Когда половина гамбургера была съедена, Грейс снова перевела взгляд на деньги, сделала глубокий вдох и начала сортировать пачки по стопкам сотенные, пятидесятидолларовые и двадцатидолларовые. Только несколько пачек состояли из пятидесятидолларовых купюр, в два раза больше было пачек двадцаток, но остальные пачки были из сотенных.
Она пересчитала купюры в одной из пачек двадцаток, затем в пачке сотенных. В каждой пачке по сто банкнот. Она указывала на каждую стопку:
Две штуки. Пять штук. Десять штук.
В каждой? спросила миссис Торелли, явно ошеломленная.
Грейс кивнула и посмотрела на пачку сотенных, все еще зажатую в ее руке. Она проверила ее вес точно больше нескольких унций. Десять штук, подумала она. Уход за ребенком в течение года, новая машина, аренда на полгода. Просто невероятно, что столь малое может стоить так дорого.
Откинувшись назад, она принялась за картофель фри, потягивая коктейль.
Уверена, что не хочешь немного? спросила она миссис Торелли, отчасти наслаждаясь ее страданиями. Грейс никогда не понимала диет. Ее бабушка всегда говорила, что первые три буквы в слове «diet» это предупреждение, и Грейс была с ней полностью согласна. Ее бабушка не была и пяти футов ростом, а умерла весом 180 фунтов, и будь она еще жива, сказала бы, что любит каждую свою унцию, дарованную ей южной кулинарией, которая сделала Паулу Дин знаменитой.
Прикончив картофель фри, Грейс подсчитала количество пачек в каждой стопке, а потом пересчитала снова, прежде чем издать долгий, медленный свист.
Ну? спросила миссис Торелли.
15
ХЭДЛИ
Хэдли услышала число, но не осознала его. Она повторила про себя: Один миллион восемьсот семьдесят две тысячи. Попыталась представить это в уме: единица, запятая, три цифры, еще одна запятая, еще три цифры[3]. Округлила: одна целая, девять десятых миллиона. Потом покачала головой.
Этого не может быть.
Не может быть. У них с Фрэнком все было хорошо, но таких денег не было. Она подумала о муже о стрессе, который он испытывал, о ночных телефонных звонках, о его экстравагантных тратах за последние пару лет, а потом отбросила эти мысли прочь, чувствуя, как в животе зарождается дурное предчувствие.
Хэдли бросила взгляд на дверь, которая соединяла ее комнату с детской. Она проверила детей, когда приехала обратно. В какой-то момент Скиппер забрался к Мэтти, и они свернулись калачиком, как пара котят. Мэтти, вероятно, даже не подозревала об этом, полагая, что теплое тело рядом с ней это Принц Чарльз.
Миллион долларов. Слезы навернулись на глаза, когда она подумала о том, что это значило. Она посмотрела на Грейс, прихлебывающую коктейль, и ей захотелось расцеловать ее, чмокнуть в лоб или в щеку. Ей хотелось кричать, орать, подбрасывать деньги в воздух и танцевать джигу по комнате.
Но ее голос задрожал, когда она сказала:
Спасибо.
Грейс подняла глаза, а затем быстро отвела взгляд, ее лицо порозовело. Она поставила коктейль и начала делить стопку двадцаток одну для Хэдли, одну для себя, одну для Хэдли, одну для себя Хэдли спустила ногу с кровати и подтянула к себе пачки сотенных.
Считая деньги, она раздумывала над тем, как они выглядели. Почти два миллиона долларов, и они едва ли занимали четверть кровати. Кто-то работает всю жизнь, чтобы заработать столько денег; как бы они были разочарованы, увидев, насколько ничтожен в итоге результат их усилий.
Когда они закончили, Грейс начала складывать свою долю обратно в сумку, но тут ребенок зашевелился. Сначала он зевнул, потом повернул голову и начал делать сосательные движения ртом.
Грейс замерла рядом с Хэдли, ее тело напряглось, будто ее оглушили электрошокером. Руки вытянулись вперед, в каждой была зажата пачка денег.
