Сам Тюренн оставил многочисленную личную и деловую корреспонденцию, инструкции и мемуары, заканчивающиеся 1658 г. и неоднократно издававшиеся как отдельно, так и в качестве приложений к биографиям. В мемуарах он просто и спокойно рассказал о своих походах, нисколько не стремясь приукрасить свою деятельность или скрыть свои ошибки. Полководец открыто писал о своем поражении «я разбит», но победу делил со всей армией «мы победили». Он называл себя в 3-м лице, особенно не выделяя среди других. Можно сказать, это не только мемуары, это жизнь: принц Шарль-Жозеф де Линь в своих записках отзывался о них, что «это приказы, дела и все» По форме они просты, а по содержанию основательны, как и вся его переписка. Особый интерес он проявлял к истории своего времени и к эволюции военного дела[12].
В ином образе предстает принц Конде. Современники могли любить его, либо ненавидеть, но все равно восхищались им, несмотря на его политические просчеты и личностные особенности. Возможно, самую яркую характеристику дал ему в своих мемуарах кардинал де Рец: «Принц де Конде был рожден полководцем, что можно сказать лишь о нем, о Цезаре и о Спиноле. Он стал вровень с первым и превзошел второго. Бесстрашие еще не самая главная черта его характера. Природа наделила его великим умом, не уступавшим его мужеству. Судьба, ниспослав его веку воинственному, предоставила мужеству развернуться во всем его блеске; рождение, или лучше сказать, воспитание в семье, преданной и покорной правительству, ограничило ум рамкой слишком тесной. Принцу не внушили с ранних лет те важные начала, какие развивают то, что зовется последовательностью Уже в юности он опережен был стремительным развитием великих событий и навыком к успеху. Недостаток этот был причиной того, что, обладая от природы душой незлобной, он совершал несправедливости, обладая отвагой Александра, был не чужд слабости, обладая замечательным умом, действовал неосмотрительно, обладая всеми достоинствами, не послужил государству так, как был должен Он не сумел возвыситься до своих дарований, и это уже недостаток, но все равно он велик, он прекрасен»[13].
Многие люди, особенно близкие к нему по духу и входящие в его клиентелу, почти не видели у Конде недостатков. В мемуарах Франсуа де Ларошфуко он «статный, наделенный большим, ясным, проницательным и всесторонним умом, покрыл себя величайшей славою» Единственным упущением принца Ларошфуко считал отсутствие более тщательного обдумывания своих действий. Прокурор-генерал Дижонского парламента Пьер Лене тоже оставил мемуары, где так отзывался о принце: «Он удовлетворял желания своих подчиненных, игнорируя многие частности Принц завоевал огромную репутацию, проведя баталии у Рокруа, Фрейбурга, Нордлингена и Ланса, взяв Трионвилль, Филиппсбург, дойдя до сердца Рейна Кобленца, выказав храбрость и великодушие у Дюнкерка Ему отдала свое сердце фортуна»[14]
А в своей великолепной надгробной речи, произнесенной в Соборе Парижской Богоматери по случаю годовщины кончины принца Конде 10 марта 1687 г., епископ Мо, выдающийся историк и воспитатель дофина Жак-Бенинь Боссюэ представил его не только выдающимся государственным деятелем, но и фактически возвысил его над другим великим полководцем столетия Тюренном. Отличительной чертой военного гения Конде епископ назвал быстроту замысла, нисходившего на него среди сражения его знаменитые «вдохновения». Боссюэ подчеркивал неординарный ум принца и его умение общаться с великими мыслителями своего времени. А Людовик XIV после смерти Конде заявил, что он потерял «величайшего человека в моем королевстве»[15].
