Ладно, давай разберемся. Кого именно ты видишь? Как он выглядит?
Дьявол поцарапал его лицо, когда он пытался сбежать. Но он все равно его найдет, вот увидишь!
О ком ты говоришь? Этот человек навредил тебе?
Может, Ви права и через свои предсказания мама пытается сказать о том, что не дает ей покоя все эти годы?
Он пришел за тобой, Эми. Я ему больше не нужна, уверенно заявляет мама, криво улыбнувшись.
Он меня не тронет, поняла? И тебя тоже.
Поздно слишком поздно. Ты уже в его власти, прошептав последние слова, она вдруг успокаивается и закрывает глаза, видимо, окончательно выбившись из сил.
Переодевшись в домашнюю одежду и разобрав пакеты с продуктами, которые мы с Леттой купили по дороге домой, я забираю телефон из ванной и проверяю пропущенные звонки и сообщения.
Папа: Заеду на выходных. Вам что-то нужно?
Эми: Нет, но с мамой что-то не так. Хуже обычного. Не беспокойся, я уже нашла нового врача, но хочу, чтобы ты был в курсе.
Уже собираясь отложить телефон, чтобы начать готовить ужин, мне на глаза попадается чат нашей университетской группы, который я практически не читаю. Пролистав довольно долгую переписку до конца, замечаю сообщение от Тамаза.
Тамаз: Преподаватель по дизайн-разработке встретил меня в коридоре и сказал, что завтра задержится, но очень просил нас прийти вовремя и посидеть тихо.
Как только я кликаю на его имя, мобильное приложение перебрасывает меня на его страницу, но она оказывается закрыта для посторонних, а добавлять его в друзья я не собираюсь. Но даже не приближая фотографию на его аватарке, мне хорошо заметен шрам над его верхней губой. Я увидела его еще днем, но только сейчас, после маминых слов о поцарапанном дьяволом лице, задумываюсь о том, где он его получил.
Оригами
Мне нравится фигурное катание. Правда, нравится. Но по-настоящему мое сердце трепещет только при виде скетчбука, в котором хранятся все созданные мной эскизы платьев. Каждый раз, когда мне кажется, что я готова воплотить один из них в жизнь, меня останавливает невидимый барьер, состоящий то ли из неуверенности в себе, то ли из страха изменить свою жизнь. Я привыкла быть фигуристкой, а не дизайнером, и понятия не имею, как на эту новость отреагируют другие. Хочется не просто громко заявить о своем увлечении, но и доказать, что это не пустые слова.
Я без ума от произвольной программы «Черный лебедь», которую мне поставил наш хореограф-постановщик Лука. Как только он рассказал о своей задумке, я сразу же приступила к работе над новым эскизом. С тех пор в моем скетчбуке появилось, как минимум, двадцать восемь набросков возможного платья, но ни один из них не устроил меня в полной мере. Похоже, я склонна к поиску незначительных изъянов даже в самых идеальных на первый взгляд вещах.
Хочется уйти от классического представления об образе черного лебедя с характерными линиями, серебристыми вставками и имитацией перьев. Это должно быть яркое пятно среди множества клякс. Потому что выход на лед в платье, сшитом по моему эскизу, слишком знаменательное событие, чтобы оплошать.
Но сегодня, вернувшись домой после утренней получасовой пробежки, я не решаюсь взяться за карандаш. Потому что боюсь, что руки сами начнут рисовать образ парня с поцарапанным лицом. Слова мамы не просто застряли в сознании, но и отравляли мой рассудок целую ночь. Я несколько раз просыпалась, охваченная нервной горячкой, мне казалось, что кто-то стоит над кроватью и дышит прямо мне в лицо. Финальной точкой в этом кошмаре стало ощущение чьих-то прикосновений, от которых я подскочила с застывшим в горле криком.
Психотерапевт, с которым общалась мама пару месяцев назад, рассказывал мне о случае, когда у здоровых людей под влиянием общения с психически больным человеком развивалось индуцированное бредовое расстройство. Я тогда удивилась, но не заострила на этом должного внимания, а теперь судорожно читаю научные статьи об этом заболевании. Из всего, что удалось найти, ясно одно у меня будут большие проблемы, если я продолжу перенимать мамины мысли.
