Штефан знал, что Кайзерстат претендует на звание культурного центра, соревнуясь с Флер. Это было удивительно, потому что более занудных и консервативных людей, чем в столице, в Рингбурге, Штефан не встречал даже на Альбионе. И все же в Кайзерстат съезжались как люди искусства, так и ремесленники. Казалось, каждый дом проектировал другой архитектор, и каждую решетку ковали в другой мастерской.
Лигеплац, при всей своей пестроте, сохранял уютную гармоничность. Словно одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков.
А еще местные жители питали какую-то нездоровую любовь к цветам. Они стояли на каждом подоконнике, на улицах повсюду были разбиты клумбы сейчас припорошенные снегом а некоторые вешали на двери искусственные венки, почему-то не похожие на кладбищенские.
Купите кофе, герр, раздался рядом мрачный голос.
Штефан отвернулся от очередного затейливого позолоченного венка, висевшего на зеленой двери, и встретился взглядом с угрюмой женщиной в черном платье. На ее рукаве серебрилась вышивка солнце в волнистых лучах.
Женщина стояла у обочины, рядом с расписной тележкой, на которой был установлен огромный термос. Судя по надписи, она торговала местными фруктовыми пирожками, и Штефан удивился, что не почувствовал запах. Потом вспомнил про ему совсем недавно сломали нос, и удивительно, что он вообще чувствует запахи. Век механических людей и чародеев, а какой-то сломанный нос до сих пор не зажил!
Далеко ли пешком до центра, фрау? спросил он, протягивая женщине монетку. Кофе ему не хотелось, но на улице было зябко. Добавьте перец.
Часа два, безжалостно сказала она, выливая на дно стакана густой перечный концентрат. Вы из Хаайргат? Там любят такую дрянь.
Штефан ненавидел, когда кто-то заглядывал в его тарелку, осуждал его привычки и напоминал, откуда он родом. Кофе окончательно расхотелось.
Будет он дрянью или нет зависит от того, кто его готовит, фрау, сказал он. Криво улыбнулся, поставил нетронутый стаканчик на край тележки и развернулся, чтобы уйти.
Расплатился моими же деньгами и рад, прошипела она ему в спину. Можно подумать, в вашей паршивой стране есть свои!
Штефан хотел обернуться и ответить грубостью. Потом ему захотелось снять шапку и спрятать в карман. Он не сделал ни того, ни другого, только поднял выше воротник пальто и пошел дальше. Дома и венки он больше не разглядывал.
Штефан понял, что произошло непоправимое, когда наконец-то увидел баш. Он походил к станции, звеня замершими колесами по рельсам. Красный вагончик, сияющий свежей краской, с чисто вымытыми стеклами можно было фотографировать для рекламы общественного транспорта.
Штефан замерз, у него ныли ребра и болел нос.
Штефан решил, что нужно будет поблагодарить Готфрида, который явно помогал лечить перелом.
А еще подумал, что гулять полезно.
Лигеплац очень красивый город, а Хезер нужно купить на ярмарке платок.
Штефан стоял на станции и думал о какой-то чепухе, пытаясь отогнать очевидную мысль. И только когда баш отошел, и он не смог подавить облегченный вздох, мысль проскользнула через успокаивающую чушь и впилась в сознание.
Он не смог заставить себя зайти в баш, полный людей. Когда двери закрылись, Штефан почувствовал легкую тошноту от облегчения и стыда.
Не удержавшись, он опустился на скамейку и спрятал лицо в ладонях. Шерстяная темнота вязаных перчаток, закрывшая мир, была спокойной и уютной, но он заставил себя опустить руки и уставился на рельсы.
На время ярмарок закрывались все магазины и кассы. Работали только аптеки. Билеты он сможет купить только на ярмарке кассы обычно ставили недалеко от входа, и все же там будут люди. Очень много людей.
В порту тоже было многолюдно, но тогда он слишком радовался ощущению земли под ногами. А еще тогда они уходили от толпы.
