К Машке-убийце, что ли? оживился мужик. Знаю!
Он хлопнул вожжами по широкой лошадиной спине.
Пошла, родимая!
Лошадь неторопливо тронула тележку.
Сытин с досадой сплюнул на деревянную мостовую. За пазухой у него что-то громко звякнуло. Сытин сунул руку под кафтан и вытащил зеркальце в тонкой серебряной раме. Провёл пальцем по стеклу и сказал:
Да, Михей? Ты уже в городе?
Зеркальце неразборчиво забулькало в ответ.
Красава! сказал Сытин. Грибов Никите Ильичу привёз? Ну, как отдашь дуй в Плотницкий конец, третий дом от ручья. Там встретимся. Всё, давай!
Он снова провёл пальцем по стеклу и убрал зеркальце за пазуху. Потом хлопнул мужика по спине.
Давай-ка побыстрее! Хрен ли ты, как на похоронах плетёшься?
А куда торопиться? возразил мужик. Машка, один хрен, в тюрьме. А избу её сожгут сегодня, если уже не сожгли. Эх, детишек жалко.
Это с какого хера сожгут? Жалко ему! Гони быстрее, жалостливый! заорал Сытин и врезал мужику по спине кулаком.
Тележка неслась, бренча и подпрыгивая на бревенчатой мостовой. Потом повернула так круто, что мы чуть не вывалились на хер! Я навалился на край, и бешено крутившееся колесо чиркнуло ободом по моей щеке, содрав кожу.
Тормози, блядь! бешено заорал Сытин.
Мужик изо всех сил натянул вожжи, пытаясь остановить разгорячённую лошадь.
Тпр-ру! Тпр-ру! Да стой ты, зар-раза! хрипел он.
Лошадь ржала и вскидывала передние ноги, молотя в воздухе копытами.
Падлы, бля! крикнул Сытин и выскочил из тележки. Я выпрыгнул вслед за ним.
Глава 6: Шпионы и призраки
Двое крепких мужиков тащили из избы на крыльцо огромный деревянный шкаф. Пыхтели, матерились и спотыкались, но упорно спускали по ступенькам здоровенную тяжёлую громадину. Шкаф угрожающе раскачивался.
Ещё один, закусив губу, хозяйственно выковыривал топором оконную раму. От рамы с треском откалывались жёлтые щепки, стёкла тонко звенели.
Во дворе стояла телега, доверху нагруженная разным барахлом посудой, подушками, одеждой.
На траве возле телеги, раскинув руки, лежал парнишка лет тринадцати. Его лицо было в крови. К нему прижались две девчонки. Они выли в голос, обхватив брата ручонками. Мужики не обращали на них внимания.
Ну, суки!
Сытин на бегу выдернул из ножен шпагу. Мужик с топором, замахиваясь, бросился ему наперерез. Сытин уклонился и плашмя огрел мужика клинком по башке.
Я сбоку запрыгнул на крыльцо и от души врезал тому, что постарше, по почкам. Он охнул, выпустил шкаф из рук и схватился за бок. Шкаф качнулся и грохнулся прямо на его приятеля, повалив того на землю.
Бинго, блядь!
Не теряя времени, я добавил уроду коленом по яйцам. Он скорчился, а я от души пнул пяткой в волосатое ухо. Готов!
Мужик с топором всё ещё наскакивал на Сытина. Сытин, вытянув руку со шпагой, держал его на расстоянии, норовя рубануть по рукам и плечам. Треуголка слетела с него и валялась на земле.
Какого хера ты с ним возишься? Ткни в живот, и всё!
Живым хочет взять, понял я.
Окно распахнулось, из него высунулась бабья голова и заверещала на всю улицу:
Убива-а-а-ают!
Затем баба метко швырнула в голову Сытина глиняный горшок.
Сытин успел уклониться, но шпага в его руке дрогнула. Мужик с топором бросился вперёд и горлом напоролся на остриё. Глаза его выкатились. Из-под бороды на рубаху потекла тёмная струйка. Мужик выронил топор, засипел и осел на траву.
Сеня-а-а-а! визжала баба.
Я опрокинул шкаф на второго «грузчика», который не вовремя зашевелился и куда-то пополз. Край тяжёлой полки херакнул мужика прямо по затылку.
Бля!
От ворот к нам бежали Степан с Марьей.
Марья упала на колени возле детей и принялась тормошить сына. Девчонки с рёвом повисли на матери.
Сытин тоже подбежал к ним.
Живой? он наклонился к парню. Ну, слава богам! Степан! Вяжи этих!