От изучения своей возможной участи меня отвлекает сообщение от Виолетты, уже подъехавшей к подъезду. Я специально попросила ее не звонить в дверь, чтобы не разбудить маму, все еще отходящую от вчерашнего стресса. Перед уходом я заглядываю в ее темную, из-за штор блэкаут, комнату. С синяками под глазами и впалыми щеками она выглядит болезненной и изнеможденной и походит на бездушную тряпичную куклу. Всего одно утро в тишине, а я уже скучаю по ее утренним гаданиям и тревожным предсказаниям. Вряд ли меня обрадует их возвращение, но видеть ее такой, как сейчас, просто невыносимо.
Так и не дав волю слезам, я тихо выхожу из квартиры, оставив на столе в коридоре записку: «Ушла на учебу. В холодильнике вчерашний ужин. Поешь, пожалуйста. До вечера!».
Доброе утро, говорю я Летте как только сажусь в машину.
И тебе. Держи. Она протягивает мне высокий стакан с красным напитком. Арбузный смузи.
Ого! восклицаю я и, забрав стакан, делаю небольшой глоток. Вкусно.
Скажи, да? Я тоже под впечатлением.
Покрутив стакан в руках, обнаруживаю на нем логотип заведения, где он был куплен, три неоновые ягоды черники, плавающие в бокале.
Ты что, ездила в бар, куда нас позвала Инга?
Ну да. На разведку, буднично отвечает она.
И как?
Миленько. Миша, правда, остался не в восторге, потому что ко мне клеился татуированный бармен, который там работает.
Вот как? улыбаюсь я, зная, какой кокеткой порой бывает подруга.
Да, было немного неловко. Зато теперь Миша точно пойдет с нами, потому что не хочет отпускать нас одних. Говорит, там может быть небезопасно. Особенно, ночью.
Он просто боится, что тебя охмурит тот бармен с татуировками.
И не зря, парень весьма хорош собой. Мы с ним немного поболтали, он хоть и не кажется надежным, но с ним точно не будет скучно, даже Миша оценил его шутки. А тебе в жизни как раз не хватает легкости. Может, познакомим тебя с ним в пятницу?
Серьезно? Ты заехала в бар, чтобы купить смузи, а заодно устроить мою личную жизнь? Я стараюсь говорить непринужденно, хотя все нутро противится этой теме и бьет тревогу.
Одно другому не мешает, смеется Летта. Он правда классный. Знаю, тебя сейчас не интересуют отношения, но вдруг ты передумаешь.
Вряд ли, Ви. Мне вообще не до этого.
Да, точно, кивает она. Прости, что не спросила сразу. Как там мама?
Вчера она Замешкавшись, я вдруг понимаю, что не могу рассказать ей об услышанных вчера словах и о том, как провела сегодняшнюю ночь. Нельзя втягивать Летту в наш с мамой коллективный психоз. Она была подозрительно спокойной.
Не допрашивала о том, как прошли занятия?
Совсем нет. Мы поужинали, а потом она уснула, лгу я.
И до сих пор спит?
Ну да.
Как-то странно, нет? с тревогой в голосе спрашивает подруга.
Думаю, она вчера сильно перенервничала и осталась без сил.
Ничего не ответив, Летта включает радио и уже через десять секунд подпевает исполнительнице, поющей о разбитом сердце. Отвернувшись к окну, я думаю о рассыпающихся на мелкие крошки остатках стабильной жизни. До вчерашнего дня мне с легкостью удавалось противостоять витающему в воздухе безумию. Но теперь я боюсь себя даже больше, чем маму.
Смотри кто идет, говорит подруга, паркуя машину недалеко от университета.
Еще не проследив за ее взглядом, я уже знаю, кого именно сейчас увижу.
Я ошиблась, он ходит пешком. Без мотоцикла его образ плохого парня неполный, разочарованно заявляет Ви. Может, в ремонте?
Мы же планировали держаться от него подальше, напоминаю я ей.
Знаю, но, блин, так хочется узнать его получше. Кто он, откуда приехал, почему перевелся в наш универ, чем увлекается и все в таком духе.
Зачем тебе это?