Нельзя, пробормотал Штефан, вытирая нос. С удивлением посмотрел на перчатку.
Стянул ее, еще раз притронулся к носу кончиками пальцев действительно, опять потекла кровь. Выругавшись, он достал из кармана платок, завернул в него комок рыхлого снега и прижал к переносице. Хорошо, что Хезер не пошла с ним. Хотя ее он бы потерпел, а вот Готфриду делать рядом точно было нечего.
Штефан перевернул платок чистым углом. Отчаянно хотелось напиться. От усталости, ощущения беспомощности, одолевающих страхов. Пожалуй, вместе с платком он купит Хезер бутылку абрикосового шнапса. А себе пылинки, к которой вообще-то был равнодушен, но после слов женщины с солнцем на рукаве был просто обязан купить именно ее.
Если подумать, пробормотал он, разглядывая испачканную перчатку, что может быть более жалким, чем циркач-социофоб?
К счастью станция была пуста все уехали, добавив к толпе на ярмарке столько людей, сколько поместилось в баш. На другой стороне улицы то и дело мелькали прохожие, не обращавшие на него внимания, да мальчик в шерстяном костюме бросал в стену мяч.
Штефан опустил глаза.
Встречу с левиафаном он представлял с того самого дня, как затонул «Пересмешник». Начал представлять, глядя с дирижабля, как волны слизывают кровь с палубы, и с тех пор делал это почти каждый день. Хоть на секунду, но мысль мелькала, иногда в самые неожиданные моменты когда дежурил на кухне, мыл полы в общей спальне, копался в огороде и даже когда впервые поцеловал девушку. Настойчивая, раздражающая мысль, словно кто-то ходил за ним и иногда бросал в затылок мелкие камушки а что будет, когда в следующий раз?..
И когда следующий раз настал, он думал о Хезер. И что надо обязательно воткнуть в Готфрида гарпун. Да, он боялся, но совсем не так, как представлял все эти годы.
И когда почти через полчаса к станции подошел следующий баш, Штефан вошел и позволил дверям закрыться.
Первую палатку с алкоголем Штефан заметил у самой станции. Мир мгновенно сузился до желто-красного пятна и дружелюбно поблескивающего стеклом прилавка. Штефан несколько секунд постоял, пытаясь держать спину прямо и спрятать глубже в карманы дрожащие руки. Сердце бешено колотилось, ладони пришлось незаметно вытереть о пальто, но все же поездка оказалась менее ужасной, чем он предполагал.
Он предполагал, что сердце у него просто остановится.
Как только Штефан почувствовал себя в состоянии говорить не заикаясь, он подошел к палатке, и с нежностью выдохнул пожилой Идущей за прилавком:
Шнапса!
Вообще-то он хотел выпить пару рюмок, расслабиться, купить билеты и уйти. Но на ярмарке уже собралась толпа.
Оживленная, галдящая, празднично одетая. От женщин густо пахло средствами для укладки и парфюмом, от палаток специями, выпечкой, кожей и деревом. Все это чувствовалось ярко, несмотря на залеченный перелом. Раньше Штефана радовала подобная атмосфера обычно она означала представление, деньги и близкий отдых. Но теперь он не мог думать ни о чем, кроме давки у забора и черного лепестка дирижабля, опускающегося на толпу.
Еще, прохрипел он, ставя на прилавок пятую рюмку.
Мужчина, купивший стакан пива, опасливо покосился на Штефана и торопливо отошел.
Э, золотой, а ты неспокойный, заметила Идущая.
Что, правда? заинтересовался Штефан.
Шнапс пился как вода и не приносил облегчения. Сердце по-прежнему колотилось, и он никак не мог себя заставить пройти дальше и купить проклятые билеты. Можно вернуться и попросить Хезер, но это было бы совсем унизительно.
Правда, кивнула женщина и воровато оглянулась больше покупателей пока не было. Хочешь, э?
Она быстро показала ему раскрытую ладонь на смуглой исчерканной черным коже блестел маленький кристалл неправильной формы. Штефан мотнул головой и отвел глаза он хотел.