Палач быстро скрутил обоих «грузчиков». Тот, на которого грохнулся шкаф, мотал башкой, пытаясь прийти в себя. Второй двумя руками держался за яйца. Увидев палача, они здорово перетрухали.
До кучи Степан примотал к ним и скандальную бабу, которую выволок из избы за шкирку. Баба визжала, извивалась и норовила укусить Степана за руку. Только когда Степан подтащил к ним труп её мужа, баба успокоилась и негромко завыла:
Детки, детки мои с кем останутся?
Немой! крикнул Сытин. Помоги занести парня в дом!
Он подхватил паренька под мышки. Я взялся за ноги. Вдвоём мы подняли его на крыльцо и внесли внутрь. Марья с девчонками шла за нами. Положить парня было некуда грабители вынесли всё подчистую, даже лавки. На полу валялась битая посуда, тряпьё и сломанная деревянная лошадка с одним колесом. Увидев разгром, Марья охнула и схватилась за сердце.
Кладём на пол! скомандовал Сытин. Огляделся и добавил:
Вот суки! У своих же тащат!
Он высунулся в окно и крикнул:
Степан, покарауль их пока!
Ты знаешь этих мужиков? спросил Сытин у Марьи.
Родня мужа, глухо ответила Марья. Его отец и братья.
Понятно. Баба, значит жена одного из братьев?
Да. Семёна, которого ты заколол.
Ну, что я тебе могу сказать, Марья. Охрененную родню ты себе нашла. Есть куда уехать?
К своим, в деревню если только. В Лопухинку.
Ох, бля! Как не вовремя всё! Сытин взялся за подбородок.
В избу, небрежно стукнув кулаком по двери, вошёл бритый наголо здоровяк с детской улыбкой на круглом щетинистом лице. Он был одет в чёрный кафтан нараспашку, чёрные кожаные штаны и высокие сапоги.
Бля, все в обуви, как люди, один я босиком! Голодранец ты, Немой!
Опоздал я, Василий Михалыч? виновато улыбаясь, спросил здоровяк у Сытина.
Михей! просиял Сытин. Не опоздал, наоборот! У тебя лошадь свежая?
Да, сменил на княжеской конюшне, ответил Михей.
Проводишь бабу с детьми в Лопухинку к родне? Тут недалеко.
Мне бы помыться, Василий Михалыч! Сестра баню натопила.
Утром вернёшься и парься, сколько угодно! День отдыха тебе дам.
Ладно, вздохнул Михей. Долго им собираться?
Да они собраны уже, ответил Сытин. Телегу во дворе видел? Сейчас мы с парнем переговорим, и поедете. Как там сын, Марья?
Пока Сытин разговаривал с Михеем, Марья сбегала к колодцу, намочила тряпку и сейчас оттирала кровь с лица сына.
Ничего, живой, ответила она.
Парня звали Ильюхой. Сытин быстро расспросил его о поездках с отцом в Комариную чащу. Тот подробно рассказал, какой дорогой они добирались, где искали деревья с пчелиными дуплами.
Ты что-нибудь необычное замечал хоть раз? спросил его Сытин.
Но ничего необычного парень не видел. Лес, как лес. Пчёлы, как пчёлы.
Мёд, как мёд, передразнил его Сытин. Ладно, Ильюха! Молодец, что за отцовский дом вступился, не струсил. Марья! Князь у тебя покупает дом. Вот, держи!
Сытин протянул женщине две золотые монеты.
Лошадь и телега тоже теперь ваши. Тем более что в телегу ваше барахло погружено. Поезжайте сейчас в Лопухинку, утра не ждите. Михей вас проводит. С ним ничего не бойтесь. Идём, Немой!
Мы с Сытиным вышли на улицу. Пленники так и сидели на траве возле бревенчатой стены дома. Рядом, настежь распахнув щербатый рот, лежал труп убитого Сытиным мужика. Баба уже перестала выть и только вытирала слёзы кулаком. Над ними, подперев могучим плечом стену, возвышался Степан.
Ну что, хозяйственные вы мои! Не понравилось вам, значит, что чужое добро без присмотра лежит? спросил у них Сытин.
Какое же оно чужое? с ненавистью спросил Сытина мужик постарше. Это моего сына добро! Машка, стерва, отравила его! Я до князя дойду!
Дойдёшь, непременно, зло засмеялся Сытин. Деньги за дом принесёшь. Две золотые монеты, и пять серебряных. И только попробуй за неделю не отдать.
На кой хрен мне этот дом? заорал мужик.
А я откуда знаю? равнодушно пожал плечами Сытин. Хочешь сожги, а хочешь музей устрой.