У меня детективная тяга к загадочным личностям.
Как правило, таинственный ореол окутывают самых заурядных и непримечательных с точки зрения внутреннего мира людей. Уверена, в нем нет ничего, что способно тебя заинтересовать.
Жестко ты, ахает она. Но я слишком люблю знакомиться с новыми людьми, чтобы пройти мимо.
Как знаешь, только меня в эти знакомства не впутывай, чересчур резко говорю. Идем?
Дома точно все нормально? уточняет Летта перед тем, как открыть дверь. Ты напряжена.
Все отлично, пошли уже.
Следуя за подругой, я стараюсь ни о чем не думать и сосредоточиться исключительно на ярко-зеленых кончиках ее волос, выбившихся из-под шарфа.
Несмотря на опоздание преподавателя, о котором нас предупредил Тамаз, вся группа уже в сборе. Поздоровавшись со всеми молчаливым кивком, я направляюсь к скамье в предпоследнем ряду, пока подруга останавливается, чтобы поболтать с несколькими ребятами, которые приходили поддержать ее на контрольных прокатах. Обычно ее звонкий голос и беззаботный смех отвлекают меня от гнетущих мыслей, но сейчас я настолько взвинчена, что нахожусь на грани панической атаки, хотя едва ли понимаю, что это вообще значит.
Когда перед моим взором появляется бумажная фигурка черного лебедя, я чуть не вскрикиваю от неожиданности. Тамаз кладет оригами на мой скетчбук и, ничего не сказав, возвращается на свое место в первом ряду.
Что это у тебя? интересуется Летта спустя несколько минут.
Подарок, с трудом отвечаю я, не смея даже шелохнуться, не говоря уже о том, чтобы взять лебедя в руки.
От Тамаза? спрашивает она шепотом, наклонившись к моему уху. Я отвечаю уверенным кивком. Красивая птичка.
Это правда. В детстве я пыталась научиться делать оригами и знаю, что это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Сделав глубокий вдох, все же осмеливаюсь взять птицу в руки, чтобы как следует ее рассмотреть.
Должно быть, кропотливая работа, подмечает Летта, не переставая довольно улыбаться.
Чему ты радуешься? недоумеваю я.
Кажется, ты ему нравишься.
Что с тобой сегодня происходит? То хочешь познакомить меня с каким-то барменом, теперь это Сморщившись, я кладу бумажного лебедя на край стола и заставляю себя отвести взгляд от широкой спины Тамаза, виднеющейся в первом ряду. На нем, как и вчера, обтягивающая черная водолазка, подчеркивающая его крепкие плечи.
Я не виновата, что мне на глаза попадаются подходящие кандидаты на роль твоего парня, оправдывается подруга, просматривая новостную ленту в телефоне. Видела страницу Тамаза?
Да, он же писал в беседе, отвечаю я слишком быстро, словно обороняясь от словесной атаки.
В черно-белых фотографиях есть своя магия, рассуждает она, то приближая, то снова отдаляя лицо Тамаза на снимке. Интересно, откуда у него этот шрам над губой.
Сделав вид, что не расслышала последнего предложения, я открываю скетчбук и, достав из сумки карандаш, начинаю рисовать лежащего передо мной лебедя. Понятия не имею, что этим подарком хотел сказать Тамаз, или что я сама чувствую по этому поводу. Все происходящее напоминает странный сон, из которого мне никак не удается сбежать, чтобы вернуться к привычной жизни.
Преподаватель объявляется ближе к середине занятия и, поблагодарив нас за терпение и понимание, начинает занятие. Немного расслабившись, я даже умудряюсь записать добрую половину его лекции, но потом меня отвлекает всплывшее на экране телефона сообщение от отца.
Папа: Что у вас там происходит? Мне только что звонила Анфиса и сказала, что тебя похитили.
Эми: Я на учебе, потом тренировка. Сможешь заехать и проверить ее?
Папа: Да, я уже отпросился с работы и еду к ней.
Эми: Спасибо. Напиши, как она.
Папа: Нам нужно серьезно поговорить, Эми, потому что дальше так продолжаться просто не может.
Эми: Еще позавчера с ней все было нормально, пап.