Вполне естественно, что для своих потомков Великий Конде являлся образцом для подражания, почти Богом. Сочинения некоторых из них полны апологетики. Например, Луи-Жозеф де Бурбон-Конде (1736-1818), подробно описав военные победы своего знаменитого предка, его общение с известными политиками и творческими людьми Великого века, лишь кратко обрисовал неприятные страницы его истории Фронду и службу испанскому королю. Бесстрашный и находчивый полководец у него во время Фронды предстает простодушным и чувствительным человеком, преданным двором и руководствовавшимся плохими советами друзей. Сочинение Луи-Жозефа обогатила личная корреспонденция принца. А уже упомянутый выше герцог Омальский лично принялся за составление «Истории принцев Конде в XVI-XVII вв.», в которой целых пять томов посвятил Великому Конде. Содержание этого самого обширного сочинения о Конде дополнено сотнями писем из его корреспонденции. Выражая свое восхищение героем, автор «Истории» в то же время полагал, что после 30-ти лет фортуна отвернулась от принца, и его военный гений ослаб[16].
У историков к нему более критическое отношение, и как к человеку, и как к полководцу. Это вполне объяснимо их неугасающим и позитивным интересом к личности Людовика XIV, его военным реформам, а также уходящей эпохой, представителем которой и являлся Конде. Апологет Короля-Солнце современный историк Ф.Блюш, например, тщательно фиксируя события, связанные с его именем, одновременно словно избегает его личностной характеристики в отличие от многих персонажей своего фундированного труда. Вообще Конде любят упрекать за то, что ради быстрого и сильного натиска, способного привести к победе, он не щадил ни своих солдат, ни солдат противника, а его армия особенно отличалась грабежами и насилиями. В целом он как полководец уступал своему коллеге Тюренну: его стиль состоял из дерзости, упрямой спешки и агрессивных нападений, полных рисовки, тогда как Тюренн был примером тонкого и тщательного маневра, терпеливости и расчета. Как человек, отмечают многие историки, Конде нередко отличался надменностью, жестокостью, оскорбительной грубостью с подчиненными. Вместе с тем, Конде называют настоящим военным и светстким интеллектуалом, одаренным и независимым.
Современники, потомки и исследователи особенно критикуют действия принца во время Фронды. Что же касается его службы испанскому королю, то здесь одни историки и биографы, дабы прямо не назвать Конде «предателем», чаще всего ограничиваются фиксацией событий, а другие пользуются расхожими клише «мятежник» и «изменник». И все же с позиций современной исторической науки, предпочитающей анализировать социальные структуры и институты и основываться на междисциплинарных подходах, личность Конде предстает более сложной. Фигура великого полководца и принца крови органично вплетается в трансформирующийся социум XVII в. и анализируется на фоне развития бюрократического государства, жизни придворного общества, роли привилегий дворянства и системы патронажа и клиентелы. Так, по мнению современной французской исследовательницы К. Бежу, «фортуна Конде состояла в балансе приспособления к триумфу абсолютизма»[17]. В любом случае, в общей оценке этого незаурядного человека преобладает прилагательное «Великий».
Итак, перед нами два героя, жизнь которых возбуждает неиссякаемый интерес и порождает немало вопросов. Каким был человек, заслуживший честь быть героем детских книг и вдохновлять своим примером даже юные сердца? В какой степени маршал Тюренн являлся положительным героем в войне и мире? Что было главным в его жизни? Каким он представлял французское государство и себя в нем? Каковы слагаемые не оспариваемого историей величия принца Конде? Кем был он бесстрашным рыцарем Барокко, гениальным полководцем, мятежной душой, великодушным вольнодумцем, не оставившим миру своих мыслей, государственным преступником, покорной слугой монарха, подавившего его натуру? Какой след оставили оба спутника Короля-Солнце в истории военного искусства, и что, наконец, было между ними общего и особенного? Об этом нам и предстоит поразмышлять, пройдя путь людей, запечатлевших свои имена в устойчивом словосочетании «время Тюренна и Конде».
Отцы и сыновья
Иди вперед, навстречу туманному будущему,
без страха и с мужественным сердцем
Генри Лонгфелло
Четыре фактора обусловили путь героев книги к вершинам славы их собственный гений, удача, происхождение и время. На первое место здесь следует поставить время, Хронос еще одного великого античного небожителя в жизни Тюренна и Конде. Когда Хронос неспокоен, на волнах его гнева можно столь же взлететь ввысь, сколь упасть в бездну. Оседлать самую высокую волну с большой степенью вероятности могут помочь происхождение и таланты, но при благоволении Фортуны.