Мы поглядели, как гружёная телега выезжает со двора. Рядом с ней верхом ехал Михей. Он что-то весело рассказывал Ильюхе. Пацан уже улыбался, одной рукой держась за побитую щёку, а в другой сжимая вожжи.
Слушай, Немой, спросил Сытин, и на кой хер мы с тобой в такую даль пёрлись, на ночь глядя? Ведь не узнали же ничего.
***
Я проснулся в настоящей кровати. За приоткрытым окном на разные лады верещала какая-то скандальная птица. Похоже, она воображала себя не в рот ипенной певицей. А может, ей просто наступили на хвост.
Я сел, спустил ноги на пол и потянулся. Охрененно-то как!
Птица испугалась, громко вякнула напоследок и улетела. Закачалась опустевшая ветка яблони. Я почувствовал, что улыбаюсь до ушей.
Потом я увидел, что на стуле лежит чистая одежда и заулыбался ещё больше. Вскочил с кровати и мигом натянул на себя штаны и рубаху. А это что? Охренеть! Сапоги!
Мягкие кожаные сапоги были на пару размеров великоваты. Но я разорвал свою старую рубаху и намотал на ноги портянки.
Зашибись, бля! Как же я по обуви соскучился!
Я притопнул каблуками. Да, таким сапогом в башку зарядишь мало не покажется!
Ну что, Немой? Жизнь-то налаживается, а?
Я распахнул окно.
Двухэтажный кирпичный дом Сытина со всех сторон окружал небольшой двор. Позади дома двор был засажен яблонями и смородиной. Со стороны фасада это я запомнил вчера был только газон. Через него от ворот до входной двери вела мощёная камнем дорожка.
Окно моей комнаты выходило на заднюю сторону фасада. Сквозь густые яблоневые ветки я увидел выкрашенный белой краской дощатый забор, а за ним вымощенную брёвнами улицу. Вдоль улицы были разбросаны двухэтажные дома бревенчатые и кирпичные.
На другой стороне улицы стоял человек. Он внимательно смотрел на окна Сытинского дома. Встретившись со мной взглядом, человек отвёл глаза и торопливо пошёл по улице. Выглядело это так, словно он случайно остановился напротив дома.
Ага, так я и поверил! Хер тебе по всей морде!
Я высунул башку в окно и постарался, как следует, разглядеть этого грёбаного шпиона. Но запомнил только черную жилетку, надетую поверх серой рубахи и смешную войлочную шапку на голове.
Я закрыл окно и вышел из комнаты. Стукнул в дверь комнаты Сытина, но никто не отозвался. Я поднажал дверь была заперта. Где его черти носят с утра пораньше?
Я пожал плечами и по деревянной лестнице спустился вниз. Насколько я смог запомнить, внизу были столовая и кухня. А кухня это такое место, где можно найти что-нибудь пожрать.
Посреди столовой стоял здоровенный внушающий стол, покрытый серой льняной скатертью. На скатерти лежала записка.
«Ушёл в библиотеку. Вернусь к обеду. Захочешь пожрать спроси у бабули».
Я оглянулся, но никакой бабули не обнаружил. Зато через окно увидел во дворе турник и деревянные брусья.
Ага!
Что, Немой, проверим на что ты годишься?
Я толкнул тяжёлую входную дверь и выбежал во двор. Первым делом повис на перекладине. Раз, два, три
Я смог подтянуться только пять раз. Сколько ни дёргался, раскачиваясь и колотя ногами больше не получилось. Да, слабовато!
Соскочил на землю, принял упор лёжа и начал отжиматься. На четвёртом десятке руки задрожали. Я через силу толкнулся ещё два раза и упал грудью на сырую холодную траву.
Да уж, бля! На брусьях мне пока делать нечего. Тут, минимум, полгода себя в форму приводить. Хорошо, хоть тело мне досталось тощее и жилистое. Херня, прорвёмся!
Что-то дохловат ты, как я погляжу! Плохо жрал, что ли? насмешливо сказал надо мной чей-то голос. Он напоминал голос Сытина, но звучал старше, в нём слышались дребезжащие нотки.
Я вскочил с травы и оглянулся. Рядом никого не было.
Э, что за херня?!
Над самым ухом раздался довольный кудахтающий смех.
Перепугался, милок? Эвон, как ты башкой-то крутишь!
Я быстро отпрыгнул в сторону и резко выбросил кулак в воздух.
Смех стал громче.
Скачешь, чисто как обезьяна! Я в Индии на этих обезьян насмотрелся в молодости. Слушай, а ты ногами драться умеешь?
Я выбросил ногу вперёд, целясь в направлении голоса, и чуть не шлёпнулся на траву.
