на голове гульку. Свои вещи я разберу в другой день.
Я сижу маленьким комочком в кресле-качалке, взирая на звездные миры. Чувствую, боль прогрессирует. Память продолжает хранить последний разговор с матерью. Мы так отдалились друг от друга, за считанные дни. Мне никогда не будет ясно, зачем она так поступает, зачем распускает туман на сердце, черный-черный, от которого тяжело дышать.
Джексон, вздыхаю я, когда он подходит, выключив наполовину свет, увидев меня в темноте, я одна одна «Словно в глубине пустыни», -добавляю про себя. Иногда я чувствую себя брошенной в котел жизни. Карабкаюсь по нему, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз. А однажды можно так провалиться вглубь, что никак и не подняться к миру Вот она и жизнь.
Ты не одна! Он приглаживает рукой свои мокрые густые волосы, садится на колени передо мной и берет мои ладони. Не говори так. Никогда. У тебя есть я. И Ритчелл, и Питер, и отец. Бабушка и дедушка также.
И мама, которая гневается и готова войти в круг врагов дочери, уничтожив ей жизнь.