Но если он сейчас согласится билеты точно не купит. И в гостиницу, пожалуй, не вернется.
Вместо этого он попросил большую порцию глинтвейна с бренди, и когда показалась лежащая на дне распухшая звездочка бадьяна, Штефан, наконец, почувствовал силы зайти на ярмарку.
Люди превратились в пятна, голоса слились в монотонный гул, а запах больше не распадался на отдельные ароматы, и Штефана это устраивало.
У кассы стоял вальяжно улыбающийся русоволосый парень в серой шинели, а за его рукав цеплялась насмерть перепуганная девчонка в черных очках и сползающем с лица шарфе. Штефан только вздохнул, услышав, как парень расспрашивает о комфортабельности кают. У него был легкий, едва заметный альбионский акцент и заметно альбионские манеры. Впрочем, Штефана больше интересовала девочка худенькая, в каких-то жутких обносках и так нарочито закрытым лицом, что ему хотелось сказать парнишке, чтобы он снял с подруги шарф и не позорился такой неумелой конспирацией.
Следующее ее движение он успел заметить только потому, что привык следить за Томасом. Да и движения почти не было, просто часы проходящего мимо мужчины скрылись в кармане ее юбки, прощально блеснув платиновой цепочкой.
Штефан смотрел на девчонку в упор. Когда она подняла на него глаза за очками было не видно, но он догадался по наклону головы, что она смотрит именно на него, он укоризненно покачал головой и постучал по своему карману кончиком пальца. Она поспешно отвернулась.
Парень купил билеты и спрятал во внутренний карман. Что-то сказал подруге и подал ей руку. Штефан сделал шаг вперед, почти столкнувшись с девочкой, и склонился над окошечком кассы.
Три билета на ближайший дирижабль в Кродград что значит война?!
Да вы не переживайте, у них просто небольшие разногласия с соседним городом, это называется войной, ласково, как ребенку, проворковала кассир. Но аэродром закрыт. Можете взять билеты до Светлого, а оттуда поездом до Кродграда, это всего на три тайра дороже
В другое время Штефан бы заплатил, тем более за ним собиралась очередь, и его это раздражало. Но сейчас в нем сидели шесть рюмок шнапса, большая порция разбавленного бренди горячего вина и проглоченное оскорбление. Поэтому он просунул в окошко руку и сорвал висящую на уровне глаз кассира памятку.
Всем пассажирам, отправляющимся в Гардарику, предлагать соседний от места назначения город и дополнительный билет на поезд, прочитал он выделенный пункт. Это у вас вместо кренделька к заказу?
В Гардарике постоянно конфликты, прошипела женщина, сохраняя дружелюбный оскал. Наверное, я ошиблась.
Штефан молча забрал билеты и сунул в карман, позволив себе пропустить между пальцев теплую платиновую цепочку часов.
Настроение немного улучшилось. Алкоголь запоздало согрел, люди на ярмарке совсем не походили на мрачных повстанцев с граблями, а еще Штефан выяснил, что если смотреть на детей паника отступает. На той площади не было ни одного ребенка. Разве что тот мальчишка, которого он с собой потащил, но о нем Штефан думать не хотел.
Он медленно пошел вдоль палаток, скользя равнодушным взглядом по прилавкам. Посмотрел не меньше полусотни платков, прежде чем нашел тот, что точно понравится Хезер черный, с золотым шитьем и густой шелковистой бахромой. Заметил тяжелые старые серьги и долго за них торговался скорее инстинктивно, стараясь убить время и заново привыкнуть к людям. Наконец купил их и спрятал в карман к часам. Серьги были серебряные, с черненными узорами, ужасно громоздкие и неподходящие треугольному лицу Хезер. Но она такие любила, не иначе играла кровь Идущих, и Штефан не видел причин их не покупать. Труппе эти десять монет все равно не помогут.