Малыш тихонько всплакнул, и Хэдли заметила, как Грейс зажмурила глаза, сделав глубокий вдох, словно готовясь к битве, потом резко открыла их. Она бросила деньги на кровать, слезла с нее, чтобы расстегнуть ремни автомобильного сиденья. Грейс подняла его на руки, когда он начал плакать, крепко прижала к себе и принялась покачивать вверх-вниз. Он заплакал еще сильнее.
Может быть, он голодный? предположила Хэдли.
Грейс метнула в нее острый взгляд, и Хэдли решила не высказывать предположение о том, что ему, возможно, нужно сменить подгузник.
Пронзительный вой сотряс воздух, за ним последовал еще один, еще и еще, пока ребенок не начал кричать во всю силу своих маленьких легких, а Хэдли не пробрало, когда его вопли достигли леденящего кровь уровня децибел, словно умоляя принять меры и сделать все, чтобы остановить этот кошмар.
Так, начала Хэдли, дай его мне, пока будешь готовить бутылку со смесью. Она протянула руки.
Грейс покачала головой. Она была явно переполнена страданием, почти такими же сильными, как у ее сына. Ее покачивания теперь стали почти безумными, она буквально подпрыгивала, отчего и ребенок скакал вверх и вниз.
Грейс, твердо сказала Хэдли, поднимаясь на ноги. Боль пронзила ее лодыжку, когда к ней прилила кровь. Давай я возьму его.
Грейс моргнула, как будто только что вспомнила, что Хэдли тоже здесь, и ее голова снова затряслась, но строгий взгляд Хэдли остановил ее.
Грейс, давай его мне и иди приготовь бутылку.
Ребенок завыл громче, и ноздри Грейс раздулись. Она практически бросила его в объятия Хэдли, лихорадочно зарылась в продуктовой сумке, чтобы достать бутылочку и смесь, и помчалась в ванную.
Хэдли перекинула ребенка через плечо, так что его живот прижался к округлой выпуклости ее мышц поза, которую особенно любил Скиппер, и опустилась обратно на стул, осторожно покачивая его взад-вперед.
Тссс, успокаивала она его, похлопывая по спине.
Он начал грызть свой маленький кулачок, и его плач смягчился до хныканья.
Вот и все. Все в порядке. Твоя бутылочка уже на подходе.
Она тихонько напевала, ничего конкретного, просто нежные звуки, чтобы дать ему понять, что она рядом, и он затих. Он был крепким, упитанным и сильным. Его пухлые ноги уперлись ей в грудь, а второй рукой он дергал ее за волосы. Она зарылась носом в сладкие изгибы его шеи, его запах вернул ее к тому времени, когда Мэтти и Скиппер были младенцами, к тому чудесному времени, когда они нуждались в ней так сильно, будто были ее частью.
Грейс выбежала из ванной, вся взмыленная. Она сперва сунула бутылку Хэдли, а потом снова притянула к себе.
Как ты это сделала? воскликнула она, глядя на ребенка, который теперь мирно дремал на плече Хэдли.
Что?
Заставила его перестать плакать?
Хэдли улыбнулась. Она всегда умела обращаться с детьми.
Почему бы тебе не отдохнуть? Он со мной. Только оставь бутылочку.
Грейс затрясла головой. Хэдли закатила глаза.
Брось. Ты устала. Ты помогла мне, а теперь я помогаю тебе. Если не доверяешь мне, спи с деньгами. Но ты измотана, и он тоже. Сейчас нет дел, которых нельзя было бы сделать утром.
Именно это сказала бы ее мама, и ей понравилось, как это прозвучало из ее уст.
Ты очень властная, заметила Грейс.
А ты заноза в моей заднице.
Грейс долго смотрела на нее, пытаясь уловить ложь. Наконец, не найдя доказательств, она выдохнула:
Хорошо, но разбуди меня, если он снова проснется.
Иди спать.
Грейс легла на кровать, недоверие все еще мелькало в ее глазах, пока она боролась со сном, но в конце концов усталость настигла ее, и она погрузилась в глубокий спокойный сон.
Хэдли посмотрела на полосатый мешок рядом с ней, в котором была половина денег Грейс, и снова подумала о Мэтти и Скиппере в соседней комнате, о прошлом, о будущем и о том, что ей нужно делать.