Папа: С ней уже давно ничего не нормально, и ты это знаешь.
Эми: До вчерашнего дня она была в НОРМЕ, с которой мы научились жить.
Папа: Я почти подъехал. Увидимся вечером.
Эми: Напиши, в порядке ли она.
Непроизвольно сложив ладони в молитвенном жесте, я пытаюсь справиться с нарастающей в груди паникой, участившимся дыханием и выступившими слезами. Больно прикусив дрожащую нижнюю губу, едва не вскрикиваю от злости на саму себя. Нельзя было оставлять маму в таком состоянии, и чем только я думала, уходя на учебу? Вдруг это та самая роковая ошибка, которая все уничтожит?
Я в столовую, тебе что-то нужно? спрашивает поднявшаяся с места Летта.
Осознав, что первая из двух пар по дизайн-разработке подошла к концу, я растерянно озираюсь по сторонам и обнаруживаю, что почти все уже вышли на перерыв.
Если только воды, отвечаю я.
Ты какая-то бледная. Точно не голодна?
Отрицательно покачав головой, я снова беру в руки телефон, ожидая, что на экране вот-вот появится сообщение от папы.
Ну ладно, скоро вернусь, неуверенно говорит подруга.
Я слышу ее удаляющиеся шаги и как она зовет кого-то с собой в столовую, но мой взгляд прикован к бездушному прямоугольному куску металла и пластика, который должен оповестить меня о состоянии самого родного человека.
Похоже на оригинал, заявляет знакомый низкий голос.
Что? Непонимающе уставившись на Тамаза, я моргаю, совершенно позабыв о застывших на ресницах слезинках.
Твой рисунок лебедя, поясняет он, пристально смотря мне в глаза.
Осознав, что сижу перед раскрытым скетчбуком, я закрываю его и тут же прячу в сумку.
Ты что-то хотел?
Ничего. Его сухие ответы противоречат тому, с каким интересом он рассматривает мое лицо, но, само собой, я делаю вид, что не напряжена из-за его присутствия.
Спасибо за лебедя. Не знаю, зачем ты его сделал, но спасибо. Я стараюсь держаться отстраненно, но вежливо, чтобы не выглядеть еще более странной, чем накануне.
Ты когда-нибудь слышала о теории черного лебедя? спрашивает Тамаз.
Нет, что это?
Так говорят о событии, которого никто не ожидал. Но когда оно случается, то его появление кажется вполне логичным и закономерным.
Ясно, а почему именно черный лебедь?
Потому что до семнадцатого века ученые были уверены, что существуют только белые лебеди, рассказывает он. А когда в Западной Австралии обнаружили черных, то сразу нашли этому объяснение.
Я об этом не знала, признаюсь я, дослушав.
Несмотря на абсурдность этого разговора, он помогает мне отвлечься и ненадолго выдохнуть. У Тамаза бесстрастный и тихий, но в то же время чарующий голос, за которым хочется следовать. Уверена, именно такими интонациями обладают профессиональные гипнотизеры, способные ввести человека в настоящий транс.
Я тебя напугал, когда процитировал то стихотворение, неожиданно замечает он, хотя мы еще вчера покончили с этой ситуацией. Эта фигурка лебедя в качестве извинения.
Я не успеваю ничего ответить, потому что загорается экран телефона, который все это время лежал у меня в руке.
Папа: Пришлось вызвать скорую. Они сделали укол, чтобы ее успокоить.
Эми: Ты же не отвезешь ее назад в тот центр?
Папа: Мы поговорим об этом вечером.
Эми: Ладно.
Когда я поднимаю голову, Тамаз уже собирается уходить, так и не дождавшись моего ответа. Ощутив укол вины за свое предвзятое отношение, решаю окликнуть его и дать что-то взамен. Чтобы и у него сохранился на память символ нашего примирения.
Вот возьми, прошу я, отдавая ему наскоро вырванный из скетчбука рисунок черного лебедя.
Спасибо. Уголки его губ приподнимаются, но это все еще трудно назвать улыбкой.
Я заглядываю в его темно-зеленые глаза, несмотря на страх пораниться о его металлический режущий взгляд.
Почему ты рассказал мне об этой теории?