Наконец он нашел прилавок, надолго приковавший его взгляд. Оружие, разложенное на прилавке, поражало разнообразием, скорее даже небрежной разносортностью. Холодное вперемежку с огнестрельным, старое с новым, женские отравленные шпильки и маленькие карманные револьверы художественно обрамляли единственное ружье неуклюжее, пятизарядное.
За прилавком стоял мужчина с козлиной бородкой, щуплый и угодливый, но с внимательным цепким взглядом. Штефан не сомневался, что он знает каждую вещь в этой куче, и у него нельзя украсть даже шпильку размером с зубочистку. Впрочем, делать этого Штефан и не собирался. Нашел что-то затейливо украшенное, похожее на двухклинковую глефу, и стал озадаченно разглядывать.
Это что такое, уважаемый? спросил он, проводя кончиком пальца вдоль тонкого серебристого лезвия.
Холодное оружие использовали на дуэлях и в узких коридорах на дирижаблях и кораблях. Штефан представил, как какой-нибудь надменный альбионский паренек отмахивается этим экспонатом от ошалевшего противника с рапирой, или как он сам пытается замахнуться глефой в коридоре. Решил, что нужно сообщить Инмару Вольферицу идею для нового номера.
Положите, герр, это не для вас. Продавец с сомнением оглядел его, а потом неуверенно сказал на родном языке Штефана: Это для маленький мужчина, любить который трясти членом?..
Штефан улыбнулся. Слово, которое пытался вспомнить продавец, означало «позер», но дословно переводилось именно так, как сказал торговец.
Странное оружие, миролюбиво сказал он по-кайзерстатски и положил глефу на прилавок. Может, кому-то подходит.
Ай! Продавец махнул рукой. Что хочешь? Красиво любишь драться или чтобы толк был?
В красивой драке тоже есть толк, усмехнулся он. Если красиво драться бабы охотнее дают. Меняешь старое оружие?
Револьвер, который Штефан носил с собой, ему не нравился. Прошлый, удобный и пристрелянный, он потерял и до сих пор не знал, как. Даже думал, что украли. Нынешний был тяжелым и со слишком длинным стволом, по мнению Штефана больше подходившим упомянутым «маленьким мужчинам».
Сначала они долго и с удовольствием выбирали новый. Продавец совал ему в руки несколько штук и отвлекался на других покупателей, а Штефан, жалея, что они не находятся в лавке, где на заднем дворе обычно можно было пострелять, целился в слякоть под ногами и слушал щелчки.
Потом они так же долго торговались. У револьвера Штефана на рукоятке была позолота, и продавец так посмотрел на него, что пришлось объяснять, что он в спешке купил первый попавшийся, а потом не было времени поменять.
Зато ты этот толкнешь какому-нибудь мальчишке, который будет трясти им перед друзьями. Чтобы член не доставать, смотри, какой длинный, Штефан перевернул револьвер так, чтобы позолота блеснула на солнце.
Такому мальчишке я продам то недоразумение, что ты первым смотрел, знаешь, сколько я ее с собой вожу?! Слушай, мужик, а купи лучше глефу? Красивый клинок, будешь им красиво махать, и бабы тебе, красивому, всегда будут давать.
Бабы мне и так дают, а глефой сам маши сколько влезет.
Через десять минут они уже для собственного удовольствия ругались, мешая хаайргатский с кайзерстатским.
А это слово что означает? заинтересовался продавец, когда Штефан многозначительным голосом рассказывал, что думает о лавочнике, пытавшемся продать ему нож для бумаги как стилет.
Мужика, который сам себя удовлетворяет ртом, лениво объяснил он, некстати вспомнив, сколько раз назвал Вито этим словом, пока метался у госпиталя.
Надо же, а в Морлиссе похоже змею называют, которая кусает себя за хвост.
Зачем кусает?
Да кто их в Морлиссе знает, они вечно сами себя за что-нибудь кусают, недавно вон вообще революцию устроили. Хорошее слово. Вот такому дураку свой револьвер бы и продал.
У нас в Хаайргат это называется «самодостаточная личность», а револьвер я продам тебе.