16
МАРК
Старший специальный агент Марк Уилкс проснулся от шума, который, как ему казалось, прозвучал прямо у него в голове. Он сощурился от яркого света, проникающего сквозь жалюзи, а затем бросил взгляд на часы рядом с собой: 7:32.
Сейчас суббота? Точно. Вчера вечером была пятница. Песня «Yankee Doodle» с весеннего концерта Шелли все еще звучала в его голове. Его шестилетняя дочь была на концерте сначала подсолнухом, потом бурундуком и в финале, наконец, самой собой.
Он почти улыбнулся, но вибрация все еще слышалась где-то справа от него, поэтому он нащупал складной стул, служивший ему тумбочкой, и нашел телефон. Корешок билета с концерта упал на пол вместе с пустой упаковкой от тако, оставшейся после ужина. Наконец он поднес телефон к уху и что-то пробормотал.
Босс, бросил Кевин Фитцпатрик вместо приветствия.
Фитц.
У нас проблема.
У Марка во рту стоял неприятный привкус, поэтому он приподнялся на локте и сделал глоток из полупустой банки пива, сидя на складном стуле, ожидая продолжения.
Фитц был помощником Марка по делу Торелли, делу о рэкете, которое Марк координировал в течение года. Фрэнк Торелли мелкий мошенник, занимающийся азартными играми и торговлей наркотиками под прикрытием своего парковочного бизнеса в округе Ориндж, штат Калифорния. Это должно было быть делом местного масштаба, которым занималось бы местное отделение в Лос-Анджелесе, но поскольку у Торелли есть двоюродный брат, ведущий аналогичный нелегальный бизнес в Чикаго, это дело подпадало под несколько юрисдикций, и, поскольку в нем участвовали несколько ведомств ФБР, УБН и местные правоохранительные органы, Марку поручили координировать работу всей группы.
Дело было не сложным и должно было быть закрыто несколько месяцев назад, но они попали в затруднительное положение, когда меченые купюры, которые они пустили в оборот, так и не появились на банковском счету Торелли. Ничего особенного: это просто означало, что Торелли прятал деньги не в банке.
Марк установил камеры наблюдения над офисом Торелли и его гаражами, и теперь они просто ждали ордера на обыск. Как только он будет у них, команда отправится туда и найдет деньги, а Торелли, его брат и кузен будут отправлены на длительное заключение в местную федеральную тюрьму.
Марк потер переносицу, когда Фитц добавил:
Записи со вчерашнего вечера Он заколебался, бормоча «Эмм», затем промычал что-то и остановился.
Фитц хороший парень, умный и трудолюбивый, и Марк искренне любил его. Но он мечтал стать когда-нибудь полевым агентом, на что у Марка имелись свои сомнения. Парень имел отличный аналитический склад ума и хорошую интуицию, но работа вне офиса означает принятие решений о жизни и смерти и, что более важно, способность жить с последствиями этого выбора. Тут не место сомнениям, а у Фитца все, что он говорил, казалось, вызывало сомнения.
Фитц? протянул Марк, пытаясь скрыть свое раздражение. Туман похмелья окутал голову, в висках стучал пульс, и он прижал ко лбу пальцы, сожалея о том, что прошлой ночью после концерта перебрал с алкоголем.
Может быть, сам посмотришь? предложил Фитц.
Марк хмыкнул и повесил трубку, а после минуту сидел на месте, уставившись на вентилятор, который крутился взад-вперед у окна. Даже в семь утра удушающая жара, обрушившаяся на столицу на этой неделе, снова напомнила ему о том, как сильно он скучает по Бостону.
Наконец, он встал с кровати и прошаркал в ванную. Его левое плечо и правое колено заныли плечо из-за футбольного прошлого, а колено из-за осколков гранаты, взорвавшейся слишком близко к «Хаммеру» его отряда во время службы в Ираке.
На ходу он включил все лампы и телевизор в маленькой квартире. Телевизор был просто для фонового шума, чтобы в квартире было не так тихо и чтобы немного меньше скучать по детям. По пути он оглядел пустое пространство и, как и всегда в течение последних двух месяцев, напомнил себе, что ему нужно купить хотя бы какую-нибудь мебель. Однажды дети захотят приехать, а у него даже негде толком их принять.