Как видно, Хронос крепко сердился на Францию и Европу, заставляя их меняться, идти вперед сложным и кровопролитным путем. А Марс только радовался, и в союзе с Фортуной подбирал себе спутников.
То было время сложного и противоречивого пути от средневековой цивилизации к буржуазной, насыщенного грандиозными событиями, переворачивающими традиционные представления о мире. Перемены начались еще в XVI столетии, когда Европа начала долгий переход от «традиционалистской» средневековой социальной системы к новому обществу, основанному на гражданстве и рыночной экспансии. Необходимым элементом этого перехода было государство, основанное на социальном дисциплинировании. Важную роль в нем играла религия: она делала это государство более сакральным перед тем, как оно стало более светским. Постепенно возникало относительно однородное общество подданных с внушаемыми формами поведения, мышления и менталитета. Государства укреплялись, монополизируя военную силу, финансы и церковь, а их вооруженное соперничество на европейской арене принимало религиозную окраску. Во второй половине XVI первой половине XVII вв. характерной чертой жизни европейского общества стал конфессионализм, сопровождавшийся принуждением к религиозному единообразию, что в современном понимании равноценно религиозному фундаментализму[18]. Христианские церкви католическая и протестантские течения вступали в союзы с государствами раннего Нового времени, сила которых давала им возможность управлять религиозными делами. Правда, результаты этого союза часто расходились с целями.
Сто с лишним лет в Европе длился «конфессиональный век», соединивший религию и политику в единое целое, и бушевали войны за «истинную веру». Частью их стали религиозные или гугенотские войны во Франции серия затяжных гражданских конфликтов, которые раздирали королевство при последних королях династии Валуа (1562-1598). В ход событий во Франции вмешивались ее соседи английская королева Елизавета I (1558-1603) поддерживала гугенотов, а Филипп II Испанский (1556-1598) католиков. Граней у этой войны было много. Гугеноты воевали с католиками, группы аристократов противостояли королевскому двору, шайки воров и нищих в Париже, казалось, совершенно обезумели, а отдаленные провинции стремились вернуться к былой независимости от центра. На поверхности основным источником разногласий была религия, но реально их породил кризис во многих сферах жизни кризис роста и трансформации европейской цивилизации в целом. К тому же четыре короля династии Валуа, правившие после Франциска I (1515-1547), были весьма заурядны. Между 1559 и 1589 гг. королева Екатерина Медичи была единственной заслуживающей пристального внимания фигурой, но она устала жонглировать католиками и гугенотами, сталкивая их между собой. Итогом стал крах династии Валуа и занятие престола Франции другой ветвью Капетингов Бурбонами.
В пылу междоусобиц закалялись характеры, оформлялись политические и личные пристрастия отцов Тюренна и Конде, высокое происхождение которых само по себе бросало их и их детей в самую гущу событий.
Будущий маршал Франции Анри де Ла Тур д'Овернь, виконт де Тюренн, родился 11 сентября 1611 г. в крепости Седан в Арденнах на севере Франции. Он был вторым сыном гугенота по вероисповеданию и одного из самых влиятельных представителей французской аристократии Анри де Ла Тур д'Овернь, виконта де Тюренна, герцога де Буйона и его второй жены Елизаветы Нассау, дочери статхаудера Республики Соединенных Провинций принца Вильгельма I Оранского по прозвищу Молчаливый (1572-1584). Династия Оранских всегда играла значительную роль в истории Нидерландов и по сей день является правящей династией этой страны. С XII в. графы Оранские были вассалами Священной Римской империи с титулом имперских князей. Дед Тюренна получил этот титул после смерти своего дяди Рене в 1544 г., но самое главное, что принц Вильгельм Оранский, граф Нассауский, стал первым статхаудером нидерландских провинций Голландии и Зеландии и одним из лидеров «восьмидесятилетней войны» Нидерландов за независимость против Испании (1566-1648). Эта страна и ее анти-испанская борьба сыграют значительную роль в формировании личности и карьере Анри.