Ничего так, одобрительно сказал голос, смещаясь влево. Техника слабовата, но это мы поправим. Я Ваську сколько раз пытался научить ни фига не вышло. Тут показывать надо, словами не объяснишь. А как я покажу?
Голос всё время двигался вокруг меня, стараясь зайти за спину. Я, сжав кулаки, поворачивался вслед за ним.
Да что это за херня-то такая, бля?!
В какой-то момент я увидел лёгкое движение воздуха и ткнул туда кулаком. Но опять ничего не почувствовал.
Ты чего переполошился-то? спросил голос. Васька тебе ничего не сказал, что ли?
Ни хрена он мне не сказал, ваш Васька! Опять пошутить решил!
Прадед я его, Михаил Василич, сказал голос и замолчал.
Прадед? Охереть!
Ну, и что мне теперь делать?
Ты чего молчишь? Охренел? строго спросил голос.
Угадал прадед!
Тебя-то как зовут? Или вежливости не учили в детстве?
Ну, вот, начинается!
Я повернулся лицом к голосу и замычал, показывая руками на рот.
Немой, что ли? А Васька нас не предупредил, стервец! Ну, я ему устрою, как вернётся!
Вас? То есть, этот прадед тут ещё и не один?
Я вспомнил, что в записке говорилось про какую-то бабулю.
Ладно, Немой, не грусти! сказал прадед. Я баньку натопил. Любишь в бане париться?
Да хер его знает, если честно!
Но на всякий случай я закивал.
Ну, вот, одобрительно сказал прадед. Давай, двигай за дом. Баня там.
За углом дома, и правда, стояла низенькая баня с высокой трубой. Дверь приглашающе открылась.
Давай, раздевайся! Я тебя попарю, сказал голос. И добавил с грустью:
Сам-то я жара не чувствую.
Я стащил сапоги, скинул одежду и сложил её на лавке. Помедлил и нырнул в маленькое, жарко натопленное помещение.
Ух и жарища!
Лезь на полок! Сейчас пару поддам!
Я увидел, как деревянный ковшик взмыл в воздух и нырнул в таз с горячей водой, в которой запаривался веник. А затем вода из ковшика сама собой выплеснулась на раскалённые камни.
Баню заволокло душистым паром. Накатила такая волна жара, что я чуть не спрыгнул с полка!
В клубах пара я увидел переливающуюся прозрачную фигуру. Она взяла из таза мокрый берёзовый веник и встряхнула. Во все стороны полетели горячие брызги.
Ложись, парить буду!
Веник легко прошёлся над моей спиной, захлопал по лопаткам и пояснице. Потом начал хлестать всё сильнее и сильнее, обдавая жаром! Спина зудела и ныла. Горячий сухой пар обжигал кожу.
Я не выдержал, вскочил. Выхватил у призрака веник и начал хлестаться сам, оставляя на коже красные полосы!
Ух, хорошо!
Ковшик зачерпнул из бочки, подлетел ко мне и от души плеснул холодной водой на разгорячённое тело.
А-а-а, бля! Красота!
Мыча от удовольствия, я вылетел в предбанник.
Одевайся, и бегом в дом! сказал голос. Бабка блинов напекла, нюхом чую.
Я взбежал на высокое крыльцо и пошёл в столовую
Сапоги сними! строго сказал в спину голос. У бабки в доме чисто!
Я с сожалением стянул сапоги. Так не хотелось с ними расставаться, хоть плачь!
Миша, ты совсем парня замучил! раздался из кухни женский голос. У меня блины стынут!
Мы в бане парились, Дуня! поспешно откликнулся Михаил Василич. Надо было Немого отмыть, как следует.
Не выпивали там? с подозрением спросила женщина. Смотри у меня! И что это ты его немым дразнишь?
Так он немой и есть, Дуня! Не говорит парень совсем!
Ох, ты! Ну, ничего! Больше блинов съест, раз болтать не может.
Из кухни по воздуху выплыла деревянная тарелка с горкой дымящихся блинов. Рядом летела миска, полная густой сметаны, в которой стояла деревянная ложка.
Кушай, внучек! ласково сказала тарелка, становясь на стол. Меня бабой Дуней зовут. А можно просто бабушкой.
Я вежливо замычал, глядя на тарелку.
А меня Михаил Василич! строго сказал прадед. Понял? Не вздумай дедом Мишей звать! Даже мысленно! Я услышу!
Миша, хватит мальчика пугать! Дай ему поесть спокойно! вступилась за меня баба Дуня.
Я ухватил с тарелки поджаристый блин и глубоко макнул его в сметану. За ним второй и третий. Через минуту тарелка опустела. Я виновато покосился в ту сторону, где по моим расчётам стояла баба Дуня.