Бреясь, он думал о Шелли и ее выступлении. Она сидела прямо в середине первого ряда, ее вьющиеся светлые волосы были завязаны большим белым бантом. Она сказала ему, что ее посадили в центр, потому что она пела с «очень большим энтузиазмом». Так и было. Высоко подняв голову и расправив плечи, она с удовольствием тянула песню: «Янки-дурачок отправился в город верхом на пони»
Он ополоснул лицо и достал полотенце из коробки, на которой Марсия своим четким почерком аккуратно надписала «Банные принадлежности». «Вставил перышко в свою шляпу и назвал это макарун»
Стэн, страховой агент, был там, на концерте. Он, Марсия и Бен, девятилетний сын Марка, сидели через два ряда от него. Прекрасная маленькая семья, наслаждающаяся представлением.
Марк опоздал на несколько минут. Наверное, это неплохо, ведь если бы он пришел вовремя, то мог бы устроить сцену, послать страхового агента Стэна к черту и сказать, что это он должен сидеть на два ряда дальше один. Что это его семья и что Бен его сын и поэтому Марк должен сидеть рядом с ним.
Но выбраться из центра города было непросто, поэтому Марк опоздал и, взбешенный, занял свое место на два ряда позади них, его глаза метали молнии прямо в затылок седовласого, слегка лысеющего страхового агента Стэна.
Ледяная вода обжигала.
«Янки-дурачок, так держать! Янки-дурачок, денди»
Шелли посмотрела в зрительный зал, увидела Марка и на мгновение перестала петь, возбужденно замахав рукой. И тогда он увидел это: пустоту в том месте, где раньше у нее были два передних зуба.
Он ударил кулаком по плитке, его плечо протестующе заныло.
Черт бы ее побрал! Черт бы ее побрал! Черт бы ее побрал! Черт бы ее побрал!
Если бы Марсия позвонила ему и сказала, что у Шелли выпали зубы, он бы рассказал ей, что нужно сделать, где хранятся золотые доллары, купленные специально для Зубной феи. Он бы рассказал ей о серебистом фломастере в своем столе и объяснил, что ей нужно оставить рифмованную записку вместе с монетой, а почерк должен быть закручен так, как будто ее написала фея.
Но его бывшая жена не позвонила ему, чтобы сообщить, что их дочь потеряла свой первый зуб. Или второй. Наверное, это даже не пришло ей в голову. В эти дни Марсия была занята, вела свой бизнес и «воспитывала двоих детей одна», как она любила говорить. У нее не было времени информировать своего бывшего мужа о таких незначительных мелочах, как выпадение зубов у их шестилетней дочери.
Он и Зубная Фея, и Санта-Клаус, и Пасхальный Кролик, и Святой Патрик в одном лице. Он должен быть там, быть частью всего этого.
Выйдя из душа, он обмотал полотенце вокруг талии и вернулся в гостиную. Одним глотком он допил остатки несвежего пива и с тяжелым вздохом открыл ноутбук. Фитц прислал четыре видео, по два с каждой из камер наблюдения рядом с офисом Торелли. Сначала он просмотрел те, что были сняты с камеры у входа, затем те, что с парковки, потом еще раз.
Он позвонил Фитцу.
Что за черт?
И я о том же.
17
ГРЕЙС
Грейс мечтала о еде. О хлебе, теплом, из печи: корочка лопается в ее руках, обнажая его мягкие, истекающие паром внутренности. О варенье, мёде и масле, которые так и ждут, чтобы их намазали большими пластами. О винограде и яблоке. О черничных кексах в корзине. А рядом стоит тарелка с толстыми вафлями. Она представляла, как держит разломанный батон, чувствуя пальцами его тепло, как тянется к ножу Ее рот наполнился слюной, когда нос уловил запах дрожжей
Она моргнула, а рот продолжил истекать слюной. Потолок над ней был гладким, в отличие от потолка в ее спальне, и на одну драгоценную секунду ей показалось, что она находится в своей старой квартире, в которую они с Джимми переехали, когда только поженились: свет лился через окно, как и тогда по утрам. Она любила ту спальню и ту кровать, то, как золотой свет будил их каждый день. Такой обнадеживающий способ встретить новый день!