Отец Тюренна тоже был заметной фигурой на политическом небосклоне Франции и Европы. Еще после событий Варфоломеевской ночи (1572) в 1576 г. он принял кальвинистское вероисповедание и примкнул к партии Генриха Наваррского будущего короля Франции Генриха IV Бурбона. Старший Анри был другом и сподвижником Генриха, стал вождем французских гугенотов и с 1592 г. маршалом Франции. Участвуя во всех войнах, которые вел Генрих Бурбон, он прекрасно изучил практику военного дела, а со вступлением того на престол в 1589 г. исполнял целый ряд ответственных дипломатических поручений в Англии, Республике Соединенных Провинций и Испанских Нидерландах. В благодарность за его подвиги король устроил брак Тюренна с дочерью Анри Робера де Ла Марка.
В свое время при известии о расправе, учиненной герцогом де Гизом над протестантами в Васси неподалеку от Седана в 1562 г., молодой гугенот Анри де Ла Марк, женатый на Франсуазе де Бурбон-Монпансье, кузине Генриха Наваррского, провозгласил себя суверенным князем Седанским. В средние века Седан был феодом Музонского аббатства. С XV в. им владела одна из ветвей Клевского дома, причем по соглашению с аббатством сеньория считалась независимой. После смерти Анри-Робера в 1574 г. и затем его холостого сына в 1588 г. Седан перешел к сестре последнего Шарлотте де Ла Марк и ее супругу Анри де Тюренну. Брак этот оказался бездетным, имущество Ла Марков было объявлено выморочным, и на владение Седаном притязали их другие родственники, в частности, младший брат Анри-Робера граф де Молеврье, герцог де Монпансье. В обход, возможно, более законных претендентов на это наследство король закрепил за Анри де Тюренном и его потомками владение Седаном и право именоваться герцогом Буйонским. Первый брак Анри продолжался недолго. Именно дочь Вильгельма Оранского Елизавета стала матерью его семи детей: двух сыновей и пяти дочерей[19].
Однако, как часто пишут биографы Тюренна, неблагодарный де Буйон отплатил королю другой монетой. Он примкнул к заговору Шарля де Гонто, барона де Бирона, маршала с 1594 г. и герцога и пэра Франции с 1598 г. Отважный военный и губернатор Бургундии, но невероятно честолюбивый, и к тому же азартный игрок, Бирон сошелся с людьми, недовольными королем. Усиление королевской власти и ослабление могущества сеньоров побудили последних привлечь к заговору герцога Савойи и испанского короля Филиппа III. Бирон увлекся идеей создать независимое от Франции княжество в составе Бургундии, Франш-Конте, Лимузена и Перигора и обещанием руки савойской принцессы. Еще в 1599 г. Бирон вел тайные переговоры с герцогом Савойским и графом Фуентским с целью направить их оружие против Генриха IV. Между тем, последний в 1600 г. объявил войну герцогу Савойскому, и Бирон был вынужден повести французское войско против Савойи. От него потребовали выдачи короля, в чем он отказал. Тем не менее, когда при осаде форта Св. Екатерины у Генуи Генрих IV намеревался осмотреть укрепления, Бирон расставил стрелков, которые должны были открыть огонь по условленному сигналу. Однако в последний момент он передумал и помешал королю отправиться к опасному месту. Мир с Савойей был заключен в 1601 г., а связи Бирона с герцогом Савойским не остались тайной для Генриха IV. Не зная наиболее компроментирующих подробностей, король простил заговорщика. Несмотря на это, неуемный Бирон продолжал тайную переписку с враждебными Франции государствами, но, преданный своим поверенным Лафеном, который передал Генриху IV план заговорщиков, был арестован и приговорен к смерти.